История №52538

2 января 1976 года в дом культуры одного крупного предприятия прибыли на
гастроли артисты областной филармонии. Должен был состояться концерт,
посвященный успешному выполнению заводом плана IХ пятилетки.
Пожилой конферансье, нервно укладывая несколько оставшихся прядей
набреалиненных волос на лоснящуюся лысину, давал последние наставления
своему молодому коллеге.
- Ничего, Сеня, - подбадривал он своего подопечного, - тридцать два года
назад я точно также, как и ты сегодня, впервые в жизни вышел на сцену и
объявил номер перед приехавшими в наш город на отдых ранеными
летчиками-фронтовиками.
- Вам-то легко говорить, Яков Аркадьевич, вы всегда к разговорному жанру
талант имели, а мне-то что делать? Всю жизнь меня готовили быть вторым
Ойстрахом, по пятьчасов в день скрипку из рук не выпускал, а потом
отитом заболел с осложнениями и теперь не то что о музыкальном слухе не
может речи идти, но и вообще слышать плоховато стал. Вот дядя Изя мне
посоветовал заняться конферансом. Не на завод же идти.
- Какой завод, Сеня? Не смеши меня. Отец - уролог. Мать - гинеколог. А
сын на завод? Ты ведь, как и твой дядя Израиль Давыдович, человек
трудолюбивый - нельзя тебе на завод. А, если что, я тебе из суфлерской
будки подсказывать буду.
Наконец, прозвенел третий звонок и зал дома культуры начали нехотя
заполнять подгоняемые профоргом труженики, одетые в ватные телогрейки.
Свет в зале погас и только огни рампы освещали обветшалый занавес дома
культуры. В зале стояла напряженная тишина. Лишь где-то на задних рядах
слышался звук разливаемого по граненым стаканам шампанского. На середину
узкого пространства между закрытым занавесом и оркестровой ямой, кусая
губы, неуверенным шагом вышел молодой курчавый черноволосый конферансье,
которого, судя по надписе на афише, звали Семен Фраерман.
Встав на положенное место, конферансье, поблескивая в свете рампы
манжетами реквизитного фрака, нервно перебирал пальцы спрятанных за
спиною рук. Наконец, в суфлерской будке появилась блестящая плешь головы
Якова Аркадьевича, и молодой человек принялся усиленно слушать шепот
своего наставника, стараясь не пропустить ни слова.
- Марк Фрадкин. Песня "Про нежность", - продиктовал Яков Аркадьевич.
Не успел он договрить, как Сеня, придав слащавое выражение морде своего
лица, торжественно произнес:
- Рак матки. Плесень в промежности.
Заснувший было зал стал потихоньку просыпаться, недоуменно глядя на
ведущего.
Не обращая внимания на оплошность подопечного, Яков Аркадьевич продолжал
диктовать несколько громче:
- Партию фортепьяно исполняет пианист Сидоров.
- Партию фортепьяно исполняет сионист Пидоров, - звонко отчеканил Семен.
Зал, отходя от похмелья, начал было соображать, что конферансье только
что сказал что-то не то, но тут профорг громко зааплодировал, на что зал
дружно ответил бурными продолжительными аплодисментами. Повизгивая
электромотором, занавес разъехался в разные стороны, обнажая сцену со
стоящим на ней заляпанным известкой роялем. У рояля красный как рак
сидел пианист Сидоров, а у микрофона стояла его супруга, солистка
областной филармонии Ядвига Толстопятенко, облаченная в подчеркивающее
каждую складку мощного певческого тела обтягивающее концертное платье.
Сидоров неожиданно сильно ударил по клавишам инструмента, а солистка
оперным сопрано завыла песню из фильма "Три топля на плющихе".
Что было следующим номером этого концерта история умалчивает. Иэвестно
лишь то, что пианист Сидоров вечером того же дня был задержан
добровольной народной дружиной, так как, будучи в нетрезвом состоянии,
гнался за неустановленным потерпевшим, выкрикивая при этом антисемитские
лозунги.