История №304842

ЕВПАТОРЯЧЬЯ КЕФАЛЬ

Анек вместо эпиграфа. Встречаются две подруги, Толстая и Тонкая. Толстая
делится секретом своего преуспеяния:
"Подвела к кровати дверной звонок, привожу мужика, плата вперед, но как
только он... , нажимаю кнопку, кричу:
"Муж!" - и спроваживаю "клиента". Он в чем мать родила в окно, мне
остаются бабки, драгоценности, вещи. И все счастливы: он думает, что
унес ноги, довольный приключением, а я остаюсь и честной, и богатой."
Тонкая решила воспользоваться советом и опытом подруги, но когда они
встретились через пару лет, Тонкая выглядела еще более несчастной...
- Ты что, не воспользовалась советом?
- Да, воспользовалась! Но первого же клиента хватил инсульт, он с тех
пор живет у меня, я за ним ухаживаю, а он еще и шпыняет своей окривевшей
мордой: "Ну, блядь, и где же твой муж?"

Когда мы в год Чернобыльской Катастрофы отдыхали в Евпатории на Чайке, я
охотился на рыбу и крабов. И хобби, и приварок к скудному пансионатскому
столу.

Увы, в море как в реке обычно мощное течение, да еще меняющее
направление вдоль берега. Поэтому по течению я плыл, постреливая рыбу и
подбирая крабов, а вот против течения шел по берегу через территории
пляжей пионерлагерей да пансионатов. Из-за ружжа да черного
гидрокостюма, делавшего меня своим дельфинам, наши, самые бдительные в
мире, советские люди принимали за "чужого", только и слышал: "шпыгун,
шпыгун", т. е. шпион (укр.).

В конце концов, раз "шпыгун", ничего другого не осталось, как
подшпионить в бинокль за местными ребятами: они приносили кефаль на наш
пляж на продажу, а места охотничьих угодий скрывали.

На одно из выведанных святых мест мы с внучатым племянником, пионером,
десятилетним чернобыльским беженцем Олежеком пришли спозаранку, после
тщательных вечерних сборов. Правда, спросонок он умудрился забыть
всего-ничего... ружье!

Другой бы на моем месте просто надел свинцовый пояс-груз без костюма и
утопился. Другой, но не находчивый и неунывающий я, сразу изготовивший
полинезийский гарпун: у арматурины с ближайшей стройки расплющил камнями
конец, заточил его об бетонный блок, а рогатку сконструировал из резинки
трусов пионера-беженца.

Для кефалей такой гарпун оказался слабоват, они откровенно надо мной
насмехались, резвясь на расстоянии выстрела из ружья, которого у меня не
было, но вне досягаемости гарпуна. На их тупых мордах с холодными
рыбьими, как у последнего царя Николая Второго, глазами, было написано,
как в заглавном анекдоте: "Ну, блядь, и где же твое ружжо?"

Пока кефали шпыняли меня про ружжо, я сделал вид, что не очень-то и
хотелось, да перестроился на камбалу, наколол несколько штук. И, как
говорится, деньги к деньгам (например, морганатические браки Абрамова с
Алсу, Брэда Пита с Анжелиной Джоли), а рыба - к рыбе: на берегу
появилась хохочущая супруга с моим ружжом.

Она встала позднее нас, и первое, что обнаружила на столе - это ружжо.
Перед уходом я велел пионеру чем-нибудь надежным придавить записку жене,
чтоб (записка, а не жена) не улетела. Он же, толком не проснувшись,
ничего надежнее ружжа не нашел. И спохватился, когда мы еще недалеко
ушли от дома, вполне могли возвратиться, но он верил в приметы
(вернуться - к неудаче) и понадеялся на те самые отечественные "авось",
"небось" да "кабысь" -"авось" как-нибудь обойдется, "небось" что-нибудь
придумаем да "кабысь" дедушка простит.

И таки обошлось, и таки придумал, и таки простил, а благодаря родимой
супруге реабилитировался как главная фигура совдепии - Человек с Ружьем,
и ужо показал этим кефалям! Заодно приобрел новые ихтиологические
познания.

Так, стая, обнаружив нечто интересное, понаблюдает, уходит в море и там
делится впечатлениями с другой, та приплывает, в свою очередь
впечатляется, передает дальше,- и так слухами полнится не только земля,
но и вода.

Скорее всего, рыбьи стаи, заставшие меня безоружным из-за преступной
халатности пионера-беженца, хвастали другим, как они надо мной
глумились. И те поспешали словить такой же кайф.

Я, уже воорженный, встречал новоприбывших меткими предательскими
выстрелами в спину. Еще одно наблюдение: предательские выстрелы всегда
меткие, предательство, видать, дело душевное, тут уж наш человек
старается.

И эксгуматоры сталинских захоронений не устают потрясаться меткостью
стрелков, попадавших в яблочко черепа. Чекисты знали и любили свое Дело,
не зря многие носили значки ворошиловских стрелков! Только не помню,
крепились ли к ним жетончики с числом расстрелянных - как с числом
прыжков у парашютистов.

... А каждая кефалья стая, потеряв товарища, быстро улепетывала. Но
через некоторое время появлялась другая. Почему же обстрелянные рыбы не
предупреждали других? Думаю, кефаль - не белая, а КРАСНАЯ рыба.

В смысле совкового толкования "Сказки о рыбаке и рыбке", где Старик и
Старуха консенсусом пришли к давней большевистской мечте об одинаковых у
всех хибарах да разбитых корытах. И когда Старик, заказав это Золотой
Рыбке как желание, воротился, то застал Старуху возле того же корыта, но
с надписью: "Козел ты, старче, и дурак. И баба твоя дура. Я - рыбка
Золотая, а не КРАСНАЯ".

© Алик, дайвер www.alikdot.ru/anru/sportovec/fishing/kefal/