История №365203

Сильно немолодая женщина Егоровна с внешностью смотрительницы женской
колонии поступила санитаркой в зубопротезное отделение и сразу же усекла
"левую" предпринимательскую деятельность сотрудников. Она была женщиной
не слишком грамотной, но практичной. Освоившись, Егоровна почувствовала
себя старухой из сказки о золотой рыбке.
Она не говорила: "Дурачинушка ты, простифиля... ", а какими-то
неуловимыми намеками давала понять, что она женщина бедная, но гордая, и
в отличие от некоторых живет исключительно на свою трудовую копейку.
Зарплата у нее была побольше, чем у врачей и техников, да и трудовой ее
работу назвать можно было с большой натяжкой. Свои нехитрые обязанности
она умудрялась перекладывать на сотрудников, ссылаясь на свой почтенный
возраст и больную спину. Окружающих, за редким исключением, называла по
имени и на "ты". "Генка! – отчитывала она врача предпенсионного
возраста, рассыпавшего гипс. – Опять нас..л! Что же, я за свои
девяносто рублей буду за тобой раком весь день ползать?! ". Врач молча
брал веник, швабру и убирал, хотя у него зарплата была восемьдесят.
Очень скоро работники отделения перешли на полное самообслуживание. На
все праздники подносили Егоровне подарки, занимали деньги без возврата,
дарили вполне пригодную одежду. Ее намеки были не только прозрачными, но
и носили вполне угрожающий характер: "Нинка, – спрашивала она у зубного
техника, – это ж скольки у тебе польт? Серая с каракулем, кожаная, и ешо
шуба! Откудова у людей такие деньги? У мене за усю жисть було два
польта, да и тем грош цена".
Летом каждому собирающемуся в отпуск она жаловалась: "Усе едуть на морю,
а какая она, эта моря, я тильки в кине и бачила. На честные гроши, какая
может быть моря?".
В будничном общении она изъяснилась довольно грамотно, но когда на нее
накатывал приступ жадности, она, видимо для того, чтобы разжалобить
собеседника, прикидывалась простушкой и верещала лексикой глубокой
провинциалки. Однажды даже ухитрилась позавидовать своей умершей
соседке: "А гроб-то какой, и глыбокай, и широкай, разлеглася - вроде
барыня".
За несколько лет до того у нее отыскались родственники в Америке
(вовремя войны дернули с отступающими немцами). Стали переписываться, а
на Пасху и Рождество она получала от них посылки. Как-то угостила она
сотрудников куличами собственного приготовления, все искренне отдали
должное ее кулинарному мастерству, а женщины попросили рецепт. Она,
смутившись, сказала: "Родня с Америки специи шлють, прошлый раз таки
душисты булы, а нонче не пахнуть, но в красивой коробочке, с
ангелочками. Вот увесь секрет ". А через месяц приходит Егоровна в
слезах: получила сопроводительное письмо к той посылке с опозданием.
Родственники писали, что выслали прах кремированной бабушки, которая
завещала похоронить свои останки в родной земле. После еще долго
подначивали зубников, "которые схарчили американскую старуху".
Однажды у зубного врача Фимы помер престарелый сосед. Как это ни
печально, но вопреки стараниям медиков, этот факт все еще регулярно
случается с нашими гражданами. Наследники покойного, как положено,
готовились с честью проводить старика в последний путь и разделить между
собой постигшее их горе, в том числе и находящиеся у старика во рту.
Дело в том, что задолго до своей кончины он имел неосторожность вставить
себе полный рот золотых зубов, тогда это считалось признаком
материального благополучия, как теперь золотая цепь на шее толщиной с
якорную. Родственники были людьми практичными, и еще при его жизни
заглядывали ему в рот, как золотоискатели в промывочный ящик, и зарывать
золото вместе с дедушкой считали нецелесообразным и для извлечения
протезов пригласили Фиму. К нему с подобными предложениями обращались не
впервые, но он обычно отказывался, и вовсе не по этическим соображениям,
а элементарно боялся покойников. Но, на сей раз, заколебался, очень уж
соблазнительной была "халтурка": оплата такой услуги была довольно
щедрою – половина извлеченного сокровища.
Эти нехитрые процедуры на работе Фима проделывал по нескольку раз на
день, но то ж на живых людях... После тягостного раздумья он пришел к
мудрому решению: скооперироваться с опытным в этом деле коллегой
Артуром, а выручку поделить, и заодно подучиться тонкостям
специфического ремесла. Не станем вдаваться в мрачные детали манипуляций
Артура, но когда он произвел значительную часть этой операции, то
уступил свое место стажеру. Собрав в кулак остатки стремительного
тающего мужества, Фима вцепился в коронку старика специальными щипцами,
в этот момент... покойник захрипел.
У доктора моментально подкосились ноги, цвет лица приобрел такой же
безжизненный оттенок, как у "пациента", и он плавно прилег рядом с
дедушкиным гробом. "Теперь у меня уже два покойничка" – с ужасом подумал
Артур и бросился за помощью к родственникам старичка, бдительно
дежурившим у двери. Состоялся вынос тела впечатлительного доктора на
свежий воздух, где общими усилиями привели его ослабевший организм к
жизнеспособному состоянию и препроводили домой.
На следующий день Артур разъяснил не вполне еще очухавшемуся коллеге
причину злополучного казуса: когда он следил из-за Фиминой спины за его
трясущимися руками, то случайно (а может, для прикола) облокотился
локтем о грудь покойника, и воздух из его легких со зловещим хрипом
вырвался наружу...