История №345494

Случилось это в те далекие-предалекие времена, когда страна наша была
эСэСэСеРией, когда простых девочек и мальчиков почти не было, а были
октябрята, пионеры и даже комсомольцы. И был я тогда пионером. И
замаячил на горизонте некий районный смотр художественной
самодеятельности, в котором мы должны были принять участие, исполнив
хором очень серьезную песню про борьбу за мир во всем мире и все в
таком духе. Ответственной была назначена наша классная. При всех своих
достоинствах, организаторскими способностями она не обладала, женщиной
была мягкой, короче, мы ее не боялись. Ну, на репетиции, конечно,
ходили, но душу в исполнение не вкладывали. Станиславский, слушая наше
завывание, ни за что бы не поверил, что мы хотим мира во всем мире.
Наступило время Ч и час Х, начался смотр. Пришла наша очередь
выходить на сцену. Мы вышли, построились "свиньей", открылся занавес,
зазвучала торжественная музыка, мы затянули. Беды ничего не предвещало.
Первый куплет с припевом отвыли "на ура". Исполняя второй куплет, я
понял, что остался в одиночестве, в смысле пения. Кто-то еще пытался
петь, вспоминая и путая слова, но большинство не пело, и в итоге
замолкли все. И только я продолжал выкрикивать под музыку слова о мире
и о милитаристах, не успев вовремя остановиться. Причем когда речь шла
о милитаристах, лицо я старался делать суровое-суровое. Вот тут бы
Станиславский был бы доволен. Зал даже сначала было подумал, что это
такая хитрая сольная партия, но затем впал в шоковое состояние, потому
как до пения меня можно допускать только в составе немаленького хора.
После шокового состояния зал стал хохотать, а я на автомате начал
выводить припев (как назло слова я почему-то помнил). В общем, картина
маслом: стоит хор, далеко не из первого ряда пионер со зверским лицом
орет песню про мир, хор тупо смотрит на поющего, зал держится за животы.
Все продолжалось до тех пор, пока кто-то не догадался закрыть занавес,
но к тому времени я уже почти все спел и про солидарность и про гадов,
разжигающих пожары войн.
... В тот день я был звездой! В фойе пионеры и особенно пионерки
издалека показывали на меня пальцем и хихикали. Наш трудовик пожал мне
руку, сказав "Мужик!". Но в таком составе нас больше на сцену не
выпускали и на репетициях драли три шкуры.