История №1296145

(Паста) (средне-низкой мимозности, если для Вас все не-положительное - мимоза) (есть много где, так что истинность первоисточника не стопроцентна)

— Закурить есть?
Классический вопрос для тёмного переулка.
Ночь уже почти отпустила небо, и неровные штрихи тучек ползли сквозь серо-голубеющее бытие по ветру вместе с мерзкими шлепками дыма заводских труб. Умереть в переулке промышленного района? Весьма "элегантно".

По крайней мере, я так думал, глядя на возможную причину появления невинно убиенных душ в чистилище. Если, конечно, души этого города можно хоть как-то назвать невинными.
Обычный гопник, каких поискать — твидовая серая восьмиклинка, синие спортивки в полоску и классические носатые туфли, сверкающие в софите слабых уличных фонарей. Барсетка под локтем, руки в карманах. Довольно мощной комплекции. Учитывая нынешних холёных мальчиков в узких трико, шныряющих обычно по улицам, данный представитель выглядел довольно древним — сразу вспомнились архивы формата флоппи дискеты и VHS-эпоха.
— Мне повторить вопрос? — прозвучало совершенно негрубо и с интересом.
— Секунду.
Я внимательно посмотрел на гопника: прячась в тени козырька восьмиклинки, на меня смотрело простое скуластое лицо с выраженным (и что удивительно) прямым носом, с тонкой улыбкой бледных губ. А ещё фонарь под глазом. Для такого "Рарного" прикида он был удивительно молод, но глаза...
Давненько я не видел этого взгляда. На простом лице очевидно простого на первый взгляд человека отпечаталось что-то болезненно знакомое, бесконечно пустое...
— Есть только сигариллы. — Ответил я.
Иронично. Именно в этот день на работе в честь увольнения коллега подарил мне упаковку шикарных сигарилл Бэквудс — ручная скрутка и великолепный вкус. По крайней мере, меня уверяли в этом. Но, видимо, мне не придётся опробовать это самому.
Глаза бандита блеснули в темноте. Шагнув в мою сторону, он убрал руки из карманов — ножа в ладони нет, значит, возможно, отделаюсь только бумажником. Я извлёк из наплечной сумки заветную упаковку и потянул за пломбу, вручая гопнику всю.
— Благодарю. — Сказал он мне.
Я ослышался? Не похоже. Вместо всей пачки маргинал аккуратно взял одну сигариллу, не задевая другие кончиками пальцев. Затем, снова покопавшись в карманах, паренёк извлёк старенький "крикет" и чиркнул колёсиком, раскуривая. Я удивился второй раз, когда пламя зажигалки было предложено мне. Не долго думая, я вытянул из пачки ещё одну сигариллу и спешно, рвано затянулся, ожидая удара. А может, он решил дать мне закурить напоследок? Хотя, думаю, если бы хотел, то я уже б давно лежал на асфальте.
— Хреновый день, да? — Участливо спросил маргинал, и дым едва не встал мне поперёк горла.
— Не считая увольнения без аванса и отсутствия перспектив на будущее — вполне нормальный.
— Значит, ты никуда не торопишься? — Вскинул бровь мой собеседник, и я кивнул.
— Тогда я предлагаю вам увлекательный разговор с последующим распитием портвейна на стадионе.
Я окончательно выпал. Впрочем, завтра дел у меня действительно не было. Да и отказывать вежливому психопату себе дороже.
На самом деле, рациональное зерно во мне ударилось ростками о крышу, которая давно просела и протекла — ведь когда ещё я смогу побухать в компании гопника?
Стадион "Юность". Буквально в двух шагах от старой школы и через улицу от моего дома. Будучи школьником, я проводил здесь много времени на спортивных соревнованиях и просто на уроках физкультуры.
Невольно вспомнились тяжёлые футбольные баталии с одноклассниками. Я был жилистым, но меня почему-то ставили на ворота, благо мячи я ловил исправно. А после мы бежали в местный универмаг за газировкой, скидываясь с денег на обед, за что нам влетало. А ещё воровали карбид у химички, которым однажды взорвали школьный туалет... Возможно, я один из немногих в этом городе, кто вспоминает школу хоть как-то более или менее позитивно. И потому я не мог без грусти смотреть на то, что осталось от стадиона: тёмными пятнами по белым полусгнившим доскам трибун тянулись широкие расколы, чередующиеся проломами. От асфальта осталось одно название и неровные островки с проросшими сквозь трещины сорняками, сквозь которые шла полустёртая линия старта. Где-то ближе к центру старые ржавые ворота тонули в большой луже с песочными краями. От турников остались только обточенные коррозией и временем кривые зубья железных прутов. Усевшись на самые ровные и целые лавки в третьем ряду, мы уставились на поле стадиона. Справа из-за густой сирени на нас лукаво выглядывали серые панельные пятиэтажки. По левую сторону утопала в деревьях моя школа, обшарпанная и такая родная. Привычно горел свет на первом этаже.
— Серёга, можно Серый, конечно же.
С этими словами Гопник протянул мне руку.
— Михаил. И можно на ты.
Я ответил на рукопожатие и вдруг увидел, как его рука, освободившись от положенной на скамью барсетки тянется за пазуху. Мгновение, и бутылка портвейна "777" с двумя стаканчиками ставится между нами. Я снова выпал.
— Даже и не знаю, что сказать. — Протянул я, пока Серёга плавил пластик пробки зажигалкой.
— Расскажи, что у тебя случилось?
— Да нечего рассказывать. Уволили с работы. Мне всё пишет бывшая, которая наставила мне рога с год назад. Угнали машину. Ничего особенного. А у тебя что? Не часто меня НЕ грабят гопники, а уж поить вином.
— Ну... Признаться, у меня тоже плохой день. — Как-то вскользь сказал Сергей, разливая портвейн по стаканам.
— И что же случилось? — С удивлением для себя спросил я.
Отрешённость вкупе с невероятной манерностью маргинала интриговали до глубины подкорки головного мозга.
— Я устарел.
Вот так вот просто и чётко сказал гопник, пододвигая ко мне пластиковый стаканчик с портвейном. Я в свою очередь протянул ему сигариллу.
Мы затянулись одновременно.
— Это как? — Спросил я.
— Да вот так... — задумчиво протянул маргинал, — знаешь. Просто однажды выходишь из дома. И понимаешь, что ты какой-то лишний на улицах. — Он вздохнул. — Меня и свои-то не очень принимали, сам понимаешь — надо быть проще и отжимать мобилы. Но это не моё. А сейчас какие-то странные дети, невнятная речь, какие-то шевроны.
Помолчав немного, будто собираясь с мыслями, Серёга продолжил:
— Даже не знаю... Ты однажды понимаешь, что ты кусочек прошлого в будущем. Как старая фотография, на которой изображено что-то ушедшее, но ценное, дорогое. А все остальные вокруг уже давно флешки. С огромной памятью... Которая набита мусором. И вот эти флешки заменяют новыми флешками. А фото выцветает, рвётся, разваливается под дождём. Так и я... Разваливаюсь. Хотя что поделать, я же быдло, ёпта. Вечно молодой, вечно пьяный.
С этими словами гопник усмехнулся.
Мне оставалось только заворожённо слушать. Он говорил о себе, но без эгоизма. Совершенно. Я узнал, что он поэт. Пожалуй, только я могу похвастаться тем, что я пил на стадионе с гопником, и... Он декламировал мне свои стихи...

"Как Данко в тоске предсмертной
Несём своё пламя мы в сердце
Мы сделать желаем бессмертной
Память за старою дверцей
И многогранна та старая память
Что слайдами фото старинных
Норовит всё сгореть иль растаять,
Лишая картинок тех дивных
И нет уже многих ведь рядом
Тех, кто был, или не был
С кем ты встречал звездопады,
И видел снов своих небыль.
Вопреки мы храним в алтаре
Декаданс душных воспоминаний
Ведь отсутствие их в голове...
Вызывало бы больше страданий".

***
Дни пролетали довольно незаметно. Вскоре я нашёл новую работу. Рутина почти затянула меня, но я помнил: мы условились встретиться сегодня в одиннадцать на том же месте. Прихватив на этот раз пачку обычных сигарет "Тройка", я спешно вышел к стадиону, но по дороге возле школы в кружке фонаря я обнаружил толпу местного "нового" пацанья, обступившую кого-то. Судя по короткому вскрику — девушку. Я прибавил газу, с ходу громко оповещая о своём присутствии:
— Ребятки, весна в голову ударила?
Компания развернулась. Четверо. Малолетние щенки. Худые ноги в зауженных трико и широкие на вид корпуса в бомберах. Чёлки и нашивки. Ребята быдловато выкатили вперёд губы, растянутые в глуповатой мерзкой ухмылке, и следом на меня посыпались вопросы:
— Слыш, дядь. А ты герой, да? Шмот дашь поносить? Кожанка топчик прям.
— А заработать пробовал? — Огрызнулся я, стараясь отвлечь компанию на себя, чтобы девушка имела хоть какие-то шансы на побег. Подавая ей незаметный знак глазами, невольно заметил ладную миниатюрную фигурку и аккуратное личико, обрамлёное светлой чёлкой. Девушка застыла на месте, будто вкопанная, но мой план удался, и четыре "мушкетёра" начали обступать меня, в руке одного из них блеснуло лезвие ножа...
Синее пятно метнулось откуда-то из темноты в круг софитов, снося одного из нападавших. Стараясь не упустить возможности, я двинулся вперёд, выписывая ногой под дых подстрекателю. Главаря с ножом тем временем ронял об асфальт столь вовремя появившийся Серёга. Первый лежал в нокауте. Второго и третьего мы хорошенько отпинали, но главарь к сожалению успел сбежать.
— Хы. Знай старую школу, ёпта! — Заключил Серёга.
Оставив мне номерок телефона то ли для приличия, то ли ради интереса, девушка скрылась за поворотом. Мы же направились на стадион, на этот раз выбрав угол в тени, чтобы в случае возвращения подростков с подкреплением не отсвечивать.
— Ты уж звякни ей, не зря же писала. — Гыгыкнул маргинал, протягивая на этот раз одну баклашку "Шахтёрского" десятипроцентного светлого пива. Жёсткое пойло, осмелюсь доложить.
— Мне кажется, ты заслужил это право больше, чем я. — Усмехнулся я.
— Поверь, не охота. Да и ты первый начал геройствовать.
— Но разносил-то ты. — Заключил я, отхлебнув из бутылки, протягивая хрустящую пластиковую баклашку обратно.
— Мне оно, не нужно, правда. — Отмахнулся бандит.
— А что, у тебя уже есть кто-то? — Спросил было я, о чём сразу же пожалел.
Сергей едва заметно помрачнел, и печаль отразилась во взгляде чуть сильнее:
— Есть, вернее. Была.
— А сейчас... — любопытство во мне победило вежливость, — она...
— Ушла.
— И почему же?
— Я быдло, Миха. Забыл?
Серёга улыбнулся неожиданно ярко и позитивно, сверкнув глазом.
Я вздохнул, непонимающе мотнув головой. Звёзды мотало по небу меж облачных прослоек, осеняя обсидиан ночи тусклым фонарным светом. Порывы тёплого ветра мотали летнюю пыль по стадиону почти что кругами, стравливая потоки в битве маленьких ураганчиков. Стадион старел, казалось, с каждым днём, обращая краску и покрытие металла в прах, ломая доски скамеек.
— Я не понимаю. Серёг. Ты пишешь прекрасные стихи. Ты думаешь, как никто на моей памяти. Почему ты так говоришь о себе?
Этот чёртов гопник улыбнулся, затянувшись. Отведя взгляд от неба, он прикрыл глаза, пустив облако табачного дыма в воздух:
— Да потому что я херовый созидатель, знаешь.
Хмыкнув, он продолжил:
— Жизнь как поезд. Офигенный такой поезд. И у каждого своя станция, понимаешь? А Бог типа начальника состава. Или машинист, как хочешь...
А я опоздавший. Который бежит по перрону вслед за составом с матами жуткими. А денег на новый билет нет. И есть смутный шанс попасть на следующий поезд по старому билету... Крайне смутный, и знаешь...
— М? — Вопросительно хмыкнул я, затягиваясь последней сигаретой.
— Я не могу сказать, что всё было плохо. Я удачно отучился в школе. Я... Сносно закончил училище. В семье было всё более-менее. Но блять...
Горечь в его голосе пронзила новой нотой, а я замер, впервые услышав от него матерное слово.
— У меня всю жизнь ощущение, что я — тот самый единственный опоздавший. Вечно молодой. Вечно пьяный.
Мне осталось молча похлопать друга по плечу, вручив ему оставшееся пиво.

С Анной (той самой девушкой) у меня начало налаживаться интересное общение, переросшее в нечто большее. Она оказалась тренером в одном спортивном зале. В котором ей иногда не очень везло сталкиваться с теми самыми ребятами, которые решили подкараулить её в переулке в надежде залезть под спортивную форму. Гопник уговорил меня записаться к ней на тренировки. Таким образом я стал ближе к Анне, Анна стала дальше от мелких похотливых щенков... А Серёга вскоре получил шикарную резную трубку и пакет махорки. Впрочем, счастье длилось недолго. На этот раз толпа юных мстителей ждала нас за ближайшим поворотом от зала. Я уговорил её убежать. И это помогло мне спокойно пережить избиение ногами в дешёвых кроссовках. Только куртку жалко, а так.

— И ты, жопа, молчал, да?
Я сидел за столом, когда дверь открылась. В проходе с бумажным пакетом под локтём с великой укоризной во взгляде на меня смотрел Сергей. Из-за его плеча виновато смотрела Анна. Я только выписался из больницы, потому отдал ей копию ключей, чтобы поливала фикус по имени Андрей.
— Да ладно, всего недельку полежал с сотрясением лёгким.
— Ань. Можешь, пожалуйста, выйти? — На удивление тихо попросил Сергей, и девушка вышла, закрыв за нами дверь.
— Я тут тебе фрукты принёс, там... И ещё кое-что.
С этими словами маргинал вытащил из пакета промасленый газетный свёрток, и грохнул его на стол.
— Я знаю — у тебя скоро юбилей.
Я с интересом начал разворачивать странички "Спортивных новостей" и замер. В груди похолодело — передо мной лежал старенький видавший виды пистолет ТТ.
— Полный магазин. Маслят могу ещё подсыпать потом. Номера сбиты. Если что, выбросишь и никто ничего не сможет сказать. — Гордо заявил Сергей.
— Ты охренел? — Очень тихо спросил его я.
— Это на случай, если меня рядом не будет. Ну, если не хочешь, я его отнесу и спрячу под лавочку, где мы сидим. А по поводу ребят этих...
Гопник посуровел:
— Я одного из них в больницу отправил в качестве предупреждения. Братвы может у меня и нет, но я один целой бригады этих щенков стою, понял?
— Спасибо. — Мягко улыбнулся я, пожимая другу руку.

Неделю подряд тревога не покидала моё сердце. Встреча была назначена.
И снова я иду к стадиону. Уже издали на нашей лавочке я замечаю сгорбившуюся фигуру Серёги и машу рукой. Он не отвечает. Я ускоряю шаг, насколько это возможно хромому человеку, едва не споткнувшись, взлетаю по лестнице трибун стадиона. Дотрагиваюсь рукой до плеча друга — спина отклоняется назад, и на меня смотрят стеклянные глаза. И до боли знакомая улыбка будто ещё шире. Ещё счастливее. Рассвет, скорая. Одно ножевое. Прямиком в сердце.
Следствие встало — закон уснул. Но проснулась справедливость.
Вернувшись на наше условное место, я бережно сдвинул опустевшую рюмку и кусочек чёрствого хлеба в сторону, отдирая доску скамьи, стараясь не порвать перчатки. Там, в темноте лежал заветный газетный свёрток.
Компания уродцев не заставила себя долго ждать. Они караулили меня возле школы, ехидно посмеиваясь:
— Ну что, гопозавра прибили, ага. Ты пришёл друга поддержать?
Компания засмеялась. Всё те же четыре урода. Ладони дотронулись до козырька восьмиклинки, надвигая козырёк на глаза.
Серёг... Спасибо тебе за второй магазин.
В два шага сократив расстояние меж нами до метра, я вскинул пистолет, целясь в лицо когда-то убежавшему от нас главарю, и давлю на спуск...

Звонок в дверь подобно упавшему на голову снегу всполошил меня, и я чуть не свалил на пол кастрюлю с варившимися пельменями. На пороге стоял наш участковый. Всё-таки я вне подозрения?
— Чем обязан? — Спросил я, рукой закрывая дыру на футболке.
— Следствие закончилось, и я хотел бы передать вам кое-что из вещей друга. По крайней мере, ваше имя на этой записке.
В мою руку лёг клочок жёлтой клетчатой бумажки, испачканный кровью в уголке — лежала под сердцем, видимо. Попрощавшись с участковым, я закрыл дверь, сполз по стене на пол, и, развернув бумагу, не сдержал скупых слёз и улыбки. Типичный Серёга.

Не плачьте по мне, я проснусь.
Здесь я лишь спал, и тем паче,
Где-то так, или иначе
Мира иного коснусь

Я ничто — я забытый бродяга
Бумагу марали стихи
И там, где остались грехи
Как плоть сгниёт та бумага

Я вечно юн — не скорбите по мне
И пьян — поминать уже поздно
Запомните только те звёзды
Что показал вам во сне

Встречу тех, с кем был, да и не был
Вспомню то, что я здесь позабыл
Пусть труп мой остыл
Но на поезд успел я — он уже отбыл

Не плачьте по мне, я проснусь.
Здесь я лишь спал, и тем паче,
Где-то так, или иначе
Мира иного коснусь