История №371553

СИЛА СЛОВА?
(дидактическая история)

Когда учился в Пензе, во время первой производственной практики мы,
студенты, в качестве землекопов зачищали котлованы после экскаватора.
Работали под дождем, я промок, поднялась температура. Как положено,
обратился к врачу в студенческую поликлинику, а он меня «обрадовал» -
желтуха! И запихнул в инфекционную больницу.

Анализ крови диагноз опроверг, но печень действительно была немного
воспалена, даже пожелтели склеры глаз. Но не из-за желтухи, а после
небольшего ножевого ранения в случайной драке. Вот это пожелтение вместе
с температурой подвигли студенческого эскулапа на «желтуху». Через пару
дней полностью пришел в себя и пошел к завототделением за выпиской.

А он мне – отлуп: попался к нам, соколик, изволь высидеть положенный
карантин. Я струхнул – так тут у вас и заражусь по-настоящему! Он
успокоил – все обеззараживается, и я три недели маялся дурью. В конце
концов – кормежка, халявный отдых, подобралась веселая компашка из еще
4-х добрых молодцев да старого деда с циррозом печени. А за компанию, в
народе бают, жид повесится. Да и куда спешить - в котлован?

... Увы, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Я по
стеснительности не дал себя ощупать практикантке-медичке, убедив, что
ощупывание должно быть взаимным. И как кур в ощип угодил в бурный роман
с девицей, глянувшейся с первого же щупа. Роман затянулся на несколько
месяцев. Мог бы и на всю жизнь, если б ее папа-генерал не принялся гнать
лошадей и командовать мной как своим артучилищем.

... С едой в больнице, да еще в голодающей Пензе тех времен хрущевских
экспериментов в сельском хозяйстве,- было не ахти. Но я выигрывал
дополнительную пайку в шахматы у соседа по палате Мишки, 28-летнего
шоферюги. Мы играли в одинаковую силу, но у меня мотивация была большей,
и выигрывал куда чаще.

Впрочем, проигрывая Мишка не беднел: к нему по расписанию в 9, 15 и 19
часов приходили три невесты, и каждой он устраивал рай в шалаше в
котельной. Каждая приносила жрачку, считая себя единственной. Мы как-то
прикололись и свели их вместе – ту, что являлась в 9, и вторую, с 15-ти,
переправили на 19. Мишка не растерялся, представив, яростно подмигивая,
двух невест третьей как двоюродную сестру с подругой. А нас потом на
пару дней снял с довольствия.

... Одна из наших медсестер оказалась просто садисткой: укол компалона,
и так болезненный, делала очень больно. Мне не полагался, но, опять же,
за компанию поучаствовал в экзекуции садюги: когда она все приготовила
для укола кому из больных, отобрали у нее шприц, сняли трусы и
впендюрили в попу. Профилактически долго массируя место для укола
спиртом.

Когда она уразумела безнадежность сопротивления, стала выдавать очень
хорошие советы. А массаж ей понравился, и она захотела его продолжить со
мной или с Мишкой, но мы были заняты, особенно Мишка, и назначили ей
другого. Согласилась! Так, оказывается, оголодала в этом смысле, что
перебирать мужичками не стала. Да уколы потом делала понежней.

... Дед в наших проделках никакой роли не играл, но сочувствовал и щедро
делился кавалерийскими воспоминаниями, и о бабах-с тоже. Увы, в конце
концов он взял реванш и сыграл главную, трагическую роль, надолго
омрачив нашу веселуху: к нему приехал сын-офицер, забрал домой и вернул
к вечеру пьяным да веселым. Довольный дед сказал:
- Выпил всякого, закусил, чего душа ни пожелала. Теперь и помереть можно
спокойно.

... И той же ночью спокойно умер. Во сне.

Мораль: все таки есть слова, которыми нельзя бросаться, попадают в уши
то ли Богу, то ли дьяволу и становятся руководством к Божьему или
дьявольскому промыслу.

© Алик, б/пациент-1960 Пензенской инфекционной больницы №1