История №535676

Я всегда говорил, что Россия – это туристический рай. Страна наша,
большей частью, состоит из первозданной природы, чистого воздуха и диких
зверей. (Кому в последней фразе почудилось нечто двусмысленное, тому
пусть будет стыдно).
Так вот. Касательно диких зверей. Змея ядовитая у нас – одна. Насекомых
ядовитых – ноль. Крокодилов и тарантулов – ноль. Крупных кошек – пятьсот
штук, и те на Дальнем Востоке. Практически всё, что у нас водится –
маленькое, копытное и пушистое. Сравните с какой-нибудь Африкой, где без
ружья и готового завещания вас не пустят на сафари, где по ночам свирепо
гогочут гиены, обсуждая на своём гиенском языке, что вкуснее – пигмей
или белый человек, где в воздухе кружат мухи цеце и грифы, по суше
ползут аспиды и сухопутные пиявки, а с деревьев на доверчивых европейцев
прыгают клещи, каждый размером с виноградину.

Из всей среднерусской фауны туристу угрожает один лишь медведь, да и он
полгода сосёт лапу в берлоге. А всё маленькое зверьё – это я заявляю с
полной ответственностью – радует глаз и доставляет сплошную пользу, как
в живом, так и в дохлом виде. О том и мой рассказ.

Летом прошлого года, когда Москву поджаривал и душил на редкость
настырный антициклон, один приятель с Мамбы пригласил меня в Вологодскую
область. Не знаю, как вам, а мне везёт на интернет-френдов: практически
все, с кем я познакомился в Сети, меня кормят, развлекают и приглашают
на разные мероприятия (поймите правильно: я никогда на это не
напрашиваюсь, но, видимо, таков Закон Халявы – когда ты её не ищешь и не
интересуешься ей, она к тебе так и клеится. А вот когда ты бегаешь за
ней по пятам и кричишь: «Халява, ну хоть взгляни на меня! Я твой
преданный поклонник!» - она и носом в твою сторону не поведёт. Недаром
халява – женского рода. Женщина, истинная женщина. Кокетка. Порой даже
кокотка).

Простите, отвлёкся.
Так вот, он пригласил меня в Вологодскую область. На охотничью базу
«Ёлочка». Почему на охотничью базу? А я и сам не знал, почему. Мой
единственный охотничий трофей за всю жизнь – портрет Гитлера, который я
расстрелял пару лет назад на военной кафедре из мелкашки. Просто так
хотелось вырваться из удушенной смогом столицы, что я бы и в Антарктиду
поехал. И в конце концов, почему бы не поучиться охоте? Отличная мужская
забава.

Кстати скажу два слова по поводу провинциальных дорог. От Вологды до
базы ехали мы долго, часа три, и во время поездки сбылась моя мечта. Я
давно мечтал побывать в эпицентре маленького землетрясения.
Почувствовать, каково это. Должен сказать, что первые пять минут –
особенно если вы не догадались плотно покушать - это довольно весело.
Вас трясёт, вы подпрыгиваете и изображаете телом элементы шаманского
танца. Потом это прискучило, а ещё чуть погодя водитель вдруг мрачно
объявил:
- В дурное место вы собрались, москвичи. Оттуда обратной дороги нет.
- Как нет? Кто вам это сказал?
- Подвеска моей машины.

До базы мы, тем не менее, доехали. В первый же вечер приятель
поинтересовался, не хочу ли я поохотиться на медведя. На медведя? Я? Я
смелый человек, но зачем же лезть на рожон? Я честно, от всей души ему
ответил:
- Нет, не хочу.
Приятель развёл руками и предложил дождаться местную знаменитость,
чингачгука вологодского разлива – дядю Матвея. Он, мол, меня уговорит.

Я сел в баре и стал дожидаться чингачгука. Спустя пару часов, когда
выпитый кофе уже стал булькать у меня в районе горла, в бар вошёл
человек – мордатый, огромный, но довольно добродушной наружности.
Зюганова в парике представляете? Именно таков был с виду дядя Матвей,
известный в тех краях охотник, медвежатник и тонкий ценитель природы.
Судя по тому, как метко он стрелял сигареты и выбирал жертву, у которой
можно угоститься табачком, охота была для него детской забавой. Закурив
одну сигарету и сунув две про запас в нагрудный карман, он оглядел бар и
вдруг наткнулся на незнакомую физиономию. Незнакомой физиономией был я.
Дядя Матвей подошёл на расстояние шага и секунд пять меня рассматривал.
На мне были модняцкие шорты, ярко-зелёная футболка от Кельвина Кляйна и
розовая бандана.
- Не куришь! – заключил дядя Матвей.
- Не курю.
Он протянул мне свою мохнатую лапу и так мы познакомились.

Тем вечером дядя Матвей рассказал мне несколько баек из своей жизни, из
которых я вынес две истины: 1) русская смекалка неистребима и 2) любовь
к природе без взаимности невозможна. Вот послушайте.

Пятнадцать лет назад, когда на Вологодщине не платил зарплату даже
ликероводочный завод, дядя Матвей схватил за хвост птицу удачи. Он тогда
работал лесником в вологодском заповеднике, и как-то раз в заповедник
наведались французские экологи. Экологам был нужен грамотный в биологии
человек, знающий лес, для составления отчётов о состоянии местной фауны.
За такую работу французы предложили дяде Матвею 200 долларов в месяц –
гонорар для тех лет значительный, а уж для провинции и подавно.

Дядя Матвей рьяно взялся за работу, и в течение трёх лет каждый месяц
исправно отправлял экологам подробные, многословные отчёты. Он писал про
падёж белок и норок, про вымирание пчёл и расплодившихся ос, про бешеную
лису, покусавшую двух кошек, и высыхание ёлок из-за нашествия
жука-короеда… В действительности в заповеднике ничего этого не
происходило – потому что в здоровом лесу такие вещи вообще происходят не
каждый год – зато экологи были в предсказуемом экстазе и просили
подробностей. А уж какие конспирологические теории они, верно,
выдумывали в своих кабинетах на основе этих данных – это даже трудно
вообразить. (К сожалению, через три года сказка закончилась – дядя
Матвей в своих отчётах дал лишку и уж совсем заврался, рассказав про
гибель популяции выхухолей. В результате на Вологодщину пожаловала целая
делегация французов, жаждущих понять, что, наконец, за чертовщина и
конец света творятся в отдельно взятом заповеднике).

Однако до этой оплошности дядя Матвей жил, можно сказать, припеваючи. К
тому же, как всякий русский, он старался подзаработать - регулярно
охотился в лесу на зайцев, которых потом отчасти ел, отчасти продавал.
И вот однажды, зимой, в лютый мороз дядя Матвей отправился в лес на
лыжах – проверить капканы, поставленные накануне на зайцев. В стужу
можно не опасаться, что мясо испортится, но, к сожалению, до тушек могут
добраться лисы, совы и волки, поэтому манкировать походом в лес дядя
Матвей не мог.

В лес дядя Матвей зашёл очень далеко – километраж он мне не сообщил, но,
думаю, вёрст пятнадцать там набежало, поскольку вышел он засветло, а,
когда добрался до самого дальнего капкана, дело было уже к обеду. Прежде
чем повернуть обратно, дядя Матвей решил, что имеет право на законный
перекур, перекус и отдых – тем более что в сумку набралось немало
зайцев, и она сильно потяжелела.
Решено – сделано. Для пущего удобства дядя Матвей снял лыжи и стал
разводить костерок, чтобы поджарить тушёнки и согреться: всё-таки стоял
сильный мороз. Но вот незадача – пока дядя Матвей раздувал огонь, пара
его лыж начала медленно, но верно уползать от него всё дальше и дальше –
поляна была расположена под уклоном. И лыжи ползли, ползли до тех пор,
пока не доползли до края обрыва, откуда благополучно и сверзились.

Дядя Матвей обнаружил пропажу, только когда услышал звук падения своих
ходильных принадлежностей. Утопая по пояс в снегу, он добрался до обрыва
и глянул вниз – лыжи улетели в какую-то пропасть, вдобавок поросшую
низкорослым ельником. Для того, чтобы добраться вниз, не свернув себе
шею, нужно было быть по крайней мере кошкой, и притом очень
гуттаперчевой.

Итак, лыжи пропали. Вы представляете, что такое остаться без лыж в лесу,
зимой, в минус двадцать пять, имея под ногами толстую подушку снега и
пятнадцать километров от ближайшего жилья? Может быть, это и не так
страшно, если у вас на ногах валенки или унты, но у дяди Матвея были на
ногах лёгкие лыжные ботинки. А промокшие в минус двадцать пять ноги,
помноженные на черепашью скорость вашего передвижения по глубокому
снегу, заставляют вспомнить о подвигах Каппеля и Маресьева и их
отрезанных из-за гангрены ногах. Тем более что медицинской помощи в
заповеднике отродясь не бывало.

Дядя Матвей, тем не менее, не поддался панике. Первым делом он доел
тушёнку, потом плотно заправил штаны в ботинки и крепко обвязал шнурками
– в надежде, что ноги промокнут и окоченеют не сразу. Надежда не
оправдалась – уже после трёхсот метров прогулки по снежным завалам дядя
Матвей совершенно выбился из сил, а ноги вымокли и промёрзли до костей.

И вот когда дяде Матвею пригодилось то, что всегда называли русской
смекалкой. Вернувшись к затухшему костру, он снова его развёл, достал из
сумки двух зайцев и длинный острый нож, и принялся их потрошить. Мясо и
потроха полетели в кусты – на радость лисам и совам, а дядя Матвей,
тщательно вычистив шкурки, повесил их на просушку над костром, следя,
чтобы огонь не подпалил меха. Затем он просушил ноги и ботинки, и через
час, когда заячьи шкурки совершенно просохли, снял их и стал аккуратно
прошивать. Вскоре получились замечательные меховые носки – тёплые,
непромокаемые, с шикарным начёсом. К утру следующего дня дядя Матвей
добрался в них до дома – и, хотя идти было «зверски тяжело», сумку с
добычей он по пути не бросил.