История №80579

Своя шкура ближе к …

Решил я отправиться на выходные к другу в деревню. С вечера мы
хорошенько за встречу поддали и поэтому как заснул не помню, а вот
проснулся неординарно.
- Слышь, Андрюха, ты когда-нибудь петухов того …? - раздался над ухом
Санин голос.
- Чего того …!? - восприняв со сна фразу как намек на мою работу в
исправительно-трудовой колонии строго режима в качестве вольнонаемного
механика, подскочил я.
- Ну, это …, головы рубил? - Санек, дышащий свежим опохмелом, был
невозмутим.
- Совсем обалдел, да я их только в магазине, да в кастрюле вижу!
- Ну, пойдем тогда, хоть поймать поможешь. А то баба - заруби да
заруби! Он, козел, дочку вчера клюнул и на жену бросается. Давай вставай,
заодно и опохмелимся.
Похмелялись мы долго. Жена настаивала, а Санек находил всякие отмазки,
типа: - ну его нафиг, да подумаешь клюнул, что же его за это жизни
лишать. После третьего стакана он вообще почти расплакался, доказывая,
что ему птичку жалко. Но, как говорится, вода камень точит, а жена была
настойчива! И наконец-то мы решились.
В это время петух спокойно клевал во дворе пищу, во главе своего
гарема. На наш выход он даже не обратил внимания - а зря, настроены мы
были очень серьезно. После дикого Саниного крика - «окружай!», петух,
поняв, что ноги тут не помогут, подлетел вверх и со всего маха долбанул
Саню в темечко. А так как клюв у него был «добрый», то описать Санино
рожу я не смогу, но представить ее можно уже по тому факту, что сидящую
на крылечке законную вторую половину сдуло как ветром. Слов не было!!!
Схватившись рукой за голову, Санек бросился за петухом. Тот лихо нырнул
в куринный лаз, проделанный в стене сарая. В гневе и азарте погони друган
просунул в лаз руку, пошарил, и ничего не нащупав, по ходу дела сунул
туда голову, видимо стараясь оценить обстановку. То, что высунуть он ее
обратно не может, я понял минуты через две. Заскочив в сарай, я увидел
довольно веселую картинку. Очумевший петух, теряя сознание, сидел на
насесте, с ужасом взирая на кричащую голову, которая покрывала его таким
матом, что покраснел даже я. Увидев меня, Санек воспрянул духом, мол, -
«отдирай доску Андрюха, а то у меня ухи застряли! » - заорал он. Пока я
бегал за гвоздодером и объяснял его жене, что у него там застряло,
Санек все больше нервничал. Видимо поэтому, стоило мне только отодрать
доску, он с криком - «ну хана тебе козел порхатый» - вырвал у меня из
рук гвоздодер и устремился в сарай. Крушил он там все, не заметив в
горячке, что петух давно уже пулей вылетел оттуда. С трудом затормозив
крыльями и с ужасом оглядываясь назад, он хотел кукарекнуть, но
получилось это у него как-то сдавленно, типа - ок-ку…еть!!!
Раздолбив все и вся, Санек успокаиваться не собирался. Выскочив на
улицу и увидев, что петух в целях безопасности заскочил на крышу сарая,
он бросил на землю гвоздодер и понесся в дом, откуда через минуту
вылетел с ружьем и патронташем. Залегли все, в том числе и я.
Скорострельность стрельбы была поистине автоматной, но на попаданиях
это не сказывалось. Петух, сделав несколько хитрых маневров, выскочил на
огород и устремился к ближайшему перелеску. Санек, успевая
перезаряжать, ломанулся следом. Вернулся он минут через двадцать, когда
у его дома собралось уже полдеревни.
- Ушел козел! - мрачно поведал Санек, - да и патроны кончились!
До глубокой ночи, забыв и обо мне и об опохмелке, и даже о том, что
птичку жалко, не поддаваясь ничьим уговорам, Санек просидел в засаде,
вооружившись топором, ружьем и длинной штакетиной. Провожая меня, он
вместо «до свиданья» сказал: - он все равно, козел, вернется! И я его,
падлу - четвертую!