История №1379843

Друзья мои, привет! Знаю, вы соскучились по хорошей литературе, по моим, литературным жемчужинам? Смею вас обнадежить! Сегодня меня посетило вдохновение! Давайте, добрые мои читатели, продолжим наши захватывающие приключения! Я, ваш покорный слуга, стану вспоминать, и, обращать в литературную форму, свои жизненные коллизии, вы – мои преданные поклонники – внимать, и, надеюсь, радоваться, моему яркому, талантливому и честному слову! Каковое сегодня – увы, редкость!
А вспомнилось вот что… Писал я уже, что, будучи пианистом, освоившим ВУЗовскую программу «прикладная пианистика», работал я в Псковской области. Да. На мебельном комбинате, заведовал культмассовым сектором. С идеологией было ой как строго. Сам я, комсомолец-активист, в 25 лет стал кандидатом в члены КПСС. Идеологической работы был непочатый край. Политинформации, занятия по политпросвещению и истории КПСС – для всего персонала завода. И я – молодым мальчиком, интеллигентом-хлюпиком, очень быстро стал официальным помощником всесильного человека на комбинате. Ну, первым лицом был директор, за ним- формально – главный инженер, главный технолог и начпроизводством. Но это формально. Реально, после директора, стояли совсем иные люди – парторг завода, начальник первого отдела (фактически – представитель кгб), и инструктор по политработе. Вот помощником этого инструктора я и стал.
Что делал инструктор? Смотрел, чтобы народ думал в нужном направлении. И это было важнее и плана, и выработки, и всего остального. Ну, а народишко был говнистым, народишко был раздолбаем. И думал по-всякому. И «комиссаров с политруками» терпеть не мог. Да. Начальник мой, инструктор, был обрусевшим в третьем поколении австрийцем – Николай Андресович Страли. Внук старого коминтерновского большевика, из тех, что с Лениным в разливе уху варили и в одном шалаше под одним одеялом спали… На каждой политинформации, Николай Андресович писал в блокнотик – кто спит, кто шушукается, а у кого морда лица недостаточно правильная – слишком ехидная, к примеру. А потом, всех виновных разбирали на завкоме – и, случалось, лепили строгие выговоры и лишали премий. Так, что, народ инструктора любил. Выражали любовь чаще всего работяги – его кабинет был в коридоре рядом с выходом из сборочного цеха, в тупичке, впереди – окно, у окна – пальма в кадке, а за пальмой у самой стены – дверь в кабинет вершителя заводской мысли. Рабочие, в обед, часто подбегали и мочились под дверь Николая Андресовича, случалось и ходили по большому, но поймать их не могли, хотя весь завод и знал кто это…
Да. Но вернемся к теме. На двери товарища инструктора была скромная табличка – кусок оргстекла на двух шурупах, под ним – белая картонка, на которой под трафарет, черная надпись – Н.А.Страли.
Ну и вот. Комбинат наш наверху ценили, план мы перевыполняли, и приехала из Москвы партийная комиссия – награды начальству вручить и ручки пожать.
Ваш покорный слуга, был в свите начальства, гордился собой, надувал щеки, и в составе еще человек пятнадцати, топал по коридорам за товарищами директором-парторгом-инструктором, которые шли, выпятив умные и серьезные до отвращения лица вместе с московскими гостями – тремя старцами в одинаковых «партийных» ратиновых пальто, пыжиковых шапках и японских мохеровых шарфах. Посетили кабинет директора, зашли к парторгу, долго жали руку, подарили даже сувенир – бюстик Маркса из папье-маше, и двинулись в вотчину Николая Андресовича. Обошли пальму, прошли в его кабинет, долго говорили, жали руки, и, уже все было сказано, все притихли, и собрались выходить, но тут, один из московских старцев, положив свою высокоблагородную длань на плечо нашего инструктора, вдруг тихо сказал – Вы молодец, но ведь надо и понимать…фамилия все-таки сложная… я вам в ваш паспортный стол дам команду, смените на что-то нормальное… Опешил инструктор. Как же, говорит, я внук старого большевика, дед мой с Ильичом вместе работу писал – «Как нам реорганизовать рабкрин», с товарищем Бонч-Бруевичем первое советское радио налаживал, как же мне фамилию сменить? А вы, по-русски читаете, язык простой разговорный знаете? Или только в академических эмпиреях витаете? – московский гость ему отвечает. Так, говорит, Николай Андресович, русский – родной мой язык, несмотря на корни. Ну так, прочтите свою фамилию, и прекратите клоунаду – не выдерживает высокоблагородный старец, и выходит из кабинета. А за ним все остальные. Выходим из кабинета, и застываем в немой сцене: Гости с мрачными лицами молча смотрят на табличку у двери – где черным по белому, выведено Н.А.СРАЛИ. Причем точки после инициалов сделаны незаметными, и все сливалось в одно слово, ну а буква Т из фамилии волшебным образом испарилась… Кто, когда и как заменил табличку – так и не узнали. Николая Андресовича вместо наград и премий ткнули носом в плохую воспитательную работу среди коллектива, да ткнул самолично один из партийных бонз – бедный инструктор напился до невменяемости прямо в кабинете, как только комиссия уехала, и тут же, в кабинете, на неделю ушел в запой… Но это уже другая история.