История №1155683

В социальных науках довольно много идей и концепций, которые попав в лапы журналистов и экспертов претерпевают чудесные изменения и затем живут в массовом сознании в совершенно искаженном виде. Навскидку, это «пирамида Маслоу», «окно Овертона», «эффективность по Паретто», «кривая Лаффера» и так далее. Среди артефактов подобного рода почетное место занимает «стационарный бандит» Олсона.

Почетность эта связана с двумя обстоятельствами. Во-первых, в искаженном виде эта концепция претендует в массовом сознании на роль объяснения того «откуда взялось государство» (Олсон, похоже, совсем не претендовал на это). Во-вторых, если в случае «пирамиды Маслоу» или «окна Овертона» более близкое знакомство с предметом откроет вам вполне рациональную концепцию, то здесь вы ее не найдете. «Стационарный бандит» плох во всех видах — и в оригинале и в популярной версии.

Напомню, что идея стационарного бандита выглядит примерно так. Государство — это такой стационарный бандит, который, конечно же грабит. Но, в то же время, поскольку он является стационарным, то есть, его доход зависит от состояния дел на «ограбляемой» территории, он вынужден заботиться о ней и потому приносит счастье в каждый дом. У Олсона это счастье получается непроизвольно, бандит действует в своих интересах, но он вынужден «устанавливать общие правила» и заниматься подобными вещами, не говоря уже о том, что ему приходится охранять территорию от других бандитов. В популярной версии дело выглядит как осознанный выбор между стационарным и кочевым бандитом.

Любая аналогия ограничена. Критика должна учитывать это обстоятельство, понимая, где речь идет о явлениях, которые находятся за ее рамками. Но в данном случае, ошибка содержится в самой аналогии.

Давайте разберемся. Итак, у нас есть два бандита — кочевой и стационарный. Один противопоставляется другому. Давайте посмотрим, для начала, кто такой кочевой бандит и ответим на простой вопрос — почему он кочевой, то есть, почему он прибегает к тактике набегов по принципу — напал, схватил, сколько может унести и быстро удрал? В чем причина? Она банальна и очевидна — причина в возможности получить по голове. То есть, в задаче у нас не два субъекта (кочевой и стационарный бандиты) и один объект (жители), а три субъекта. Жители тоже являются субъектом, иначе не было бы самого явления кочевого бандита, тактика набегов была бы не нужна.

Идем дальше. Кто такой стационарный бандит, откуда взялась его «стационарность»? Ответ тоже ясен — это кочевой бандит, который смог победить жителей. Только в этом варианте (или в более «мирном» варианте демонстрации решительного военного превосходства), кочевой бандит может стать стационарным, то есть, получать теперь регулярную дань. На полях замечу, что ничего не меняется в случае, если жители нанимают неких бандитов для охраны от других бандитов («Семь самураев» и т. п.). Сделка найма не имеет ничего общего с налогообложением, то есть, бандиты будут получать свои деньги до тех пор, пока они охраняют жителей и никакого стационарного бандита здесь нет. Он может появиться, если им захочется «навеки поселиться» и получать не плату за услугу, а безусловную оплату, то есть, дань. В этом случае им придется сделать все то же самое, что и обычному кочевому бандиту, когда он не в силах противиться соблазну стать стационарным — победить жителей в схватке или запугать их.

Какова цель обоих бандитов — стационарного и кочевого? Доход от грабежа. Является ли регулярный грабеж без риска получить отпор более привлекательной опцией? Очевидно, да. Иначе говоря, бандит точно выигрывает от того, что превращается из кочевого в стационарного. Выигрывают ли жители? Очевидно, нет. От кочевого можно отбиться (повторю, если было бы нельзя, не было бы тактики набегов и все бандиты были бы стационарными) и кочевой грабит (если ему это вообще удается) нерегулярно. Поэтому ущерб от стационарного бандита больше. У жителей нет никаких причин для предпочтения в пользу стационарного бандита.

И действительно, я не могу припомнить такого, чтобы жители, столкнувшись со случаями грабежа или разбоя со стороны неких бандитов, бегом бежали бы к этим бандитам, предлагая им не мелочиться и сразу стать рэкетом, чтобы все стороны могли насладиться прелестями стационарности. Понятно, что бандиты могут стать рэкетом, но для этого они должны победить силы местной самообороны или продемонстрировать убедительное военное превосходство. Пока будет существовать возможность отбиться от бандитов, ею будут пользоваться потому, что регулярная дань — это наихудшая опция.

В общем, даже в рамках аналогии ниоткуда не следует, что существует альтернатива только между кочевым и стационарным бандитом. Даже, повторю, в рамках этой аналогии реальная альтернатива выглядит как альтернатива между бандитом и его отсутствием.

Теперь о том, может ли стационарность бандита приносить некую пользу тем, кого он грабит. Стационарный бандит защищает от кочевых бандитов. Оставив в стороне то, кого именно он защищает, опять обратим внимание, что для этого совсем не нужен стационарный бандит. Жители могут защищать себя сами. Возможно, он «устанавливает правила, общие для всех»? Тоже нет. Ведь по условиям задачи предполагается, что бандит грабит, то есть, тут есть, чем разжиться. Если у этих людей есть, что отобрать, значит, у них уже есть разделение труда и права собственности, а значит и «общие правила». В противном случае это были бы первобытные люди с дубинами. Грабить таких людей, а тем более оставаться среди них на ПМЖ с целью получения регулярной дани — довольно странная идея.

Здесь есть еще одна ошибка. Олсон попал в ловушку ложной субъективизации. Он отождествляет государство с бандитом, то есть, с субъектом. Другая, более древняя и более известная аналогия такого рода — это пастух, который заботится о стаде, но в то же время, стрижет своих овец и даже периодически их ест. Понятно, что государство — это не человек. Это довольно большое количество людей, использующих узаконенное принуждение в своих интересах. И у этих людей совершенно разные представления о том, нужно ли заботиться о стаде и если да, то как именно это делать. Зато у них есть один общий интерес — рост своей власти над другими людьми (стадом) и рост доходов от налогообложения в широком смысле слова.
Именно этот «общий интерес» и реализуется на практике. Мы видим, что государственные расходы, а значит и налоги в широком смысле слова растут повсеместно. Удивление этому обстоятельству (они же режут курицу, несущую золотые яйца!) означает все ту же ошибку ложной субъективизации. Никакого субъекта, который «понимает свой интерес» и потому способен к умеренности и рациональному планированию здесь нет. Но самое смешное тут то, что даже если бы такой субъект был, то есть, «стационарный бандит» был бы описанием реальности, а не аналогией, он бы не смог сделать ничего полезного по двум основным причинам. Первая: все, что он делает, делается за счет грабежа. Вторая: он не может знать всех планов всех людей. Эти планы согласуются между собой на рынке, прежде всего, через механизм цен. То есть, чтобы заменить собой рынок, он должен знать все планы и то, как они будут меняться в будущем. И даже в этом случае он получит результат такой же, как на рынке (то есть, в его услугах нет необходимости), а во всех остальных случаях результат будет хуже.

В общем, когда вам начнут рассказывать о стационарном бандите, помните, что здесь есть что-то не то, и что выбирать здесь нужно не между стационарным и кочевым бандитом, а между бандитом и его отсутствием.