История №1482592

Из книги Георгия Данелии «Кот ушёл, а улыбка осталась»

Во время Московского кинофестиваля 1979 года позвонили с «Мосфильма» и сказали, что завтра в десять утра показывают специально для Копполы «Осенний марафон» и Сизов (тогда генеральный директор киностудии «Мосфильм») просит меня приехать. Приезд Фрэнсиса Копполы на Московский кинофестиваль с фильмом «Апокалипсис» произвёл фурор. За него шла борьба, все хотели с ним пообщаться и пригласить в гости.
В десять я был на «Мосфильме». Зашёл к Сизову. Он говорил по телефону:
— А когда вы его привезёте?.. Ну, хорошо, подождём, — положил трубку и сердито сказал мне: — Вчера он был у кого-то в гостях, там его так накачали, что теперь не могут разбудить. Так что давай подождём часик. Покажем фильм, потом пообедаем.
Через час Коппола не появился, через два тоже. Приехал он только в половине второго, как раз к обеду. Приехал не один. С ним был брат Джулио, племянники, двоюродная сестра с мужем, детьми и няней, переводчики.
За обедом я рассказал Копполе о том, что произошло в Тбилиси, когда показывали в Доме кино его знаменитый фильм «Крёстный отец». Попасть на этот просмотр мечтал весь город. Одному богатому человеку по почте прислали пять билетов, тот обрадовался. Пошли всей семьёй: он, жена, сын, дочь и родственница из Дигоми. Когда они вернулись, квартира была пуста. Вынесли всё, включая картины, антикварную мебель и даже чешский унитаз. Копполе эта история понравилась.
После обеда показали гостям фильм. Картина итальянцам понравилась.
А потом поехали в гостиницу «Россия», где жили гости фестиваля. Семья Копполы — на двух фестивальных «Чайках». А Коппола с переводчиком — со мной, на моей машине. По дороге он спросил:
— У вас в фильме герой полтора часа изменяет жене. Были проблемы?
— Нет.
— Странно… Вчера мне ваши коллеги жаловались, что в советском кино ничего показывать нельзя. Это не так?
— Кое-что показывать можно, но не всё…
В гостинице мы попрощались. Коппола пошёл к себе. А я направился к стойке администратора, чтобы узнать, в каком номере остановился мой друг, западногерманский продюсер Сергей Гамбаров, для него у меня был припасён альбом с рисунками Сергея Эйзенштейна. В вестибюле гостиницы наткнулся на свою сестрёнку, актрису Софико Чиаурели.
— Ты Коку Игнатова не видел? — взволнованно спросила она.
— Нет, а что?
— Вчера Коппола был у Двигубского, и мы с Кокой пригласили его сегодня в «Иверию» (был такой грузинский ресторан в Голицыно по Минскому шоссе). Кока куда-то исчез, а у меня всего шестьдесят рублей. Надо деньги доставать. У тебя есть?
— Вы Копполу вчера так ухайдакали, что вряд ли он помнит, что говорил вчера Кока.
— Что значит не помнит, а если помнит?
— Давай спросим.
Подошли к фестивальной службе, попросили выяснить планы Копполы на сегодняшний вечер. Они позвонили секретарю Копполы, и тот сказал, что сегодня вечером Копполу пригласила грузинская актриса в загородный ресторан.
У меня было с собой рублей тридцать, у Софико шестьдесят, всего девяносто — для ужина с Копполой и его свитой в загородном ресторане маловато. Что делать? Ехать в сберкассу за деньгами поздно, уже закрыто. Поднялся в номер к своему сокурснику, режиссёру Шухрату Аббасову, взял взаймы «до завтра» 190 рублей (всё, что у него было) и, естественно, пригласил и его на ужин. Спустился в вестибюль. Спросил у Софико:
— Сколько нас будет?
— Я, ты, Коля Двигубский, их человек восемь.
— Ещё Шухрат.
— Берём с запасом — пятнадцать.
— Если в Доме кино, то должно хватить, а в ресторане «Иверия» — не знаю.
Позвонил секретарю Копполы и попросил узнать, не хочет ли Коппола вместо загородного ресторана пойти в ресторан Дома кино. Секретарь выяснил и передал, что Коппола говорит, что в Доме кино уже был, а сегодня хочет в загородный, грузинский.
Позвонил в «Иверию», заказал стол на пятнадцать человек.
Когда Коппола со своей семьёй и свитой спустились, я сказал, что Софико моя сестра и пригласила меня на ужин тоже. И объяснил переводчику, как ехать в «Иверию».
— С телевидения кто-нибудь есть? — громко спросил переводчик.
— Есть, — отозвалась барышня в джинсах.
— Едем в «Иверию» по Минскому шоссе.
От гостиницы отъехали в таком составе: две «Чайки» с семьёй Копполы, три «Волги» с переводчиками, фестивальной службой и свитой Копполы, мосфильмовский рафик с кинокритиками, микрик со съёмочной группой с ЦСДФ, лихтваген. И мы на синем «Жигуле»: Софико, художник Коля Двигубский, Шухрат Аббасов и его приятель, маленький узбек в тюбетейке, с медалью «Ветеран труда» на лацкане пиджака.
— Какой ужас! Вся эта шобла с нами за стол сядет?! — нервничала Софико.
— А куда деваться.
— Ужас!
Я затормозил у телефона-автомата, позвонил в «Иверию» и попросил, чтобы стол накрыли не на пятнадцать, а на тридцать человек и ещё отдельный стол — на восемь, для водителей. А закуски пока не ставили.
Когда приехали и все расселись по своим столам, Софико сказала Копполе:
— Фрэнк, есть два варианта: можно заказать обычный ужин, это примерно та же еда, что ты ел вчера, или простой крестьянский ужин, какой грузинские крестьяне едят каждый вечер.
— Я люблю простую еду, — сказал Коппола.
— Неси всем лобио, зелень, сулугуни, хлеб, семь бутылок водки и тридцать «Боржоми», — заказал я.
— Всё? — спросил официант.
— Нет, подожди, — сказал маленький узбек в тюбетейке. — Георгий, знаете, что ещё вкусное крестьянское? Сациви. Это варёная курица с орехами, — объяснил он переводчику. Тот перевёл.
— Сациви всем? — спросил официант.
— Мне не надо, — сказал я.
Софико и Двигубский тоже отказались. Остальные заказали сациви.
Я открыл меню и начал искать, сколько стоит сациви.
— Всё? — спросил официант.
— Всё, — сказала Софико, — неси.
— Нет, подожди. Софья Михайловна, а знаете, что ещё любят грузинские крестьяне? — не унимался маленький узбек. — Грузинские крестьяне любят молодого барашка, зажаренного целиком.
— Сейчас не сезон, уважаемый. Неси то, что уже заказали, — велела Софико официанту.
Официант пошёл выполнять заказ.
— Откуда он взялся, этот идиот? — спросила у меня Софико по-грузински.
— Шухрат привёл, — ответил я ей тоже по-грузински.
Шухрат услышал своё имя и пожал плечами, мол, всё понимаю, но ничего не могу поделать.
Когда официанты принесли водку «Столичную» и воду «Боржоми», маленький узбек спросил:
— Георгий Николаевич, а вино «Киндзмараули» они пробовали?
— Не пробовали, — сказал переводчик.
— Вина «Киндзмараули» сколько бутылок? — тут же спросил официант.
Софико посмотрела на меня, вздохнула и сказала:
— Неси пять бутылок, а потом посмотрим.
И тут я увидел, как другой официант несёт на подносе шесть банок с чёрной икрой и лососину к столу водителей. Маленький узбек тоже увидел.
— Георгий Николаевич, здесь чёрная икра есть! Спроси, — велел он переводчику, — они чёрную икру любят?
— Любят, — уверенно сказал переводчик.
— Чёрной икры сколько? — спросил официант.
Мы с Софико посмотрели друг на друга.
«Оставлю паспорт, завтра деньги сниму с книжки и расплачусь», — решил я.
— Чёрную икру неси всем! — сказал я.
И успокоился.
Вечер прошёл хорошо. Было весело. Софико, остроумная и обаятельная, была прекрасным тамадой. Оркестр, не прекращая, играл музыку из «Крёстного отца» и «Мимино». Потом на сцену вышел Джулио и спел арию из оперы «Паяцы». После него худенький кинокритик в роговых очках Фима Розенберг со сцены спел «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько душ я загубил, только тебя, занозу сероглазую, больше я всех полюбил». Ему казалось, что эта песня в стиле фильма «Крёстный отец» и Копполе должна понравиться. А чтобы не обидно было и мне, критик спел песню на слова Евтушенко, которая звучит в ресторане в фильме «Мимино»:
В стекло уткнув свой чёрный нос,
всё ждёт и ждёт кого-то пёс.
Я руку в шерсть его кладу,
и тоже я кого-то жду.
Когда ужин подошёл к концу, я попросил официанта принести счёт.
— Всё оплачено, — сказал официант и посмотрел на маленького узбека.
Маленький узбек виновато развёл руками и застенчиво улыбнулся.