История №362539

ДОРОЖКИ

Все совпадения, разумеется, случайны, а имена - выдуманы

Когда-то давным-давно – много лет тому назад – я служила диджеем на
одной маленькой, но гордой тульской FM-радиостанции. В те времена
устройство радиостудии было таково, что диджею было никак не обойтись
без помощника, звукорежиссера. Именно он включал ведущих в эфир и
отключал от него, именно он спешно искал песню, которую радиослушатель
выбирал в качестве поздравления своей подружке – да не в компьютере, а
ползая между стеллажами, уставленными компакт-дисками; диджей в это
время тянул время. Это потом уже, через несколько лет, все песни,
которые было позволено ставить в эфир, перегнали в компьютер, и диджей
стал управляться с эфиром сам. Тогда появились плейлисты – списки песен
на каждый час; отступать от них было нельзя, однако и накладок стало
меньше. Зато вначале каждый эфир был полон адреналина: песни звучали,
какие захочет диджей (или, если диджей с похмелья весь эфир блюет в
туалете, что случалось довольно часто, какие нравятся звукорежиссеру),
наушники ломались, дорожки, по которым звукорежиссер уводил звук,
заедали, из-за чего диджей по четыре часа не мог не кашлянуть, ни
пукнуть.

Вот об этих дорожках я сейчас и расскажу. Представьте себе огромный
студийный пульт – вы наверняка такие видели в разных музыкальных фильмах
или дневниках телепередачи "Фабрика звезд". Представили? Так вот, ничего
подобного у нас не было. Пультик был маленький – не больше метра в
ширину. Главных, звуковых, дорожек было две, и от постоянного
использования они так залоснились, что найти их даже человеку
неподготовленному не составляло никакого труда. К каждой дорожке
прилагалась маленькая ручка, за которую нужно было ухватиться и тянуть,
пока не дотянешь до самого низа. Все это время над дорожкой горела
красная лампочка, а в момент стыковки ручки и нижней точки дорожки она
отключалась. Это означало, что можно выдохнуть и вернуться к прерванному
на время выступления ведущего разговору. Нужно заметить, что проверять,
горит ли кнопочка, вошло у нас в привычку далеко не сразу. Это сделало
наши первые эфиры незабываемыми.

Рано утром (часов в 11) в пятницу, диджей, скажем, Ваня сидел в
аквариуме (так называлась студия – одна из стен у нее была стеклянной,
чтобы окружающие видели, что там происходит и не ломились бы во время
эфира к ведущему) и, как ослик Иа-Иа, размышлял о странностях жизни.
Настроение у него было грустное, во рту нагадили кошки, а голова страшно
болела после вчерашнего... Его звукорежиссер И. был примерно в таком же
состоянии. В тот самый момент, когда радиослушатели настроились внимать
романтической песне Криса Де Бурга Lady In Red, из динамиков раздался
задушевный голос Вани: "Ох, И., как ебаццо-то хочется! Позвонить что ли
Маше?.. Или Ане?.. Пускай подол задерет и ждет... Дааа... Кстати,
мама-то у нее тоже ничего, жопастененькая. Это я об Аньке. У Машки мать
сука еще та – уууу!". Надо ли говорить, что и Аня, и Маня слушали этот
эфир любимого и единственного с особым интересом. Кстати, в компании
мам. Странно и непонятно, почему после столь блистательно проведенной
передачи Ване отказали от Ани-Маниного дома. Впрочем, горевал он недолго
– Ани-Мани в те времена дежурили у дверей студии толпами.

Или вот диджей, скажем, Петя. Был он чувак видный – ростом чуть выше
двух метров, поступь гренадера, голос – как Иерихонская труба. Когда он
говорил "Привет", хотелось на всякий случай присесть и закрыть голову
руками. За "приветом" обычно следовало дружеское похлопывание по плечу,
вбивавшего незадачливого знакомого Пети в землю примерно по пояс. Можете
представить себе, как тяжело было такой масштабной личности уместиться в
студии, сконструированной, как я подозреваю, садовыми гномами. Делали
они ее, наверное, и думали: офигеть, какие мы щедрые, сколько места
оставляем! Ну, в принципе, двум человекам среднего роста в этой комнатке
два на полтора еще можно как-то разместиться (да-да, примерно как в игре
"Твистер"), но Пете с его ногами как у топ-модели Нади Ауэрманн там
было, прямо скажем, тесновато. И вот однажды сидит он, согнувшись,
что-то там вещает в микрофон, пинает розетку и свет в студии – бах! - и
погасает. Звук отключается, и Петя остается в полной темноте и тишине.
"Ну, привет тебе, пиздец!" - говорит Петя, сгибает ноги еще в четырех
местах и лезет под стол – чинить эфир. Места там, как я уже говорила,
мало, а ноги, как, впрочем, и руки, и нашего героя длинные.
Ругательства, к слову, он тоже знал длинные-предлинные. Как, бывало,
начнет ругаться – хоть записывай – в пять этажей на одном дыхании.
Закончит одну конструкцию – и начинает другую. Помню, в тот раз мы прямо
заслушались. Ну, представьте себе: играет какая-то особенно мерзкая и
бесконечно-длинная в стиле "ковбою снова наступили на яйца",
прерывается, и вместо нее слышится звук удара чего-то тяжелого обо
что-то гулкое и многоступенчатые комментарии к этой крайне неприятной
ситуации. Цензурными в той речи Пети, как водится, были только предлоги.

И вот, наконец, розетка под столом поймана, шнур от эфирного
проигрывателя включен, Петя поднимает голову над столом и видит перед
самым своим носом красненькую лампочку, возвещающую о том, что
радиопередача о тонкостях русского языка только что с большим успехом
прозвучала во всей Туле и Тульской области. В то же время он слышит, как
на дверь студии с размаху начинает бросаться увесистая и очень, очень
злобная туша генерального директора. Тогда Петя пододвинул к себе
микрофон поближе и сказал своим красивым "эфирным" голосом: "Только что
вы прослушали последний эфир диджея Пети. Счастливо оставаться!".
Странное дело, но после этого случая его не уволили – на закон о
телевидении и радиовещании, где черным по белому было написано, что
матом по радио ругаться нельзя (за давностью лет, увы, более точной
формулировки не припомню) в то время можно было плевать с высокой
колокольни. "Твое счастье, Петя, что тебя никто не слушает!" - сказал
ему мстительный гендиректор, потирая синяки, - да и отпустил с миром.
Увы, на этом неожиданности не прекратились. То и дело кто-нибудь забывал
отключить самую важную кнопку, и тогда слушатели, которых становилось
все больше и больше, становились свидетелями интереснейших разговоров,
которые совершенно не предназначались для их ушей. Начальство боролось с
этой кармой изо всех сил, но ничего не помогало. Увы, до конструирования
"тревожной кнопки", при нажатии которой программный директор мог бы
отключать распоясавшихся хулиганов от эфира, боссы не додумались. Так
что наши передачи были порой самым настоящим реалити-шоу – и это в те
времена, когда о "Доме" и "За стеклом" еще никто не додумался. Только
вот не знаю, стоит ли мне этим гордиться.