История №218985

Букаф многа. Милион! Но дочитайте.
Взято отсюда:
http://eprst2000.livejournal.com/13661.html
(Про телефон из НД оттуда же)

На мой взгляд, в мире есть две наиболее агрессивных среды: очередь и
транспорт.

В общественном транспорте я совершенно теряюсь. Особенно если надо с
билетом ехать. Я моментально тупею, теряю ориентацию на местности и
совершенно не знаю к кому обращаться. Однажды я попала в затруднительную
ситуацию. Купила билет у водителя и передала его на пробить. А это же
страшное дело. До пробивателя далеко, через столько рук билет идет – и
не сосчитаешь. Стою и смотрю, слежу, значит. И вот вижу, что некая
тетушка билетик мой прокусывает, вытаскивает из аппарата и натурально
кладет к себе в карман. В верхний, на ней пиджак был с верхним карманом.
Я прямо обомлела вся. Потому что ведь знаю, что на линии контроль, весь
троллейбус исписали про это. Я и сказать-то ничего не могу. Потому что
стыдно. Столько людей вокруг и как я скажу? "Женщина, верните билет! " А
если она не обернется? Тогда мне придется выкрикивать: "Вот вы! Да, вы!
С верхним карманом! Да, да, да, не отворачивайтесь". Прям так, что ли?
Я так не смогу никогда.
А рядом стояла девушка. Я метр восемьдесят, повисла на поручне и похожа
на неуверенный вопросительный знак. А она хоть и метр пятьдесят, точно
не больше, но вся собой представляет упертый восклицательный знак. Едем,
молчим. Она наклоняется ко мне... Я вот прям почувствовала, что именно
наклоняется, потому что ко мне в тот момент мог бы и ребенок
наклониться. И говорит, значит: "Вы что, так и будете молчать? " И вдруг
как закричит на весь троллейбус: "Женщина, верните билет! Это не ваш! "
Я в тот момент даже поразилась, где в ней столько голоса помещается.
Билет мне тогда вернули. И я всю дорогу через каждую остановку говорила
восклицательному знаку спасибо, потому что боялась, что она сойдет, а я
не успею. Такая маленькая, вся крепкая. А болтаюсь между перекладинами,
как макаронина. Почему-то в этот момент особенно чувствовались руки.
Оказывается, они у меня безууумно длинные и я совершенно не знаю, куда
их деть.

И еще я в транспорте всегда мучаюсь одним вопросом: уступать место или
нет. Если рядом стоит поседевший мужчина, то тогда без проблем – встаю и
резко отбегаю в сторону. Потому что не люблю вот этого: "Ой, да не надо,
да вы сидите, мне выходить через одну..." Уступили, значит, садись!
Козел... Хотя мужчины не сильно-то и возражают. А вот с женщинами
сложнее. Опять же если явная старушка – то без вопросов. А если женщина
только собирается ею стать? Готовится, так сказать. Никого особо в
известность об этом не ставит, конечно, все тайком, тайком...
Мне вообще всегда интересно, что чувствует женщина, когда ей первый раз
в жизни уступают место? Когда тебе вот так, на глазах у всех, ни за что...

Пожалуй, самый добрый транспорт – это самолет. Вот приходишь в аэропорт
встречать человека. А там полно таких же, как ты. Главное, быстро
прибиться к своим – найти, где кучкуются встречающие тот же рейс. В
такие моменты быстро всех запоминаешь в лицо. Обязательно будет мужчина,
который не любит свой букет.

- Ну что? Прилетели?

- Да нет, они еще не сели.

- Задержка у них была, не знаете?

- Да нет, вроде идут по расписанию.

Будто бы этот мужчина твой родственник и вы встречаете общих друзей.
Потому что оба говорите "они". Ну как, как "они" там? И сразу
представляются, что "они" летят такие сосредоточенные, молча и все
держаться за руки. А мы здесь на земле их ждем. Мне это очень нравится,
когда все вместе и чтобы за руки. Лучшего чувства, чем чувство локтя, я
за свою жизнь не испытывала.

И вот ведь казалось бы. Очередь. Там сам бох велел за руки, вместе.
Потому что цель одна. Это даже не троллейбус, где каждый выйдет на своей
остановке и побредет в неизвестном направлении. Тут цель явная –
конкретная дверь или конкретный прилавок. Всем бы сгруппироваться и бить
в цель. Едино так, сплоченно. Потому что ведь общая беда объединяет.

С очередями меня связывает неприятная история. Я подхожу, а она, собака,
длинная – капец. Аж в два ряда идет. И это так всегда раздражает! И вот
ты встаешь и постоянно оглядываешься назад. Просто ждешь, что кто-нибудь
еще подойдет, и ты не будешь торчать в конце одна. И кто-то потом
позавидует тебе, как ты сейчас завидуешь тем, кто в середине.
Так вот. За мной никто никогда не встает. После того, как я подхожу,
люди теряют весь интерес к голландским курам или терапевтам.

Сегодня меня поразила очередь на оформление заграничного паспорта.
Паспортный стол открывается в одиннадцать. Если приезжаешь к шести утра,
то ты уже седьмой. Обязательно есть человек, который дежурит со списком.
Он здесь с четырех. Каждый делится своей историей: "А я, значит,
подхожу, к пяти, думаю, ну хорошо, что первый, а они вылезают из машин –
нееет, говорят, третий". Ерунда полная, но все слушают с удовольствием.
С появлением новых персонажей история повторяется на бис, ее уже
рассказывают в другом конце очереди: "Вон мужик стоит, видишь? Пришел к
трем – и уже десятый!!! "

Мужчина со списком, естественно, пришел сдавать документы за сына. Хотя
в правилах четко написано: СДАВАТЬ ЛИЧНО. И дело даже не в том, что у
мужчины со списком здесь связи и все схвачено. Он просто такой и все. Не
сомневайтесь даже: любого другого гражданина завернут из-за неверно
поставленной запятой. Пусть он даже не просто лично придет, а принесет
свои детские фотографии и сдаст медицинские анализы. А человека со
списком никогда не завернут. Потому что он такой. Ему надо – и все.
В очереди обязательно есть добродушный агент туристической фирмы,
который консультирует всех. "А вот это неверно, а это лучше переписать,
а это подчеркните". Он сюда каждый день ходит и его дежурная шутка, что
"скоро буду брать по десять рублей за консультацию". На всякий случай
все смеются.

С каким же неподдельным удовольствием новичкам указывают на мужчину со
списком! Наивные, они-то думают, кто последний. Последний записался
давно и уже спать пошел, парниша. Ты семьдесят пятый. Что, съел?

Обязательно рассказывают дежурную страшилку. Например. Пришел мужик. У
него в паспорте написано, что он Федр. А мужик в анкете написал, что
Федр. Две точки над "е" поставил. Так что вы думаете? Завернули!
Сказали, что не то имя. Весь день стоял и завернули. Да вон же он,
сидит, курит... И почти вся очередь оборачивается на него. Как Вий показал
- вот он.

Очередь – это безымянные герои. Там все Мужчины и Женщины. В особо
тяжелых случаях, двадцать седьмые или тридцать первые. Бывают еще "за
той женщиной с ребенком" или "перед этим мужчиной в костюме". Я знаю,
почему так случается. Люди намеренно не хотят знать имена, потому что
бояться привязаться друг к другу. Тогда уж точно получится не очередь, а
сплошная кистень. Вот любую Женщину можно запросто не пропустить
("Женщина, ваша очередь давно прошла! "), а конкретную Таню уже жальче.
Хотя очередь, конечно, может проявить сочувствие и даже вникнуть в твою
беду. Например: "Здесь стояла женщина, она сейчас побежала за ребенком в
садик, у них там свинка, что ли, началась. Она своей матери ребенка
забросит и вернется. Ну, скоро, наверное". Но что самое страшное – в
этот раз мне очередь такая попалась, что тема свинки и плохих детсадов
не развилась даже между двумя тетями. Вы представляете? Звери, один
словом, звери...

А потом паспортный стол открывают и все бросаются внутрь. Там мест всего
человек на десять, но все туда вперемешку – и третьи, и двадцать девятые
и даже шестидесятые, которым вообще сегодня ничего не светит.
Обязательно найдется женщина, которая будет громко шептать мужчине со
списком: "Надо встать и следить, чтобы все по списку, все по списку". И
хочется сразу ударить ее по лицу. Потому что ну разве так можно? Мы
стоим перед тобой – пятьдесят человек, с открытой душой и сердцем, как
на ладони, а ты вот так сразу!
Я откровенно ненавижу эту женщину. Готова отомстить ей настолько, что
даже не скажу, как неправильно у нее заполнена одна сточка в анкете. Ни
за что не скажу. А очередь мстит мне за то, что я седьмая. И ни за что
не скажет, что печать стоит не в том месте. Хотя все все видят, но у
каждого свои мотивы, вы же понимаете...

Сороковые напирают на дверь, давят массой тридцатых, а пятидесятые
внимательно считают, сколько принимают за час и делят рабочее время
паспортного стола на список. А я мотаю круги вокруг кабинета. Я просто
чувствую, что сейчас зайду, а там аудитория с кафедрой и скажут:
"Пожалуйста, берите билет". И я умру сразу же, сразу же!!! И еще эта
обстановка вокруг... Все сидят на подоконниках, на корточках, кто-то у
кого-то что-то переписывает, повторяют, что говорить, если спросят про...

Ощущение, что анкета – это шпора. Ужас. А ты стоишь с паспортом, как с
зачеткой... И тошнит, тошнит... И еще этот невыносимый вопрос: "А какой
сегодня принимает? Злой или добрый?"

Или еще ощущение такое, что сейчас война. Война и мы все в оккупации. А
вокруг голод и мы пришли за хлебом. Выдают строго по списку – 50 граммов
на человека. А хлеб из клея, естественно, и с опилками. Бледная женщина
прислонилась к стенке – у нее дома двое детей, она разотрет этот хлеб в
муку, добавит воды и сделает лепешки – так выходит больше.
Хотя на самом деле, у нее просто не приняли документы – не так
поставлена дата.

Господи, а ведь всего лишь паспорт! Я спрашиваю мужа: "Почему на
загранпаспорт фотографию округляют снизу? Почти кружок делают по груди,
точно, как на памятник". А он отвечает, что наши органы так выражают
свое сочувствие, что мы их покидаем...
Милиционер читает анкету внимательно. Иногда слегка улыбается – я знаю,
это у них такой страшный психологический прием. Ты сразу думаешь, что он
скажет: "Что же вы тут написали, милочка. Что тут сказать... берите второй
билет..." И опять все заново... Это же умереть можно. Это же невыносимо
совершенно. А он, наверное, улыбается и ждет, что ты сейчас не выдержишь
и скажешь, что убила и съела человека в восемнадцать лет.

А после тебя заходит сразу муж. Ты уже куришь на улице и щебечешь, как
легко это было. "Ну, я, значит, захожу, сажусь. Он прочитал, вопрос
какой-то задал..." - "А какой? " - "Да я и не помню уже, что-то про место
работы..." - "Мамочки, у меня не примут..." - "Да нет, не страшно совсем.
Хотите, у меня есть образец анкеты". И люди хватают ее, дергают почти на
части.

А вокруг светит солнце и тебе уже в принципе все равно, сдаст подружка
или нет... То есть муж. Конечно, лучше, если бы сдал. Но даже если не
сдаст, то ты его будешь подбадривать всю дорогу. И пойдешь с ним на
повторную пересдачу, чтобы поддержать. А он выходит уже: "Ну что, сдал?
" Сдал! И такое щастье сразу! Сдали! Оба! Теперь гуляй! И совсем нет
мыслей, что можно взять и поехать вместе на море за границу. Хотя ради
ведь этого сюда и пришли. Совсем не думаешь, что теперь можно будет
где-то купаться, загорать, пить сладкие коктейли. Потому что это и не
важно.
Главное, что сдали.
Оба.
Теперь все. А море... Что море... Это так. Очередь – это да. А море – так...
Так...

Когда учительница спросила: "Ребята, как вы считаете, кто из нашего
класса не достоин стать октябренком? ", все замолчали. У нас был
классный час и все знали, что чем меньше на нем выступаешь, тем быстрее
отпустят домой. Но я так никогда не считала. Потому что готовилась стать
настоящим октябренком. Я готовилась отдать сердце Ленину, очень серьезно
к этому относилась. Поэтому подняла руку и сказала: "Я. Я не достойна
стать октябренком". – "Как, Алеся? Почему? " - "Потому что я не люблю
помогать маме по дому, не делаю уроки сама, а когда была еще в детском
саду, то украла из аквариума рыбку".

Отлично помню ту рыбку. Мне все время казалось, что ей плохо здесь
плавать, намного лучше будет у меня в комнате. Я месяц разрабатывала
план и выкрала ее во время тихого часа. Рыбка была красная и умерла по
дороге домой. Наверное, слишком крепко я ее сжимала кулачком в кармане.

Учительница посмотрела на меня внимательно и тут же поставила в пример
всему классу. Вот, вот какой надо быть честной. Берите пример, будущие
октябрята. Молодец, Алеся, садись!
На следующий день в октябрята меня не приняли.

Это случилось позже, когда через полгода на внеочередном собрании меня
объявили позором класса. "Во всех классах нет такого, чтобы ребята не
стали октябрятами, а у нас вон она – сидит. Ее даже на
физкультсоревнования не берут, потому что только октябрята могут быть
смелыми и ловкими ребятами". Меня и правда никуда не брали, я страдала
жутко, потому что жизнь коллектива проходила мимо.

Октябрята поставили вопрос ребром: либо мы, либо она. Меня приняли и я
довольно быстро пошла по карьерной лестнице. Просто все одноклассники
уже целых полгода были октябрятами, а я только начинала. Им надоело, они
расслабились, запустили общественную работу и стенгазета выходила не
регулярно. Я же взялась за дело рьяно. На классных собраниях торчала
только моя рука, я готовила политминутки, клеймила двоечников и честно
сдавала тех, кто не моет руки перед столовой. Меня мечтал побить весь
класс. И видимо когда учительница поняла, что скоро я доберусь и до нее,
то поручила руководить целой октябрятской звездочкой. Она правильно
рассчитала, что теперь я брошу все силы на организаторскую работу.
Помните, в каждой звездочке был свой вожак, своя санитарка, дежурный по
переменам (он должен следить, чтобы никто не бегал), механик и т. д.
Всего в классе было несколько звездочек и они дежурили по неделям.
Механиком обычно становился мальчик. Когда звездочка дежурила, то он всю
неделю носил молоток и отвертку. Вроде как если парта сломается или
доска покосится, то он ловко устранит неполадку. В моей звездочке
санитаркой была Таня Петрова. Однажды во время дежурной недели она
пришла без косынки и сумочки – забыла дома. А у санитарки просто обязана
быть сумочка – белая из хлопчатобумажной ткани, с красным крестом.
Внутри зеленка и бинт. Если кто-нибудь из ребят поранится и станет
истекать кровью, то санитарка обязана оказать первую помощь. И вот
как-то Таня забыла сумочку дома... Я помню, что кричала: "Ты бы еще голову
забыла! " Ведь так всегда говорили учителя, когда учащиеся забывали дома
учебник или картон для урока труда. Таня ревела, а я трясла ее за
октябрятский значок: "А если сегодня разобьется кто-нибудь, упадет на
перемене, пробьет себе голову?! Что, что мы будем делать?!?! " Школьный
медпункт или городскую службу скорой помощи я никогда не брала в расчет.
Потому что октябрята сами должны справляться с трудностями. На следующий
день Танина мама позвонила моей маме и извиняющимся тоном говорила, что
Таня, конечно, была не права и ей даже всыпали за это дома, но можно
Алеся будет чуть помягче...

Бедная Таня... Еще каждая санитарка должна была проверять у всего класса
руки перед столовой. Когда была наша неделя, то Таня, как правило,
оставалась без обеда. Потому что это только моя звездочка ходила даже в
туалет строем. А весь остальной класс было трудно призвать к дисциплине.
Когда начиналась большая перемена с обедом, то ребята нашего класса
приходили в столовую не собранно, а сбредались медленно, минут
пятнадцать. Таня стояла у дверей, проверяла руки и видела, как я,
дожевывая котлету, слежу за ней. Когда в столовую забегал наш двоечник
Бутузов, давали звонок на урок и Таня оставалась без обеда. Конечно, я
понимала, что каждый октябренок обязан правильно питаться и ситуация с
Таней меня не устраивала. Я понимала, что ей надо помочь. И поэтому на
внеочередном классном собрании, которые во время дежурства нашей
звездочки я устраивала каждый день, я клеймила позором неорганизованных
ребят и показывала на Таню, которая была белая, как ее хлопчатобумажная
сумка. И я считала, что это самый действенный метод.

Таню спасло то, что потом нас приняли в пионеры. Когда учительница
спросила: "Ребята, как вы считаете, кто из нашего класса не достоин
стать пионером? ", все замолчали. Хотя на этот раз они уже точно знали,
кто ни то чтобы не достоин, а кого ни в коем случае брать не надо. Но у
нас был классный час и все знали, что чем меньше на нем выступаешь, тем
быстрее отпустят домой. Но я так никогда не считала. Потому что
готовилась стать настоящим пионером. Я готовилась еще раз отдать сердце
Ленину, очень серьезно к этому относилась. Поэтому подняла руку, а
учительница внимательно посмотрела на нее, не заметила и сказала:
"Завтра сбор в девять". Просто по моей руке, взметнувшейся в воздух,
она, наверное, поняла, что я сейчас ни то чтобы признаюсь недостойной и
даже предложу сжечь себя на пионерском костре на глазах всей школы, а
попросту предложу не принимать в пионеры весь класс, поименно докажу,
почему так надо сделать, и даже внесу предложение об исключении из
партии самой учительницы.

Это был 1989 год. Как в каждой нормальной школе у нас было свое знамя.
На торжественных сборах завуч с эхом говорила в микрофон: "Знамя. Школы.
Внести". Ооо, это было невозможно... Все пионеры салютовали и под барабаны
в спортзал вносили знамя. Это была целая процессия: впереди шла девочка
со вскинутой ко лбу рукой, за ней два барабанщика, которые четко
отбивали ритм, и только потом, через три шага, несли его – знамя. За
знаменем шли еще две девочки и подмигивали старшеклассникам. В свое
время я очень жалела, что в пионеры не принимают так, как в солдаты.
Солдаты на присяге встают на колено и целуют знамя. И я бы сто раз его
поцеловала при вступлении в пионерию, если бы того требовал протокол.

Знаете, все изменилось в один день. Я пришла первого сентября в шестой
класс и вдруг увидела, как у девочек выросли титьки. Это сломало меня.
Дело в том, что я никогда не подозревала, что такое может произойти с
пионерами. Ведь у меня тоже выросло. Этому, кстати, удивился весь класс:
у меня было больше всех, а этого точно никто не ожидал. Я думаю, что
даже Ленин, которому я два раза пыталась втюхать сердце, тоже бы
удивился. Он бы, наверное, лукаво прищурился (так по-доброму, как на
картинке в букваре), погладил себя мягкой ладонью по лысине и от
смущения сказал: "Что ж вы так, батенька..." А потом бы еще раз смутился,
все ж таки перед ним бы стояла я - будущая женщина, и Ленин, наверное,
попробовал бы исправить неловкую ситуацию, многозначительно сказав:
"Архиважная деталь, архиважная..."

Если бы не отменили коммунизм, то я бы стала комсомолкой. Конечно, иначе
никак. Я бы и в третий раз отдала свое сердце даже не задумываясь. Была
бы партийной, ходила на собрания. Но нет, не изобличала бы как прежде,
нет. Просто титьки сделали меня человеком. Женщиной. А женщина должна
быть доброй. Состоя в партийной ячейке, я бы занималась тем, что
укрывала людей от коммунизма. Прятала бы их, что ли, не знаю, как
сказать. Я бы предпочла строить коммунизм в одиночестве, не затрудняя
никого, не заставляя, например, женщин замешивать бетон и всех бы
отпускала пораньше с работы.