История №921079

Традиционно история у меня опять будет длинная, кого это напрягает - просто пролистайте.
Истории бывают смешные, грустные, поучительные… Эта точно не смешная…
07.12.1988 года. в результате мощнейшего землетрясения был полностью разрушен город Спитак, очень сильно пострадал крупный город Ленинакан с более чем 200-тысячным населением, а также множество деревень и поселков, попавших в эту зону. Я не ставлю перед собой задачу в этой истории охватить все произошедшее, будет только несколько «картинок», не очень связанных между собой по времени и местоположению. От меня как участника тех событий после землетрясения, и видевшего только свой маленький кусочек произошедшей чудовищной трагедии.
По официальным данным только погибших оказалось около 25 тыс. человек, хотя по моим тогдашним ощущениям жертв было намного больше. 10 баллов по шкале Рихтера, толчки в течении 30 секунд такой силы, что не только разрушали здания, но и переворачивали автомобили, и даже сбивали людей с ног.
7 декабря наш полк находился в Баку, массовых беспорядков накануне удалось избежать и занимались мы обычным патрулированием улиц командами по 5-6 человек. Вдруг на улицах возникло какое-то лихорадочное возбуждение, стали собираться группы азербайджанцев, в одной несколько женщин танцевали и пели. Слышались выкрики типа: «Аллах армян наказал…». К нам недоумевающим подошел один интеллигентного вида азербайджанец лет пятидесяти (в шляпе и с портфелем), рассказал про землетрясение и закончил со словами:
- Вот видите, как Аллах армянам отомстил… – что-то в этом было. Что творили армянские националисты, при полном попустительстве милиции и местных партийных органов, а иногда и с ними во главе, в том же Спитакском районе - в голове советского человека не очень-то укладывалось. Но был потом Сумгаит, где уже азербайджанские бандиты грабили, насиловали женщин, убивали, жгли, невзирая на пол и возраст местных армян, о чем я весьма эмоционально поведал этому азербайджанцу, так как сам был свидетелем последствий тех событий.
- По вашей логике теперь и азербайджанцев должен бог наказать, после Сумгаита то… – я приготовился к диспуту, за спиной два курса института (кличка «Студент»), язык подвешен, два семестра истории КПСС и два семестра философии не прошли даром, но дядька, как-то быстро сдулся и ушел. Много я тогда наслушался версий происходившей обоюдной резни и от армян, и от азербайджанцев, и у всех в своей интерпретации, но так как сам был свидетелем во многих случаях, веры не было ни тем, ни другим. К чести того и другого народа скажу, что и там и там частенько находились здравомыслящие и нормальные люди, которые, несмотря на грозившую им самим нешуточную опасность, защищали или прятали от погромщиков своих соседей или даже просто незнакомых людей другой национальности. Вот какая подлая закономерность, в результате всех этих национальных движений, местечковых войн, революций и пр. наверх поднимается особо маргинальная «пена», бандиты, насильники, садисты всех мастей и прочая мразь, на слуху и на виду, в большинстве своем, конченные уроды, напялившие личину борцов за правое дело. Мое мнение: Если ты Мужчина, то сражайся, воюй с мужчинами, а если под шумок считаешь возможным грабить-насиловать-жечь-убивать женщин, стариков и детей, то ты просто тварь, какой бы идеологией не прикрывался. И радоваться чужому горю тоже недостойно для нормального Человека. После известных событий в Буденновске с захватом роддома, мой знакомый чеченец (весьма достойный человек), сказал, что ему очень стыдно, что Басаев тоже чеченец, и что в Чечне и особенно в западных СМИ из Басаева делают национального героя Ичкерии и даже сравнивают с легендарным Шамилем. Ага, «герой» – выставил в окна роддома в качестве живого щита беременных баб, и его бандиты стреляли из-за них по федералам, да тот другой Шамиль никогда бы себе такого не позволил, лучше бы умер бы в неравной схватке, как джигит, как мужчина, чем такой несмываемый позор на себя и на свой род.
Что-то меня понесло не в ту степь, вернемся в Баку.
Полк быстренько собрали, посадили в автобусы и повезли в аэропорт, а там уже снимали пассажиров с регулярных рейсов, даже выгружали уже сидевших в самолетах. Прилетели в Ереван, аэропорт Ленинакана по понятным причинам не принимал, там опять на автобусы и двинулись в сторону Ленинакана. На перевалах шел сильный снег, почти полдороги автобусы буксовали в горку и их практически пришлось «нести на руках», так что в Ленинакан прибыли уже под утро. В город заехать не смогли, дороги забиты обломками зданий, света нет, связаться старшие офицеры ни с кем не могут, задачи непонятны, в эфире полный бардак, остановились на каком-то холме, в метрах трехстах от куч мусора из бетона и переплетенной арматуры, бывшими когда-то высотными домами. Командир полка, начальник штаба и еще кто-то из офицеров уехали на уазике сопровождения искать штаб, или может быть работающий телефон. Нас выпустили из автобусов, хоть оправиться и немного размяться. Тусклое, декабрьское морозное утро, ветра нет, немного внизу лежит, то что раньше было городом, а сейчас темное пылевое облако, кое-где прорезаются точки автомобильных фар, тишина природная, но над городом стоит жуткий ор. Воют уцелевшие собаки, слышны отдельные крики и рыдания женщин, плач детей, гортанные истерические выкрики мужчин, все это складывается в такой неприятный, тоскливый звук, что умолкли даже самые записные балагуры. Только тут все и начали понимать масштабы трагедии.
Штык-ножами и ногами разломали какую-то деревянную будку, развели костры, подогрели банки каши с мясом, в нескольких котелках топили снег и пили кипяток, заправленный сгущёнкой. Полк на ногах уже сутки, сапоги после перевалов у всех мокрые, после теплого Баку очень и очень некомфортно. Гражданские водилы автобусов попытались уехать, замполиту пришлось доставать пистолет и даже стрелять в воздух, чтобы их остановить, выгнал всех из-за руля и дал команду командиру автороты посадить водителями своих бойцов, а их всех в один автобус, в заднюю часть, но если типа хотите уйти, то валите пешком, никого не задерживаю. Кто-то скажет: Что ж вы? Надо было идти помогать пострадавшим людям, но это армия и без приказа никаких действий, да и вообще непонятно как помогать? Покемарили в заведенных автобусах, пока через пару часов не приехал комполка, а с ним появился грузовик с армейскими палатками и сухпайком. Были поставлены задачи, наше дело взять под охрану важные объекты, такие, как банки, сберкассы (или то что от них осталось), склады, аэропорт, какой-то секретный завод или НИИ и т.п. Одну роту оставили обустраивать военный городок, остальных стали развозить, разводить по объектам. У командиров взводов размноженные черно-белые карты, ориентироваться в разрушенном городе очень сложно, но как-то справились. Мне довелось попасть на аэродром в составе своего взвода. Там уже военные диспетчера смогли организовать прием самолетов, они шли сплошным потоком, сперва спасатели, воинские части, медики, большей частью тоже военные с мобильными госпиталями, потом пошли грузы, палатки, спальные мешки, генераторы, продукты, в основном консервы. Пришлось организовывать пропускной режим, движение и разгрузку, и это силами одного взвода, и самим поразгружать, и даже отбивать груз у каких-то слишком предприимчивых армян, непонятно как заехавших на территорию аэродрома на нескольких грузовиках. Еще больше суток без сна, вырубались бойцы уже стоя. Сменило нас какое-то десантное подразделение, прилетевшее и сразу развернувшись, взяло под охрану всю территорию аэропорта. Вернувшись в уже обустроенный городок, сразу, не раздеваясь, упали в большой взводной палатке и уснули.
Было потом много различных постов, но особенно запомнилось несколько. Нас приодели, выдали валенки, ватные штаны и черные полушубки, которые мы надевали прямо поверх бушлатов. Ленинакан, хоть и солнечная Армения, но высокогорье, и ночью в декабре температура опускалась бывало до минус 15-20, обычное дело.
Какой-то стадион с футбольным полем. Спасатели выкладывали рядами найденные в завалах трупы, а днем родственники там пытались найти своих родных. Трупы в разных позах, как завалило, так и окоченели, никто их не расправлял, не отмывал от крови и пыли, глаза не закрывал, многие оскаленные, раздетые, у женщин зачастую, вырванные или выломанные мочки ушей, отрезанные пальцы (про мародерство расскажу чуть позже). Днем на солнышке некоторые оттаивали и тогда шевелились. Короче, зрелище еще то. Наш пост только ночной, светят на поле яркие прожектора, жуткие ряды тел, тишина, мы с напарником первый раз на этом посту, сидим невысоко на трибунах. Очень некомфортно нам, в груди какая-то тяжесть, мы даже разговаривать в полный голос не можем, только шепотом. Пришел ком. взвода, но даже не наш, молодой лейтенант, старше нас всего на пару-тройку лет, вы уж бойцы потерпите, смены до утра не будет, всех свободных куда-то забрали, а самому видно тоже свалить быстрее хочется, сунул нам пузырь водки и чуть ли не бегом к воротам. У меня банка сгущенки с собой была, сделал штык-ножом две дырочки, так и пили мы с горла, закусывая сгущенкой и запивая снегом. Запомнилось, что вкуса водки вообще не ощущалось и опьянения тоже, но отпустило.
Вообще бухали тогда много, и офицеры, и солдаты, через стакан мир не такой черный был и в душе «заноз» меньше, и смотрело на это начальство сквозь пальцы, пока один прапор до чертей не допился и стреляя из пистолета начал их гонять, в итоге отстрелил себе палец на ноге. Пытались гайки закрутить, но где там, посты раскиданы по всему городу, у некоторых ком. взводов их по 7-10. Водки и коньяка полно (вино не пользовалось популярностью, так как замерзало), магазины полуразрушенные, у медиков спирта хоть залейся, можно было и у спасателей попросить, солдатам обычно не отказывали, да и наказывать как? Какие наряды? Все и так постоянно на постах и в патрулях, и спали в среднем по 4-5 часов в сутки.
Если Спитак землетрясение разрушило полностью, то Ленинакан частично уцелел. Новостройки-многоэтажки, те да, только пыль, щебень, куски бетона и скрученная арматура (их даже спасатели не копали, шансы найти выживших очень близкие к нулю), хрущевки уцелели частично (примерно 30-40%), где-то два подъезда устояло, где-то только одна лицевая стена обрушилась и все квартиры на виду, как в витрине. Дома сталинской постройки и более старые, кирпичные, 3-4 этажные устояли почти все, с одним, но большим «но», внутри, практически везде, рухнули все межэтажные перекрытия, большей частью деревянные. Частные дома, в большинстве своем каменные, остались целые, так по мелочи, где-то стена упала, где-то крыша частично завалилась. Но вся катастрофа усугубилась еще зимой, с очень холодными декабрьскими ночами. Если не вытащили в первые сутки двое, то шансов выжить у заваленных практически не было. Конечно, спасли многих, но только тех, кто оказывался в быстром доступе, тяжелая и специальная техника стала появляться фактически только на третьи сутки, еще и дороги, подъезды нужно было сперва расчистить. Были разумеется счастливые спасения через несколько суток (даже через неделю), но это больше исключение, чем правило. Не очень очевидный зимний плюс – не было трупного запаха. Было бы лето с этим была бы серьезная проблема.
Бардак, конечно был первое время там страшный, паника, истерики, дикие случаи мародерства. Про мародеров отдельная тема, ощущение, что и местные с ума сошли, и другие слетелись, как стервятники, со всего союза. Да еще и власти Армении выпустили из тюрем(!) всех, у кого могли оказаться родственники в пострадавшей зоне. Пока военные все в свои руки не забрали, остановить мародеров не получалось. Власть на третьи сутки полностью перешла к военному коменданту. Перекрыли все въезды-выезды и крупные улицы блокпостами, мелкие закрыли пешими патрулями, жесткий контроль пропусков, ввели комендантский час с пяти вечера до девяти утра, выдали всем воинским частям боевые патроны и разрешили стрелять во время комендантского часа по мародерам на поражение. Первые ночи, такая пальба стояла, словно в осажденном городе, иногда даже ДШКМ (станковый пулемет калибра 12,7) с БТР или БМД басовито подключался, куда уж там вояки стреляли – непонятно. Только так и прекратили этот беспредел.
Случай от сослуживца. Блокпост на выезде из города, только что пришел приказ, вскрывать все вывозимые гробы (машины и до этого досматривались). Пустые гробы стояли на каждом перекрестке города пачками, кому надо - брал беспрепятственно. Едет машина, на багажнике два гроба, за рулем молодой парень, документы в порядке, пропуск действующий (значит действительно родственники в городе были). Вот сестру с мужем нашел, везу хоронить. Вскрывать…, да вы что ребята? Отказывается наотрез. Ладно, не гордые, сами вскроем, а там… Битком радиоаппаратура, фотоаппараты, камеры, хрусталь, столовое серебро (может мельхиор), куча наручных часов и прочие предметы роскоши в том представлении. Завели за блокпост и долго, зло били всем нарядом, потом сдали полуживого в комендатуру. Как Димон тогда рассказывал, если бы гад сказал, что в гробу мать или отец – забили бы точно. Очень уж злы мы были на этих уродов, не брезговавших и трупы обирать (даже иногда золотые коронки снимали). Наши солдаты и сержанты, насмотревшись на это, как-то сразу негласно, но единогласно решили, что лазить по квартирам и домам или тем более что-то с трупов снимать – большое западло. В самом начале один приху…вший дед в пешем патруле вроде отошел по нужде, а сам притащил из квартиры набор слоников из какого-то красивого камня и еще какую-то хрень. Так ему молодые (полгода уже отслужившие, но новый призыв ни в Баку, ни в Ленинакан не брали), бывшие с ним в патруле (2 человека), нехило ему так вломили и заставили выбросить. Когда он по возвращению с патруля понадеялся на поддержку других дедов, те разобравшись в чем дело, вообще суд устроили и присудили ему еще десять «горячих» (резиновой палкой по заднице с оттяжкой). Другое дело магазины, склады и прочие общественные места, там что-то взять считалось нормой, авторота еще с брошенных автомобилей брала хороший инструмент и крутые по тем временам автомагнитолы. Да и коммунизм там был практически. Шли огромные объемы материальной помощи, в том числе из-за границы. Любые продукты и вещи, палатки, генераторы, спальники, посуда и тому подобное раздавалось без ограничений и практически без учета. Любой местный житель мог прийти и получить, вначале еще были большие очереди, потом свободно. Воду и торфяные брикеты для печек буржуек развозили централизовано. Так как мы эти склады тоже охраняли, то курили наши солдаты и офицеры только Мальборо или Кэмел, зажигалки только забугорные пьезо. Консервы любые, наши и импортные (я там первый раз увидел колечко на консервной банке) вплоть до икры и крабового мяса, сырокопченая колбаса, финский хлеб в вакуумной упаковке, масло, шоколад и пр., не говоря уже про нашу тушенку и сгущенку. Из вещей на складе я себе подобрал джинсы (крутые, американские, оригинальные, очень известной фирмы), в вещмешке еще болтались не менее крутые кроссовки, несколько пуловеров, рубашек и тому подобное. По тем временам – целое состояние. Вещмешки у солдат и сержантов завязывались уже с большим трудом. Посылок от частных лиц со всего Советского союза и из-за границы было огромное количество, их в какой-то момент даже перестали разбирать и сваливали на складах просто в кучу, а иногда и под открытым небом.
Привез ком. взвода нас шесть человек во главе с ефрейтором на территорию какого-то местного музея, надо взять под охрану. Смены и посты сами организуйте, менять неопределенное время не будем (оказалось семь суток), палатку привезу позже (не привез). Территория музея огорожена почти целым каменным забором, железные ворота упали, 3-х этажное вытянутое здание музея частично разрушено, кровля где-то частично упала, где-то висит «на соплях» даже подходить опасно. Что ж надо как-то обустраиваться. Есть недалеко разрушенные дома, притащили оттуда куски фанеры, обломки досок, обрывки рубероида и соорудили, что-то вроде домика дядюшки Тыквы чуть меньше метра высотой, на низ прямо на снег покидали тоже фанеры и застелили каким-то ковром. Конура получилась знатная, можно было вчетвером свободно туда заползти и вытянуться, лаз занавесили куском плотной ткани, видимо бывшей портьерой. Так получилось, что трое было дедов, у которых уже тикали «100 дней до приказа», поэтому службу пришлось тащить втроем, договорились о смене через три часа. Тушенки нам пару коробок оставили, но уже в горло не лезла, еду брали у местных, недалеко был небольшой палаточный городок. Деды еще ходили вскрывали погреба, в одном наткнулись прямо на коньячный склад и ушли в глубокий запой. Мы трое одного призыва тоже спиртным не брезговали, но службу тащили, так полкружки пятизвёздочного Арарата до и после смены и хватит. Вечер, самое начало комендантского часа, я на посту, не спеша обхожу территорию. Перед конурой горит костер, мои одногодки перед ним ужинают, деды дрыхнут в конуре. Когда зашел с противоположной от ворот стороны, смотрю кто-то идет к музею по нами натоптанной тропинке, двигаясь вдоль забора, метров в пятидесяти от меня. Стой, кто идет! – ноль эффекту. Выстрел в воздух – продолжает двигаться каким-то скособоченным шагом, словно сомнамбула. Стой, б…дь! - дал короткую очередь по каменному забору метров в 5-7 перед ним. Грохот выстрелов, звонкий рикошет, и мужик словно очнувшись, вздрагивает всем телом и замирает, пялясь на меня, будто только что увидел. Тут уже хлопцы мои подскочили, быстро его обыскали. На мародера не похож, ни сумки, ни рюкзака, абсолютно пустой, в драном грязном бушлате, да и сам не чище молодой парень армянин лет 17-18.
- Кто такой, куда идешь? – грозно спрашиваю я.
- Я из Спитака… - начал было говорить парень и вдруг, словно лопнула струна, зарыдал в голос, обмяк и упал в снег ничком, сотрясаясь от рыданий. Мы сперва аж растерялись, но потом подхватив под руки, практически дотащили до костра, усадили, заставили выпить эмалированную кружку коньяка (больше пролил), сунули уже прикуренную сигарету – потихоньку успокоился и начал рассказывать. С его слов.
Учился в техникуме, вышел с товарищем покурить, тут тряхнуло, сам не могу сказать, как в стороне оказался, помню только, что несколько раз падал, здание техникума сложилось как карточный домик, подняв огромную тучу пыли. И тут напал на меня ступор, стою, пыль глотаю, ничего не понимаю, голова пустая абсолютно. Сколько так простоял, даже не понял. Вдруг, как стрельнуло в мозгу – рванул, побежал домой. Прибежал, а там тоже только развалины и тут дошло, что дома то никого не было, мать на работе, младшая сестренка в школе. Бегом до школы, а там целые три внешние стены и куча строительного мусора между ними. Стоит одна скорая, милицейский уазик и человек семь невредимых детей, и еще с десяток, с ног до головы в цементной пыли, которых смогли быстро достать, а может просто рядом были. Менты со старшими детьми по развалинам лазят, пытаются услышать кого-нибудь, врачи первую помощь оказывают, стал им помогать. Девочка одна лежала, за руку крепко взялась, так и не отпускала, маму сильно звала, так и умерла..., и тут опять накрыло, очнулся – стою возле института, где мать работала, а там глухие развалины, никого и ничего. К вечеру прибился к какой-то группе людей, спали в каком-то подвале, запомнил, что замерз сильно. К обеду следующего дня появились первые спасатели, стал им помогать, хоть чем-то, но всё, все равно, как в тумане, что ел, где спал, сколько времени прошло – ничего не помню. Бушлат вот дали, а то мерз в свитерочке сильно. Потом местных стали (кто хотел) вывозить в Ленинакан, в момент просветления решил поехать, тетка там жила, матери сестра. Подвезли на автобусе к комендатуре, чтобы переписать и пропуска сделать, но почему-то стоять в очереди не стал, решил тетку найду. Полдня проискал дом, но похоже нет там ничего, жила в новостройке в новом микрорайоне. И вот опять, где я, куда иду – ничего не понимаю, голова аж звенит.
На разговоры подтянулись деды, накормили, напоили пацана до отключки, сунули в конуру спать. Сами решаем, что делать. В комендатуру сдавать, опять потеряется, с головой явные проблемы от шока, за мародера примут и пристрелят не дай бог, жалко пацана до слез, решили - отведем, как проспится, в палаточный городок к местным, которым уезжать, видимо, некуда было. Пришли утром к палаткам, нашли старшего, хмурого мужика лет 40, раньше уже общались. Слово взял дед по кличке Дага, дагестанец, но по-русски говорит отлично, абсолютно правильно, лучше многих русских сослуживцев, за спиной курс филфака, Ахматову наизусть читал – заслушаешься, но когда надо включал и акцент, и требуемое поведение. Далее диалог, вернее монолог, хмурый только кивал:
- Здравствуй брат! Как сам, как жена, дети? – кивок, типа норм, продолжай мол, ближе к теме.
- Приюти братишку со Спитака, никого родных не осталось, совсем потерялся по жизни… - показал Дага на парня, который похоже опять был в легком столбняке (зря не похмелили).
- Только не давай отдельную палатку, подсели к семье с детьми малыми, но без мужчин взрослых. Ему заботиться о ком-то надо, такой вот психология брат. Врубаешься? Есть такие? - хмурый кивок.
- Не обижай его, его и так судьба обидела по самое не могу, но если живым и не покалеченным остался, то значит для чего-то нужен он ему… - ткнул пальцем в небо Дага, подпустив немного философии уже негромким, задушевным, но очень серьезным голосом, и уже совсем без акцента.
- И ты не уходи никуда, слушайся вон его, как отца – это уже парню, подтолкнув его к старшему. Как ты теперь Ервандик, как живешь ара?
Деды договорились со стоящими в километре десантниками и выменяли на две коробки коньяка ведро патронов. Почему врасыпуху и почему все трассеры - история умалчивает, помню тащили вдвоем эмалированное ведро сперва за ручку, потом, когда ручка сломалась, с ведром в обнимку, по очереди, по 70-100 метров, больше руки не держали. Так и встретили Новый 1989 год. Один дед собрал все 12 снаряженных магазинов, бывших в наличии и ровно в полночь практически непрерывно отстрелялся в небо (магазин 30 патронов, уходит примерно за 4 секунды), быстро меняя рожки. Все смотрели на медленно плывущие к звездам трассеры, а я почему на красно-вишневый ствол автомата, и мысли были совсем не новогодние: Испортил ствол, урод…
Серьезная проблема была с водой. Нет, конечно, на чай-кофе-попить хватало без ограничений, воду развозили централизовано, но вот про помыться-постираться у солдат речи не было вообще. Руки и лицо снегом без проблем, иногда даже по пояс обтирались, но снегом гениталии (дамы извините) и прочие атрибуты, как-то никто из нас не решался, да и снег из-за оседавшей пыли от строительных работ и взрывов (уже начали взрывать опасные здания) очень быстро становился грязным, несмотря на частые снегопады. Носки (у каждого минимум упаковка со складов) меняли каждый день, грязные просто выбрасывали, но воняли мы, наверное, страшно, тем не менее между собой это вообще не ощущалось. Наконец (через месяц, а то и больше) повезли в баню. Баня – поезд с необычными вагонами, каждый вагон разделен, примерно пополам на раздевалку (минус тамбур) и помывочную. С одной стороны поезда постоянно подвозят бойцов повзводно, с другой увозят. Инструкция по пользованию: Вода в душе включается два раза. Первый раз на 10 секунд – намочиться. Минута чтобы намылиться. Второй раз, ровно через 60 секунд, на 30 секунд – обмыться. Всё, выходи одеваться. Но боже, какой кайф был надеть чистое белье на чистое тело…
Какая-то большая швейная фабрика, от полка в сопровождение инкассатору три человека, в том числе и я, чтобы вскрыть кассу, где осталась подготовленная зарплата (сумму не знаю). Большое, высокое помещение цеха, абсолютно целое, рядами стоят столы с промышленными швейными машинками, на которых остались недошитые вещи. И всё залито кровью. Вещи, пол, даже кое-где стены. На полу под ногами хрустит битое стекло. Дело в том, что естественное освещение было реализовано на потолке с помощью зенитных фонарей, занимающих почти 80% кровли. И какой-то урод произвел остекление обычным сырым стеклом. Когда тряхнуло, это стекло естественно осыпалось вниз и осколки различного размера, падая с высоты порядка пяти метров, порезали всех находящихся в цеху. Местный выживший сторож рассказывал, что умерли от кровопотери почти все женщины швеи, врачебной помощи то не было. Я это вспоминал не так давно, когда в Москве один деятель предложил «сэкономить» и в витражах достаточно большого размера с переломом на кровлю, поставить не травмобезопасный стеклопакет с закаленным стеклом и триплексом, а обычный, с обычным сырым стеклом. Типа никто не узнает, наклейки поставим правильные. Экономия больше чем в два раза, а я ничего не ответил только посмотрел (вот он - один из тех уродов, продолжатель смертоносных традиций), но видимо было что-то в моем взгляде такое, что этот быстро заткнулся и сменил тему.
В штабе полка большое совещание, потихоньку снимают посты (передают новоприбывшим ВВ-шникам), подвозят личный состав, похоже закончилась командировка. Точно, после ужина улетаем, но писарь принес и тревожные новости, неуставные вещи и продукты будут безжалостно изыматься. Разрешат оставить, только сигареты, зажигалки, мыльно-рыльные принадлежности и бойцам автороты еще автомобильный инструмент. Тихая паника, все срочно надевают под форму, всю имеющуюся у каждого гражданку. Хлопцы все сразу такие справные, а похудевшие вещмешки забиваются битком пачками сигарет (если класть блоком, то меньше войдет).
Небольшое отступление, примерно через месяц после описываемых событий. Большая курилка полка. Привезли пару взводов курсантов первокурсников какого-то военного училища, толи на экскурсию, а может быть на какое-то обучение. Сидят они пока в курилке, курят одну сигарету на троих, типа Дымок или Охотничьи (10 коп. пачка). Подходят два деда, практически дембеля, вид соответствующий, шапка на затылке, ремень на яйцах. Один достает Мальборо, другой Кэмел, закуривают и негромко ведут неспешную беседу, немного в сторонке. Один из курсантов набирается смелости и решается попросить закурить. Напомню, 1989 год, курить Мальборо тогда, это как сейчас, например, жрать черную икру ложками. Может неудачный пример, но по статусности примерно так. Дед сразу отдает всю пачку:
- Бери и пацанов угости - сказать, что у курсанта шок, это не сказать ничего.
- …Ы… Как же… А Вы?
- Послужишь салага с наше, поймешь… – веско произнес второй дед отдавая курсанту еще и почти полную пачку Кэмела.
Глядя на медленно удаляющихся дедов, каждый второй курсант в курилке подумал:
- И чего я в училище поперся, надо было срочную служить…
А каждый первый:
- По окончанию училища надо сделать всё, чтобы попасть в эту часть…
Вернемся в Ленинакан. Привезли нас на военный аэродром, построили весь полк большим квадратом в одну шеренгу на взлетке, где в 500 метрах, с открытыми аппарелями уже стояли ИЛ-76. Команда вытряхнуть все из вещмешков, кругОм, три шага вперед. Команда: Форма № 4 (без верхней одежды), три шага вперед. Форма № 1 (только нижнее белье), три шага вперед, кругОм. И пока мы стояли и тряслись на ветерке, командир полка вместе со всем штабом и командирами рот прошелся по всему периметру отбрасывая палками все неуставные вещи в центр.
После того как оделись и собрали вещмешки, одно отделение стащило все вещи в большую кучу в центре квадрата, и офицер с канистрой облил все соляркой (а может авиационным керосином) и поджег. Было, конечно, сожаление, но не роптал особо никто, чувство понимания особой правильности всего происходящего и даже какая-то гордость за своих офицеров, которые как прилетели с небольшими чемоданчиками, так и улетали только с ними. Мы грузились в самолеты, невольно кося в сторону разгоревшегося костра. Так и запомнился этот прощальный-поминальный огонь Ленинакана.

P.S. В своей истории я никаким образом не пытался «обнять необъятное», можно много было еще всего написать, и про подрывы зданий, и про повторное землетрясение в шесть баллов и т.п., но выбрал, что больше всего запомнилось, самые яркие «картинки», и просто честно рассказал, как это было, глазами очевидца с учетом того своего мировоззрения и своих тех ощущений.