История №178206

В ответ на историю Витька Питерского о человеке, который с 3.5 км падал
и умудрился выжить. Я, кажется, знаю, откуда растут ноги. Мой папа был
летчик-истребитель, вышедший в отставку в возрасте 33 лет, участник,
естественно, ВОВ. В 60-х к нему часто приходили друзья-летуны, и однажды
пришел один такой громкогласный, генералистый и, а про по, герой
Советского Союза (надо было бы заглавные буквы в этих словах
переставить). Мужик жил в Тушино и каждую зиму у него отнимались ноги,
от травмы, полученной на ВОВ. Я тогда втихаря его рассказы на магнитофон
"Чайка-М" записал, да потом потерял пленку. Мужик был не истребитель, то
есть не из "наших", а форменный самоубийца, потому что летал на
пикирующем бомбардировщике, марку, извините, не помню. Практически все
его рассказы удивительным образом легли в основу любимого мной фильма
"Хроники пикирующего бонбардировщика", да и других рассказов осталось
много, не вошедших. В частности, рассказал он вот что.

Завелся близ линии фронта немецкий аэродром-подсадка и никак его не
могли найти. Тогда наш друг, назовем его Коля (я его единственный раз
видел) чего удумал. Он не украл, как в знаменитом фильме рассказывается,
ихнего Худого, а догадался подвернуть винты пропеллера у своего самолета
таким образом, чтобы они они издавали завывающий звук, точно такой, как
у мессера. Договорились с нашими зенитчиками, и когда вдруг опять на
нашу территорию залез мессер, того не тронули, а наоборот, дали
выполнить задачу (честно говоря, не понимаю, какую задачу мог выполнять
одиночный мессер на чужой территории, но я ж не механизатор, могу
чего-то не знать) и с Богом назад выпустили. А за ним в облачности с тем
же завывающим звуком проник через линию фронта наш Коля. Проник,
добрался до аэродрома-подсадки, сообщил куда надо координады и поехал
домой. Правда, насчет домой ему не очень-то дали - тут же вылетела за
ним туча "худых", с которыми он сражаться в принципе не способен,
стрелка-радиста почти сразу уконтрапупили, потом попали куда-то в
самолет, нанеся ему несовместимые с жизнью травмы, после чего Коля,
который в это время интенсивно снижался, потому что уже почти на нашей
территории был, приказал штурману покидать самолет, да и сам к тому же
стал приуготовляться. Штурман все сделал согласно приказу, но слишком
быстро раскрыл парашют и его расстреляли в воздухе, прострелив при этом
орден Красной Звезды, который, по утверждению Коли, до сих пор в
каком-то московском музее свято хранится (до 60-х, естественно). Самому
Коле повезло больше - его, когда он выбирался через открытый фонарь,
какой-то хреновиной долбануло по башке и он, бедолага, так и не успел
окачуриться от разрыва сердца, обнаружив, что в качестве одного из
повреждений его пикирующего бонбардировщика было повреждение лямок его
парашюта, отчего парашют полетел отдельно от тела. Было это, вспоминал
Коля, метрах в 200 от земли - примерно, конечно. Потому что последней
мыслью его было - успеет ли его спасти парашют, потому что ниже двухсот
парашюты обычно не помогают. Насчет зимы не знаю, но дальше все
получилось, как в рассказе Витька Питерского - мужик в падении вписался
в склон оврага, пропахал телом борозду и очутился непосредственно перед
нашим военным складом, где-то на нашей территории в Белоруссии. А там
стоял часовой, который, обалдев маненько, тут же закричал согласно
уставу - стой стрелять буду. Летчик послушно встал (у него были
переломаны ноги, позвоночник и еще какое-то количество менее нужных
костей), раскнопил планшетку, достал полетные карты м стал их рвать на
Родину. Ничего этого он не помнит, потом рассказали, когда он очнулся в
госпитале. Тогда я свято верил в
эту историю, потому что существуют книжечки, тоненькие такие брошюрки,
где описываются все подвиги наших ГСС. Коля не тряс передо мною такой
брошюркой, он папе моему говорил, сходи, мол, в библиотеку и посмотри, а
тот вроде бы даже и смотрел, потому что кивал и верил. Пессимисты могут
хихикать. Тем более, тем более, что когда после выпитой бутылки
портвейна Коля ушел из нашей комнаты навсегда (он скоро умер), мы
обнаружили в нашем холодильнике недостачу полкила любительской колбасы.
Я не знаю, как относиться к этой истории. Как говорят итальянцы, se non
e vero e bon trovato (пусть знающие товарищи меня вновь поправят), то
есть если это и неправда, то все равно хорошо придумано, но то чмо,
которое украло у нас колбасу, было действительно Героем советского
союза.
Дальше, лет через пять, к папе пришел куда более интересный мужичок,
Борис Ковзан, тоже, естественно, ГСС, причем дважды. Вот здесь в его
истории я верю ему на сто процентов - он, кажется, единственный из всех
летчиков совершивший лобовой таран и при этом выживший.
Мужичонка коротенького роста, с длинным чубом, закрывающим правый глаз,
а больше никакой из себя, он был тогда начальником какого-то аэроклуба
и, если я правильно понял, пришел вербовать моего папу в свой клуб. Тоже
пришел с бутылкой портвейна, тоже начались разговоры и тоже, как
водится, на меня. Рассказал он мне про этот таран и даже книжку показал,
где все это писано, потому что, как видно, гордился, а его, вроде,
недооценивали.
Там было так. Боря Ковзан, из донских казаков, был истребитель и не
очень любил сдаваться. То есть любил, но не очень. Никогда у него не
получалось сдаваться. Тем более поступил дурацкий сталинский приказ -
сколько бы тебе ни встретилось врагов, вступай с ними в бой. Все просто
ошалели от этого приказа, а Боря Ковзан только пожал плечами. И вот он
возвращается с задания с минимумом снарядов, а навстречу ему штук шесть
немцев - тех же самых "худых". Боря тут же вступает в бой, тут же
расстрачивает все свои партроны, кого-то при этом приголубив, но потом
ему приходится плохо. То ли пуля, то ли осколок попадает ему точно в
правый глаз. Боря лезет ладонью к затылку и обнаруживает там мокрые
косточки.
Бывает такое. Сам читал, да и мама, медик рассказывала. Сообщает он
тогда по мобильнику - мол, тяжело ранен, покидаю самолет. И раскрывает
фонарь, чтобы покинуть. И видит - несется на него, со всего сумасшедшего
бряку какой-то немецкий ас. Боря Ковзан опять хватается за штурвал и
направляет аппарат на аса.
- Тут такое дело, Володя, - сказал он мне тогда, - при таране ни в коем
случае нельзя сворачивать. Куда б ты ни свернул, твой враг побьет тебя
винтом. Он-то винт себе, конечно, поломает, но сможет спланировать, хотя
бы в принципе, а от тебя-то уж точно ничего не останется. Тут,
понимаешь, Вова, война нервов, что ли. Ну а уж если не свернет, то так
что ж уж тут...
Но ас был тоже асом и эти азы понимал, и не свернул тоже, и они лоб в
лоб стукнулись, но у немца фонарь был закрыт, а раненый Боря Ковзан
через открытый фонарь без сознания улетел в воздух. Парашют у него был в
порядке, на нужной высоте раскрылся и Боря Ковзан со скоростью шесть
метров в секунду прилетел в госпиталь - сначала в реанимацию, потом в
общую палату, потом в расположение части.
Дважды герой Союза, он так и не стал генералом. Где-то, кажется, до
майора дослужился, из-за своего неуживчивого характера.
Теперь его никто не помнит, и однажды в телепередаче "Как выиграть
миллион", вопрос о нем был задан, на уровне то ли 250, то ли 500 тысяч.
Естественно, на этом вопросе потенциальный миллионер и заткнулся.
Фашистов бей, а начальству не перечь, иначе самого ждет судьба фашиста.
Тех хотя бы не забывают.
Всегда ваш, Владимир Покровский