История №284198

Известие о том, что на местную фабрику по переработке вторсырья поступил
вагон бракованных презервативов, взволновало учеников старших классов. И
назавтра многие старшеклассники явились с карманами, доверху набитыми
невзрачными бумажными пакетиками со скользкими бледными резинками
внутри, похожими на воздушные шарики. Но мы то знали, что это за
воздушные шарики! У нас уже пробивались волосы на верхней губе и в
других местах!
Это сейчас все стали такими смелыми, и любая пигалица может сказать на
кассе: “Дайте мне три! А лучше десять!” А раньше не то что подросток,
не каждый взрослый решался зайти в аптеку и попросить “стыдную” резинку.
В самом слове “презерватив” был оттенок какой-то непристойности, и на
публике его старались лишний раз не употреблять. Чтобы не произносить
табуированное слово, был даже придуман специальный эвфемизм: “резиновое
изделие номер два”. Человек, чтобы не смущать себя, теток в очереди и
молоденькую продавщицу, так и говорил – дайте мне резиновое изделие
номер два! Мол, я это не на хуй надевать буду, а так, от дождя
спрятаться...
Простые люди, надо отдать им должное, и в те времена называли вещи
своими именами: резиновое изделие - “гондон”. И плохого человека
называли тоже - “гондон” (г – фрикативное ). Не знаю с чем это связано,
с плохим ли качеством советского презерватива или с органом, на который
его надевают, но слово было крайне популярное. В частотном словаре
старшеклассника оно занимало почетное второе место. А какое слово
занимало в частотном словаре старшеклассника почетное первое место, я
говорить не буду, вы и сами, небось, хорошо знаете... Но в качестве
обращения к другому ученику это, конечно же, было первое: “Слышь,
гондон!”
Так вот, то, что потом началось в нашей школе, иначе не назовешь, как
эээ... кондомный терроризм. Предмет интимного обихода, “стыдная”
резинка, презерватив, присутствовал в школе повсеместно и тотально:
валялся между парт в классах и коридорах, висел, завязанный на ручках
дверей и окон, на классных досках и даже люстрах. Случайному человеку
могло показаться, что он попал не в образовательное учреждение, а в
тайное гнездо чудовищного разврата. А не случайному... Тетка из районо,
зайдя с инспекцией и разглядев, что за резинку растягивают на перемене
две третьеклассницы, просто свалилась в обморок, и ее увезли на скорой.
По всей школе стоял мрачный запах жженой резины, изделие номер два
массово поджигали и бросали в мусорные урны. На уроках ученики
развлекались, демонстративно надувая презики, надевали их на линейки,
пеналы и прочие малоподходящие предметы; второгодник Плыха на последней
парте все пытался натянуть презерватив даже на свою скромного размера
голову, на что Михаил Наумович, учитель языка и литературы, метко и едко
заметил, что будет лучше, если Плыха все-таки презентует его своему
родителю, чтобы у Плыхи не дай Бог не появился братик и не дошел до
этого класса. На переменах самые отчаянные наполняли презервативы водой
из крана. И вместивший несколько литров воды латексный пузырь летел из
окна в зазевавшегося школяра. Сначала в школяра. Потом полетел и в
нелюбимого учителя. Бедный учитель математики Крушинский, положивший всю
свою жизнь на алтарь образования и давно уже существующий на грани
нервного срыва, попал под удары жидких “бомб”. Мокрый и оскорбленный,
вздымал он к небу руки, призывая его обрушиться на головы неблагодарных
учеников.
Если кто-то думает, что я отсиживался в сторонке и не принимал активного
участия во всеобщем веселье, то он сильно ошибается. Своей соседке по
парте, отличнице и примерной девочке Маше за то, что: а) не давала
списывать контрольные по математике, б) просто не давала - я незаметно
засунул несколько кондомов под обложку ее образцового дневничка. Один
пакетик я, коварный, добавил вскрытым и пустым. После этого Маша
отсутствовала на занятиях три дня. На четвертый она появилась, тихая и
бледная, и не глядя в мою сторону, попросила классную пересадить ее за
другую парту. У Маши, к слову сказать, был суровый отец. Он работал
начальником местной пожарной охраны. Суровый и мстительный. И после той
шутки мне не раз приходилось покидать школу по пожарной лестницы, чтобы
избежать встречи с Машиным отцом, коренастая фигура которого угрожающе
маячила у школьных ворот, не предвещая мне ничего хорошего...
Чтобы прекратить вакханалию и спасти честь школы, директор собрала всех
мальчиков старших классов и, выстроив их перед собой, произнесла гневную
речь, суть которой сводилась к тому, что если мы не возьмемся за ум и не
перестанем таскать в школу всякую дрянь, то она собственными руками
оторвет нам то, на что одевают эти грязные штучки, и они нам больше
никогда не пригодятся.
Несмотря на то, что директор постоянно сбивалась на истеричный крик, а
иногда и слезы, угроза показалась нам вполне серьезной, и вскоре в школе
воцарилось прежнее спокойствие и тишина. А мы с Машей, как не странно,
спустя некоторое время сделались близкими друзьями.

© Юрий Юрковец