История №1102929

Долго будет, как раз для тех, кому не выйти из дома. Уж простите, и пожалуйста со спасибо заранее)!
Начало 90-х. Мы вдвоем с напарником-водителем Толиком тогда уже частично отсоединились от родного кооператива по выращиванию женьшеня, и по решению общего собрания отданные на потеху рыночной экономики, зарабатывали как могли торговлей, для оставшихся на плантации почти родных долбоебов, и для себя. В новый кооперативный ГАЗон, с кузовом «колхозник» мы правдами и не совсем, загружали мебель от нашего, умирающего мебельного комбината, и возили ее продавать за 400 км. в Хабаровск. Об этом, немного подробнее я напишу в следующий раз.
А тогда, оставшиеся работать в тайге (Приморский край), из-за внезапно сошедшего на нет спроса на корень, как говориться, для «поддержки штанов», затеялись выращиванием огурцов. Благо техники и голодных кадров с их семьями у нас в кооперативе было в избытке. Если 16 экзальтированных, кооперативных Буратин умножить на количество членов их семей, не считая домашних животных, кормить нам Толей приходилось почти десантно-штурмовую роту времен кончины Советской Армии.
Арендованные 5 Га земли, к тому времени уже не используемые несколько лет, по причине развала местных совхозов, урожай дали неожиданно богатый. Огурцы наши сотоварищи собирали день и ночь, а когда забили все сусеки, начали думать, кому их продать. В нашем городке, к тому времени еще не особо избалованном китайской цивилизацией, овощи обильно выращивались самостоятельно его населением на дачах и приусадебных участках, а те кто по разным причинам был далек от сельского хозяйства, удовлетворяли свои потребности в витаминах и клетчатке на городском сельхоз-рынке. По тем же причинам, местные заготовительные конторы принимали сельхоз продукцию исключительно по бросовым ценам. Кто-то самый умный из нашего кооператива додумался до того, возможно чистокровный еврей Лева, чтобы реализовать местный урожай в большом, но «ненашенском» городе Хабаровске. Нам с Толиком нечего было возразить. Загрузили с верхом кузов-колхозник сетками, набитыми огурцами, и поехали.
По накатанному маршруту доехали до места без приключений, если не считать того, что одна из 20-ти литровых канистр с автолом которые мы всегда загружали с собой в дорогу, в пути открылась и опорожнила в кузов все свое содержимое, хотя об этом мы узнали чуть позже. Зачем, спросите вы между прочим, столько много автола возить с собой, отвечу, не утаю. За 400 км. до Хабаровска наш, подчеркиваю, новый ГАЗон съедал одну канистру, а второю легко закусывал на обратном пути – отечественные допуски-посадки, видите ли.
Утро мы начали на Хабаровском рынке, и сразу с изучения рыночных основ – спроса и предложения. Предлагаемая цена в рознице, судя по ценникам на прилавках, отличались от наших огурцов раз в пять в большую сторону, что нас безумно радовало ожидаемой прибылью, а спрос на цену оптовой закупки ровно во столько же раз увеличивал наши шансы сработать в минус, что так-же безумно огорчало. Люди, которые формировали на этом рынке баланс между спросом и предложением, были исключительно смуглыми и волосатыми снаружи и черными внутри. «Спалив» наши не местные автомобильные номера, они рекомендовали нам уебывать на родину на своих колесах, чтобы не возвращаться пешком, и даже не пытаться торговать в Хабаровскую розницу из Приморского кузова.
Вняв не добрым акцентам представителей одной из бывших, советских республик, мы поехали искать бледнолицых, и к обеду их нашли. Снежки прятались от жары в тени огромных пустых складов ОРС ДВЖД. Это была одна из железнодорожных снабженческих организаций советских времен. Братья по разуму были приятно удивлены нашей ценовой политикой, и предложили разгружаться.
Вот чем мне не нравится Хабаровск – всем! -40 зимой, и +40 летом. Хотя, пожалуй, разгружать четыре тонны огурцов лучше зимой. Может жар сам по себе «костей не ломит», но в сговоре с четырех-тонной бандой огурцов , они нас к вечеру чуть не доконали.
Мы дошли до момента когда следует вспомнить кУзова-колхозника, неспроста упомянутого мною чуть выше. Спроектирован, и выполнен он был таким образом, чтобы в кузовные щели в период сбора и перевозки зерновых, из него не просыпалось ни одного народного зернышка. Нужно отдать ему должное, в отличие от двигателя, заложенную в него парадигму кузов отдуплял по полной. Ни капли, пролитого из канистры автола, наружу он не выпустил, что мы собственно и обнаружили, добравшись до заваленной огурцами пустой канистры. Все двадцать литров разогретого на солнце моторного масла, ровным, и вполне ощутимым слоем, покрыли весь кузов.
Первые сетки огурцов, из пропитанного автолом самого нижнего ряда, мы развязывали, и пересыпая в чистые мешки их содержимое, протирали чуть ли ни каждый огурец. Вязкость автола в градусах Энглера мы с Толиком не измеряли, но судя по результату для огурцов было самое то.
Очищенные от дорожной пыли, они платили нам глубоко-зеленой благодарностью, сверкая на солнце маслянистым глянцем, и выглядели восхитительно товарными. Затем, когда закончились сетки, и пропиталась маслом вся ветошь, мы уже не развязывая, стали протирать мешки только снизу, чтобы с них хотя бы не капало.
Ближе к вечеру, размазав ровным слоем по телам, перемешанный с автолом пот, мы с Толиком зашли в прохладный ангар для расчета. Сумма, указанная в счет-фактуре, не смотря на нашу дикую усталость, нас вполне устраивала, но свинья которую мы чуть не подложили принимающей конторе , стремительно возвращалась обратно причем самым наглым образом.
Денег в конторе не было вообще. На наш вопрос: - Когда будут? - Нам без труда внушили, что никогда.
Альтернативой нашему негодованию было предложено прогуляться по ОРСовским складам, и подобрать себе бартер. Некоторые из тех, до кого до сих пор не добралось отечественное здравоохранение, еще помнят времена бартера. Нас провели по бесконечным лабиринтам коридоров и пустых ангаров, и наконец его показали. Бартер болтался на вешалах в одном конце огромного склада в виде синих китайских спортивных костюмов а-ля Адидас, и поддона картонных коробок с неизвестным содержимым.
Угрюмо свыкаясь с мыслью о том, что ничего хорошего из этого уже не выйдет, спортивные костюмы мы с Толиком отмели единогласно. Мало того, что подобными изделиями на тот момент был наводнен весь Дальний восток, и в них уже стеснялись щеголять даже самые отъявленные гопники, они все как один были небесно-голубого цвета с рядами нескончаемых белых полосок вдоль и исключительно монструозных размеров.
-Хочешь такой костюм? – Спросил я Толю. Но для того чтобы он его захотел, Толей должно было быть два или три.
-Неа.
- Вскрывайте коробки! - отчаянно надеясь на удачу, приказали мы. Но чуда не вышло. В картонных коробках, упакованные наподобие электролампочек, и в такой же серый картон, рядами стояли какие-то стекляшки грязно-небесного цвета. Текст на мутной бумажке, найденной нами внутри одной из коробок, гласил: Духи «Южная ночь». г. Симферополь
Бутыльки представляли из себя миниатюрные изделия 5-7 см высотой, вылитые в виде амфор из множества мельчайших шариков. Сверху амфоры было отверстие в которое вставлялся цилиндрический пробник-колба 3-5 мл. с полиэтиленовой пробочкой и бесцветным содержимым. Запах содержимого мы с Толиком оценить не смогли, по причине глубокой усталости и отсутствия опыта обоняния симферопольской южной ночи, и хотя, на мой взгляд, в Симферополе той ночью скорее воняло - деваться было некуда.
В расстроенных чувствах, мы кое-как закрепили в кузове с десяток коробок ожидаемой маржи, и двинули на Юг в сторону маленькой родины. Я отрубился почти сразу, и болтался без памяти в спартанской ГАЗоновской кабине почти до самой приморской границы, стучась по очереди башкой во все кабинные стекла, до тех пор пока не отрубился Толик. Мы поменялись местами, и я немного очухавшись, втопил дальше. Был по дороге еще забавный эпизод, когда я на полном ходу влетел в огромную яму, прямо на стыке наших двух Дальневосточных краев, и Толик чуть не вылетел в окно, но он был быстро забыт по причине сонной амнезии компаньона и более не вспоминался, тем более, что очарование южной ночи, разлетевшись коробками по кузову, почти не пострадало.
По приезду, выслушав скорбный рассказ о наших злоключениях, наши кооперативные и очень добрые самаритяне даже на мое предложение разделить все бутыльки поровну между членами кооператива, нас не отпиздили, но предписали их продать, а вырученные средства ссыпать в общий котел. На том и порешили.
Затем была долгая зима. В перерывах между мебельными рейсами мы с Толиком выезжали на городской рынок, и честно выполняя условия договора, долго пытались продать с капота моей «копейки» северными днями - «Южную ночь». Торговля бутыльками шла на столько вяло, что нам с Толиком не хватало даже на чебуреки. Уж за что только мы их не выдавали, и какую только цену не запрашивали. В конце концов, после всех перепробованных парфюмерных брендов, мне удалось продать один бутылек под видом дорогущего, но крайне эффективного средства от моли.
Скинутые в моем железном гараже коробки с бутыльками, иногда попадались мне под ноги, но я уже особо не заморачивался. Часть бутыльков я раздал соседским малышам под Новый год под видом елочных украшений, и даже пару повесил на свою елку, но больше не стал, чтобы сильно не воняло «Южной ночью».
Пару лет спустя, когда мы уже открыли пару парфюмерных магазинов, первых в нашем городе, и вместо «Жиги» в гараже стояла моя «Тойота Карина», я снова об них споткнулся. Заебали, подумал я, и выставил их в продажу под видом туалетной воды «Кончита», потому что они уже заканчивались. Дальнейшая их судьба мне не известна, впрочем, как и огурцов.