перечитал тут кое что. В том числе и про идиота-судью, который задал бабке вопрос про позиционирование. И вспомнилось. "— Мы — социологи. Занимаемся проблемами менталитета электората,— ответил старший социолог."
полный текст:
Из Москвы приехала к нам бригада социологов изучать рейтинг политических лидеров.
Утром Леночка Тагиева пошла за водой на колодец и услышала, как беседуют между собой наши соседки — бабка Александра, прозываемая в народе Саней-Трактором, и Лидия Филина. Остановилась, прислушалась и в полном недоумении вернулась домой.
— Ребята,— говорит,— тут такое делается, что и понять ничего невозможно.
Высыпали все на крыльцо. Утренний холодок далеко голоса разносит. Слышу, как тетка Лида докладывает бабке Александре:
— Этта улицей иду, а навстречу бежит Ручкой. Как он, девка, выскочит, так токо не на два метра огород перескочил. А Клавка мне и кричит: «Лидка, глико-ты, чо у тя Ручкой-от в огороде делает! Картофь зорит, ровно комбайн. Ведь без картошки оставит, адиот!»
— Да ведь не Ручкой, — поправляет тетку Лиду бабка Саня.
— А как?
— Скажи, так и я скажу. Верховной-то депутат, фамилья ищо такая круглая...
— Бурбулис, что ли?
— Он, лешой его неси...
Бабка Саня с теткой Лидой набрали воды и ушли. А москвичи так и остались на крыльце с открытыми ртами. Я-то знал, о чем шла речь, но не стал им говорить — пусть сами дойдут: легче будет рейтинг подсчитывать.
Позавтракали на скорую руку, вышли в деревню. Бежит навстречу нам небольшое овечье стадо. Впереди крупный баран с нахальными навыкате глазами.
Из-за изгороди доносится голос местного фермера Василия Анфалова:
— Бурбулис, мать твою!
А с угора на угор несется другой призывный клич:
— Шахрай, Шахрай!
— Бе-е-е! — отвечает ему кто-то невидимый...
...В обед встречаю бабку Александру.
— Что же это,— говорю,— бабка Саня, у тебя на дворе делается?
Ведь нехорошо. Оскорбление чести и достоинства. Ведь за это и упечь
могут...
Бабка Саня сердито молчит, гремит чугунами в печи.
— Ничего такого я не знаю, мы народ темный. Газет не читаем,
радива не слушаем.
А через минуту, уже помягче:
— А что до Бурбулиса, так поделом и досталось. Неча по загородам
чужим шастать. Садись-ко давай, чай пить.
Попили мы чаю, пошла меня бабка Саня до дверей провожать, а сама бурчит:
— Ишь, до чего дожили. Барана своего худым словом не назови.
Демократия, называется...
Вечером социологи меня спрашивают: «Почему,— говорят,— соседку нашу Саней-Трактором зовут? Какой она трактор: метр с шапкой, сухая, как стручок».
— Трактор и есть,— отвечаю.— Вот ей скоро семьдесят, а держит
корову, нетель, быка, наверное, на полтонны весом, овец... Сама косит,
сама стогует, все сама. Вся пенсия на скотину уходит, молока не попробует — бычку поит, лучший кусок — нетели. Так и живет. Ежели бы не
было на Руси таких вот «тракторов», так давно и нас не было бы.
Тут бабка Саня сама к нам сумерничать правит. Едва на порог зашла, как кричит:
— Толька, ты там не чул, в Москве-то, собираются оне совецку власть восстановлевать, либо нет? Гнать надо всех этих правителей, спекулянтов и кулачье, а идти по пути, который завещали нам наши учителя Карс Марс и Финдрих Энгельс...
Усадили мы бабку Саню за стол, стали угощать разными московскими деликатесами. Старший социолог стал было объяснять бабке Сане суть проводимых в стране реформ, ваучеризации, приватизации... Прищурилась бабка Саня и спрашивает доверительно ученого:
— Вот, мил человек, ты тамотка к верхам недалеко. Не помог бы в
прошении? Двор у меня совсем худой стал. Весь на подпорках. Боюсь,
завалит меня со скотиной. Вот я бы хотела ваучер свой во двор вложить,
чтоб нова власть мне двор новый поставила. Можно это либо как?
Ученый наш смутился и больше про реформы не заговаривал. А бабка Саня взгрустнула, стала прошлую жизнь поминать.
— Раньше, — говорит,— жизнь была не чета нынешней. Вот какой
товар делали — у меня клиенка на столе ищо при Сталине брата, а все,
как новая. При Сталине-то хорошо было. Бывало, как навезут на выбора
товару всякого, да пойдем мы с бабами голосовать, да накупим все
резиновых сапогов...
Воцарилась тишина. Слышно было только, как бабка Саня прихлебывает чай, с усталой мудростью поглядывая на старшего социолога.
Тут у нас снова проскрипела калитка. Еще одна гостья появилась в дверях — тетка Лида — и тоже с порога стала излагать свои претензии к местной власти:
— Автобус не ходит уж который месяц. Куды жаловаться идти?
— Я думаю, что жаловаться теперь бесполезно. Не то время,— отвечал я на правах хозяина.
— Нет, в райком надо идти. Это не порядок.
— Нету, тетка Лида, теперь райкома, ликвидировали.
— Тогда в райисполком,— не сдавалась она.
— И райисполкома нету. Тоже ликвидировали.
— Тогда в леспромхоз пойдем. Автобус-то леспромхозовский был.
— Тетка Лида, ты чего, разве не знаешь, что и леспромхоза теперь
нет. Продали леспромхоз в Швецию вместе с вашим автобусом. Уж если
вам жаловаться, то это надо в Стокгольм обращаться.
— Надо будет, и туды напишем. Разве это годится — который месяц
без автобуса.
Мы спорить не стали, а тоже усадили тетку Лиду за стол.
— А вы-то по какой части будете? — спросила она моих гостей.
— Мы — социологи. Занимаемся проблемами менталитета электората,— ответил старший социолог.
— А-а,— понятливо сказала тетка Лида. — А я думала землемеры.
Землю перемерять приехали. Все землю хотят отдать народу.
— Уж и без них отдали. Все покосы анфалятам-хермерам отрезали.
Дак они теперь нам наше сено продают. Накосим, а потом еще и купим.
— Коммерсантами они топерь называются, да ещо этими — письдесьменами,— вздохнула тетка Лида.
А бабка Саня покровительственно поглядела на нашего ученого социолога и вдруг ошарашила:
— Вот ты, ученая твоя голова, скажи мне: Сахаров, какой большой ученый был, а одного не мог постичь, либо не захотел. Говорят, человек
от облизьяны произошел. Вот ему, Сахарову, и надо было взеть симя
простого советского человека и осеменить искусственно облизьяну. И
посмотреть: получитси чего, либо ничего не получитси. А ежели получитси, то каково у него будет обличье: то ли чоловечье, то ли облизьянье...
Все засмеялись, а бабка Саня обиделась и обрезала строго:
— Я вам сурьезно говорю, а вы гогочете. Я дак вот чево думаю: мы,
труженики, произошли от планеты Земли, ну, там ученые какие, писатели
и поэты — эти, может, от Адама и Евы. Ну, а уж всякие там коммерсанты,
письдесмены и брокеры — так эти точно от облизьяны.
... Дня через два наши социологи уезжали. Бабка Саня пришла проводить их, принесла кринку топленого молока. Восторг был полный, и про менталитет электората как-то позабыли. А бабка Саня склонилась к уху лысеющего старшего социолога и зашептала ему доверительно так, что слышно было на весь дом.
— Вот ты, милый человек, ученая твоя голова, там в Москве и передай, что в нашей деревне Васька-хермер — американский шпиен.
— Ты чего, бабушка Саня? — удивился социолог.
— Э-э, уж я-то знаю,— зашептала она страстно.— Вот мы пойдем
косить, а он корзинку на руку и — в лес. А в лесу у него рация. Он всю
информацию американчам передаст, те хренакнут водородну бонбу, вот
оно и льет, и льет с утра до ночи. Так все сено и погниет у нас.
Социолог поверженно молчал.
— Ну, а сам-то он как, накашивает? — спросил я бабку Саню.
— Какое там! Заливает все поголовно, — сказала бабка Саня, безнадежно махнув рукой и... подмигнула мне молодо.
кому будет интересно - ehalov.ru
История №720159
+-21–
Проголосовало за – 16, против – 37
Статистика голосований по странам
Статистика голосований пользователей
Чтобы оставить комментарии, необходимо авторизоваться. За оскорбления и спам - бан.