История №413091

АЛАВЕРДЫ

В советские еще времена работал я патентоведом в академическом
институте, где одним из отделов заведовал Борис Яковлевич Сухаревский.
Иногда после долгих обсуждений заявок мы беседовали с ним о том, о сем.
За глаза институтская публика называла его Сухарь. Так буду называть его
и я. Был он человеком ярким, талантливым, вдобавок отличался обаянием и
искренней добротой. Часто ездил на конференции, много оппонировал и
таким образом поддерживал добрые отношения сo множеством коллег во всех
уголках СССР. Но одними коллегами его круг общения не ограничивался. Он
вообще легко сходился с совершенно разными людьми от генералов до
непризнанных поэтов.

Однажды у Сухаря разболелось что-то в желудке. Раздобыл он путевку в
санаторий Академии Наук в Кисловодске и поехал лечиться. Познакомился
там с таким же страждущим, заместителем директора мясокомбината из
Тбилиси по имени Отар. Совешенно непонятно что они нашли общего, но тем
не менее подружились. Насколько я знаю поздравляли друг друга открытками
на праздники и дни рождения, время от времени разговаривали по телефону.
А когда Сухарь позвонил и сообщил что собирается в Тбилиси на
конференцию, Отар закричал: – Приезжай дорогой, гостем будешь, – так
громко, словно в телефонную трубку вставили динамик.

Теплым сентябрьским утром Сухарь прилетел в Тбилиси. В первый день он
председательствовал на секции, на второй день у него был доклад. На
третий день в 10 утра к гостинице подкатила сверкающая черная Волга и
умчала дорогого гостя. Посмотрели Тбилиси, посетили Пантеон на
Мтацминде, съездили в Мцхету, пообедали свежей форелью в каком-то
рыбоводческом хозяйстве. А под вечер приехали не дачу Отара, где в
завитой виноградом беседке был накрыт огромный стол.

До того дня Сухарь воспринимал выражение «стол ломится от яств» как
гиперболу. Но этот стол из довольно толстых досок ломился буквально.
Блюда стояли одно на другом, горой так сказать, и знакомым из них
оказалось только одно – цельный поросенок. Изо рта у него, впрочем,
торчал не хрен, а какая-то неведомая травка. Но больше всего Сухаря
поразило, что в стороне уже ожидали музыканты с народными инструментами
в руках и стройные юноши в национальных одеждах, по всей видимости
танцоры. Подтянулись гости, начался пир.

После первых обязательных тостов за встречу друзей, советскую науку,
мясо-молочную промышленность, Сталина и дружбу народов тамада передал
слово, по-грузински алаверды, дорогому гостю, который к этому времени
уже осушил довольно внушительный рог.
- Я знаю, -начал Сухарь, что должен поднять тост, но сначала мне очень
хочется задать вопрос. Пусть никто из присутствующих не подумает, что в
этом вопросе есть подвох. Я занимаюсь наукой. А суть любой науки -
формулировка вопросов и поиск ответов. И если я задаю вопрос, это лишь
только и означает, что я что-то не понимаю и хочу разобраться.
Все наверное знают, что Исаак Ньютон однажды сидел под яблоней и на него
упало яблоко. Конечно он мог вызвать садовника и сделать ему выговор. Но
он задал вопрос почему падают яблоки и открыл закон всемирного
тяготения...
Тут дало себя знать вино, и неожиданно для себя Сухарь закончил:
- Так поднимем этот тост за тяготение. За тяготение людей друг к другу.
За нерасторжимую связь родителей с детьми, союз друзей и верность
любящих!
Мужчины выпили, грянула музыка. Многоголосое пение наполнило тишину ночи
как прозрачное кахетинское наполняет тонкий хрустальный бокал.

Когда песня закончилась, тамада обратился к гостю:
- Борис, можешь задавать твой вопрос. Тост ты уже сказал и это был
хороший тост! Алаверды к Борису!

- Позавчера я прилетел в Тбилиси. – Сухарь поправил очки, - В гостинице
меня ожидали два очень близких друга, с которыми я раньше работал.
Теперь мы живем в разных городах. Решили отметить встречу, спросили в
оргкомитете куда пойти. Очень любезный молодой человек провел нас до
такси и предложил сопровождать. Мы отказались. Тогда он что-то объяснил
шоферу и тот привез нас в действительно колоритное место. В большом
подвале сидели одни мужчины. Они пили вино из больших бутылей без
этикеток и ели шашлык с шампуров длиной в добрый метр. Нашли свободный
стол, сели. К нам подошла официантка, крупная яркая женщина.
- Что будешь пить?
- Вино, -ответили мы.
- Будешь пить водку, - сказала она, ушла и принесла бутылку теплой
водки.
- Что будешь есть?
- Шашлык, - ответили мы.
- Будешь есть борщ, - сказала она, ушла и принесла каждому по тарелке
теплого борща.
Мы выпили немного водки, поковырялись в невкусном борще, расплатились и
ушли. Объясните мне, - Сухарь обвел глазами стол, - почему она не
принесла вино и шашлык троим вполне приличным на вид людям средних лет,
двум академикам и одному профессору?

- Пусть гостю отвечает хозяин. Алаверды к нашему Отари, - распорядился
тамада.
- Понимаешь, Борис, - Отар задумался. Можно было услышать как жужжат
шестеренки в его почти седой голове, - не все так просто. Вы попали в
место где все друг друга знают, а вас не знает никто. Поэтому юноша и
хотел поехать с вами. И официантку все знают, ее Тамара зовут, и она
всех знает. И вот приходят чужие люди, которые даже по-нашему не
говорят. И понятное дело, не знают сколько заплатить и сколько дать на
чай. А если платить по меню, то они за неделю прогорят. Я знаю, я им
мясо даю. И русский она почти не знает. Может быть не поняла вас и
принесла то что считает для русских привычным.
- Получается, - подвел итог Сухарь, - что в Тбилиси хорошо может поесть
только свой.
- Получается, - согласился Отар, - а где не так?
- Да в той же Москве. Приходишь в ресторан, тебе приносят меню,
заказываешь, ешь.
- Э-э, Борис, не смеши меня. Разве это будет еда? Все московские кабаки
годятся только женщину снять на ночь. Допускаю что они и накормить могут
хорошо. Но обязательно нужно чтобы тебя хоть кто-нибудь знал. Человек не
медведь, человек один не живет. Человеку даже не все равно что думают о
нем после смерти. Когда хоронили Александра Македонского, его руки
свободно болтались по сторонам носилок. Такое было у него завещание. Он
хотел показать, что уходит с пустыми руками... Так давайте осушим бокалы
за то, чтобы мы только уходили с пустыми руками, а при жизни наши руки
были всегда полными.

И снова зазвучала песня, и снова понеслась к вершинам, далеким от суеты
этого мира. А Сухарь вспоминал последний докторский банкет в донецком
ресторане, где похоже еда была приготовлена из отходов, и не мог не
согласиться с Отаром и в то же время не хотел. Ну, не весь же мир такая
помойка, что еду нельзя просто купить, а нужно обязательно быть своим,
думал он. И вообще что такое свой? Не родственник, не сотрудник, а по
принципу свои люди – сочтемся. Я тебе, ты мне. На уровне арифметики
правильно. Но есть же еще и высшая математика. Если я замечу умного
студента, но без связей, я что его в аспирантуру не протащу? Да так вся
наука вымрет за два поколения. А потом за несколько поколений –
цивилизация. Снова на деревьях жить начнем.

Когда песня отзвучала, Сухарь попросил у тамады слова. Тамада
поморщился, но гостю отказывать не стал.
- В прошлом году я был в Париже. Мне хорошо заплатили за лекцию и я
решил, была не была, пойду в дорогой ресторан и попробую настоящую
французскую еду. Коллега посоветовал мне Ле Баратэн около метро Пиренэ.
На дверях висело меню с ценами. Прикинул и увидел, что осилю. Зашел,
метрдотель проводил к столику. Заказал сырые сардины в маринаде, паштет
из гусиной печени и сыр на десерт. Специальный человек помог выбрать
вино. Ничего более вкусного я никогда не ел, если конечно не считать
сегодняшний день. И самое сильное впечатление от свежести. Как будто
этих сардин только что вытащили из моря. Вроде той форели, которую мы
ели на обед. Принесли счет, все копейка в копейку. Я дал пять франков на
чай, так меня проводили до двери. И я их в первый раз в жизни видел и
они меня. А ты, Отар, говоришь – только для своих.

Отар помрачнел.
- Не может быть такого чтобы чужого хорошо накормили, не обсчитали и до
двери проводили. Даже в Париже быть не может.
- Может. Ну зачем мне врать?
- Друзья, - вмешался тамада, - зачем нам спорить, если за одним столом с
нами батоно Виссарион. Он директор ресторана, который я смело назову
лучшим в Тбилиси. Давайте спросим его, может ли быть такое чтобы чужого
накормили, не обсчитали и до двери проводили? Алаверды к Бесо!
Крупный вальяжный Бесо помолчал, потом поправил пышные усы и уверенно
сказал:
- Может!
Отар вскочил.
- Слушай, Бесо, зачем такое говоришь. Я что у тебя в заведении не был?
- Отари, не спеши, - Бесо снова поправил усы, - Предположим ко мне в
ресторан заходит один мужчина, без компании, без друзей. Одет бедно, но
держится увереннно. Заказывает все самое лучшее. Кто это может быть?
Любой мой официант понимает, что это контрольный заказ. Тут надо
обслужить по высшему классу чтобы потом не заплатить больше. Борису
немножко повезло и слава Богу. Пусть ему всю жизнь так везет. Один умный
человек сказал, что везде где можно жить, можно жить хорошо. Но не
объяснил как это сделать. Может быть не захотел, а может быть забыл...
Так давайте поднимем бокалы за то чтобы мы знали и у нас получалось!
Гости подняли и опустошили бокалы. Грянул бешеный казбегури. Пустились в
пляс танцоры, а за ними и гости помоложе. Остальные хлопали в ладоши.

В гостиницу Сухаря привезли утром уже трезвого, но еще мрачного. Он
жаловался на головную боль и наотрез отказывался делиться впечатлениями.

В течение следующего года гости из Грузии посетили Сухаря дважды.
Собственно этих людей он не знал, но они были родственниками Отара. В
первый раз они завалили квартиру мандаринами и уехали только тогда,
когда последний мандарин был продан. На 8 марта та же история
повторилась с цветами. Сухарь разозлился и его дружба с Отаром сошла на
нет. А потом Сухарь уехал за детьми в Израиль. Там он и умер несколько
лет назад. Говорят, что своих любимцев Б-г забирает первыми.