История №209216

АКАДЕМИЯ РОДНАЯ
повесть
(Продолжение, начало см. 6-го февраля)

* * *

РАЗВОД В ДЕНЬ СМЕРТИ БРЕЖНЕВА

В Советской Армии, как и в любой другой, существовали наряды, Наряды по
роте, или наряды по курсу, как их называли в нашей Aкадемии, служили
обычным наказанием для нарушителей, и за то их боялись. Сходишь в наряд
– день на свалку, занятия пропустил, иди вечерами отработки сдавай,
заочного образования в медицине не бывает. А еще их боялись за развод –
обязательную процедуру, которую ежедневно устраивало начальство для
новых суточников. Этакий смотр, какой ты молодец, как у тебя блестят
сапоги и бляха, и насколько же воин в боеготовности пребывает – точно ли
знает порученное ему дело по мытью казармы и туалетов, а также охраны
своих товарищей. Точнее про товарищей мало интересовались, больше наших
командиров волновали нарушители порядка и неприкoсновенность комнат с
оружием.

Проучились мы всего пару месяцев, ну совсем еще зеленые первоклашки.
Подошла моя очередь заступать в наряд. Перед разводом все сознательные
курсанты Устав читают про то, где положено находиться дневальному, что
он делает и за что отвечает. А я был несознательный. Я анатомию читал,
вот и поплатился за это. Пришли мы на развод, что проводился перед
Штабом, построились, гавкнули хором "здравия желаю" дежурному по
Академии и замерли. Дежурным был полковник Новицкий – гроза и буквоед.
Ходит этот солдафон, в каждого третьего пальцем тычет, осматривает как
подшит, побрит, подмыт, как подстрижен и начищен, ну и конечно,
спрашивает знание Устава. Угораздило меня в эти третьи залететь. Вопрос
стандартный – обязанности дневального. У меня, салабона, от волнения в
голове закружилось, все мысли в ком сбились где-то в районе спинного
мозга. Но делать нечего, и я быстро залепетал слова из Устава. А знаете
как трудно, когда не знал, да еще и забыл:
- Дневальный по курсу назначается из курсантов и выставляется из дверей
недалеко от комнаты с тумбочками вблизи входного оружия... Эээ, виноват,
товарищ полковник! Назначается из тумбочек, что у входных курсантов
вблизи дверей с комнатами и оружием...

Лицо Новицкого, и без того длинное, вытянулось еще больше. Он позеленел
от злости и рявкнул два слова:
- Снять!!! Доложить!!!
Споро подбежал майор, помощник дежурного или помдеж сокращенно, он меня
снял и прилепил еще пять нарядов, чтоб тренировался. Оставшийся день я
усиленно читал Устав, точнее учил его наизусть, а потом пошел заступать
в наряды, как патрон в патронник при стрельбе очередями. Поотстал я,
пооброс хвостами и отработками, поназаваливал зачетов, наконец остался
мой последний наряд. И тут утром объявляют о смерти Брежнева. Ах какой
день – траурная классическая музыка по телевизору, флаги везде
приспущены, народ грустный, все о будущем гадают. Однако отцы-командиры
расслабляться не дают – в такой день, сами понимаете, там всякие происки
империалистические, да провокации НАТО должны случиться. На происки и на
НАТО мы плевали, а вот Брежнева, генсека партии-рулевого и главгера
советского анекдота, нам по правде было жалко.

И вот я снова на разводе. Всем курсам навтыкано по уши про усиление
дисциплины, мы стоим и дрожим, мерзнем на морозце. Но дрожим не от
погоды – слух прошел, что опять Новицкий дежурным заступает, специально
к такому дню. Меня-то он точно помнит, поэтому и настроение мое
обреченно-созерцательное. Кружатся белые мушки-снежинки в холодном свете
ртутных прожекторов, 18-00, уже темно. В последние минуты делать нечего,
мы разглядываем народ за забором Штаба. Народу там полно, идут плотным
потоком по проспекту Лебедева, хоть день и траурный, но в центре
Ленинграда час пик никто не отменял. Наконец за ярко освещенными желтыми
стеклами, что в дверях Штаба, проплывает полковничья папаха. Все
подтянулись. Распахиваются двери и... И по строю разносится гулкий вздох
облегчения – дежурным по Академии заступает полковник медицинской службы
доцент Тумка из кафедры Биологии. Биолог Тумка был человек очень добрый
и за исключением полковничьей формы, абсолютно "невоенный". А помдеж –
капитан-служака с Первого Факультета, там где из врачей на командиров
переучивают. Курсанты, все же чувствуя тяжесть момента, подтянулись,
подравнялись, наряд, как ни крути, особенный – сам начальник СССР на
одре возлежит! Но тут развод превращается в цирк:

Начало обычное – помдеж, выпучив глаза и тоже трясясь от волнения, орет:

- Наря-а-ад!!! К выходу дежурного по Академии, смирно!!!
Все застыли. Обычно дежурный после этих слов должен вдарить лихим
строевым шагом до своей "точки" – специально нарисованного на асфальте
квадратика. Там он замирает, а потом тоже орет привычное "Здравствуйте
товарищи курсанты! ". Тумка этого делать не стал. Натягивая на ходу
портупею, он весьма вольной походкой подошел к стою. Встал на каком-то
случайном месте и в своей протяжной сибирской манере говорит:
- Добрый вечер. День то какой... Да-а-а... Ну что, все готовы? Тогда
идите...
А потом поворачивается и плетется обратно к дверям Штаба. Помдеж,
меняясь в лице, бегом догоняет Тумку и начинает что-то быстро говорить
ему на ухо. Наряд и караул стоят в нерешительности – развод то по сути
еще и не начался. Полковник Тумка останавливается и молча слушает
капитана. Наконец помдеж выговорился, и Тумка, поворачиваясь к нам,
изрекает:
- А-а-а, понятно! Подождите пока все, я имел в виду о-о-отставить!
Все замирают с улыбками на лицах, а помдеж пулей улетает в Штаб. Через
минуту возвращается с "пакетом" (конверт с паролем для караула) в одной
руке и пистолетом в другой. Тумка наконец застегнул портупею, а про
пистолет, видимо, вообще забыл. Строй с интересом наблюдает
разворачивающееся шоу. Тумка не обращает внимания на пистолет, но берет
конверт, вскрывает, надевает очки и начинает читать, повернув бумагу к
свету. Затем громко объявляет:
- Наря-а-ад, слушай СЕКРЕТНОЕ СЛОВО!

Бредущий за забором Штаба народ, как по команде поворачивает головы в
нашу сторону и с интересом прислушивается. Помдеж подпрыгивает словно
ужаленный и опять что-то объясняет Тумке. По Уставу положено пароль
сообщать только начальнику караула, и то шепотом на ухо. Похоже эти
прописные истины воинского поведения и пытается втолковать капитан
своему начальнику. Наконец они до начальника доходят, и Тумка, напуская
серьезности и срываясь в фальцет, очень громко кричит:
- Карау-у-ул!!!

Прохожие за оградой Штаба останавливаются, как бы всматриваясь, кто и по
какому бедствию взывает о помощи в такой скорбный день. Нашему строю их
реакция хорошо видна, и курсанты уже откровенно хихикают в голос. Тумка
хмурится – такая публичная дискредитация совершенно выбивает его из
колеи. Но полковник старается выглядеть грозным и пытается исправить
сложившуюся дурацкую ситуацию:
- О-о-отставить караул!

Все ржут. Тумка жестом подзывает помдежа и что-то в полголоса уточняет у
него. В морозном воздухе хорошо слышны слова обоих. Прослушав короткую
лекцию, полковник браво повторяет только что произнесенное изречение
капитана:
- Начальник караула, ко мне!
Подбегает начкар, и Тумка сует ему конверт. Помдеж опять что-то бубнит
Тумке. Слышно, как он пытается ему объяснить, что конверт по прочтению
необходимо уничтожить путем сжигания, что пароль в письменном виде не
хранится и на руки никому не выдается. Тумка вроде это понял и забирает
конверт из рук начкара. По его лицу заметно, что развод ему уже порядком
надоел. Скорчив недовольную мину, он поворачивается к капитану,
нетерпеливо и громко спрашивая:
- Все-о-о?!
- Никак нет, товарищ полковник... – помдеж с надеждой смотрит на Тумку,
вроде тот должен сам догадаться, что дальше делать.
- А когда все?
Помдеж дает инструкции в полный голос, уже не стесняясь нас:
- После осмотра и опроса обязанностей, товарищ полковник!
Тумка расстроено:
- А-а-а, ну чтож, по-о-ошли посмо-о-отрим, по-о-оспрашиваем.

Полковник подходит к нескольким дневальным, те начинают бойко
тарараторить свои обязанности, а помдеж, как дурак, ходит за Тумкой
хвостом с пистолетом дежурного в руке. Наконец формальный опрос
обязанностей закончен, и офицеры возвращаются на свое место перед
строем. Помдеж ловит момент и всучивает в Тумкины руки пистолет. Тумка
рассеяно смотрит на оружие:
- Спасибо...
Потом с минуту крутит пистолет в руках, похоже опять пребывая в полной
нерешительности – разглядывает кобуру и свою портупею, видимо не совсем
понимая, как его туда цеплять. Похоже, что с табельным оружием доцент
биологии не знаком. Наверное решив, что с этим сложным делом он
разберется после развода, полковник пытается засунуть пистолет в карман
своей шинели. Пистолет в кобуре туда лезет с трудом. Вдруг Тумка
одергивает руку, как будто испугался чего, и нервно спрашивает:
- А заряжено?
Помдеж:
- Э-э-э, должно быть, товарищ полковник... Э-э-э, не знаю, товарищ
полковник... Э-э-э, виноват, товарищ полковник, не проверял!

Тумка медленно достает пистолет из кобуры, пустая кобура падает вниз и
болтается на ремешке, которым пристегнута к рукоятке. Несколько секунд
полковник внимательно разглядывает оружие, видимо ищет предохранитель.
Раздается слабый щелчок. Довольный Тумка невозмутимо передергивает
пистолет и.... СТРЕЛЯЕТ в асфальт перед собою! Ба-бах!!!

Наряд и весь народ на Лебедева подпрыгивают от неожиданности. Тумка,
видя что развод испорчен окончательно, с досадой машет рукой, зажав в
ней тот же пистолет. Курсанты испуганно втягивают головы в плечи. Увидав
такую реакцию строя, полковник хмыкает что-то себе под нос,
поворачивается и молча уходит в Штаб. Оставшись в одиночестве помдеж
облегченно вздыхает и дает наряду "строевым на выход".

Не знаю, сохранилась ли сейчас эта история в устном фольклоре Академии,
но все последующие шесть лет когда я учился, об этом разводе знал каждый
курсант.

****
Продолжение повести будет завтра. Постов в 15 уложусь.
http://zhurnal.lib.ru/l/lomachinskij_a_a/