История №109148

Всколебалась вся толпа. Сначала пронеслось по всему берегу молчание,
подобное тому, как бывает перед свирепою бурею, а потом вдруг поднялись
речи, и весь заговорил берег.
- Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы
запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие
мучения на Русской земле от проклятых недоверков! чтобы вот так
поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!
Такие слова перелетали по всем концам. Зашумели запорожцы и почуяли свои
силы. Тут уже не было волнений легкомысленного народа: волновались все
характеры тяжелые и крепкие, которые не скоро накалялись, но,
накалившись, упорно и долго хранили в себе внутренний жар.
- Перевешать всю жидову! - раздалось из толпы. - Пусть же не шьют из
поповских риз юбок своим жидовкам! Пусть же не ставят значков на святых
пасхах! Перетопить их всех, поганцев, в Днепре!
Слова эти, произнесенные кем-то из толпы, пролетели молнией по всем
головам, и толпа ринулась на предместье с желанием перерезать всех
жидов.
Бедные сыны Израиля, растерявши все присутствие своего и без того
мелкого духа, прятались в пустых горелочных бочках, в печках и даже
заползывали под юбки своих жидовок; но козаки везде их находили.
- Ясновельможные паны! - кричал один, высокий и длинный, как палка, жид,
высунувши из кучи своих товарищей жалкую свою рожу, исковерканную
страхом. - Ясновельможные паны! Слово только дайте нам сказать, одно
слово! Мы такое объявим вам, чего еще никогда не слышали, такое важное,
что не можно сказать, какое важное!
- Ну, пусть скажут, - сказал Дима, который всегда любил выслушать
обвиняемого.
- Ясные паны! - произнес жид. - Таких панов еще никогда не видывано.
Ей-богу, никогда! Таких добрых, хороших и храбрых не было еще на
свете!.. - Голос его замирал и дрожал от страха. - Как можно, чтобы мы
думали про запорожцев что-нибудь нехорошее! Те совсем не наши, те, что
арендаторствуют на Украйне! Ей-богу, не наши! То совсем не жиды: то черт
знает что. То такое, что только поплевать на него, да и бросить! Вот и
они скажут то же. Не правда ли, Стас, или ты, Хамбля?
- Ей-богу, правда! - отвечали из толпы Стас и Хамбля в изодранных
яломках, оба белые, как глина.
- Мы никогда еще, - продолжал длинный жид, - не снюхивались с
неприятелями. А католиков мы и знать не хотим: пусть им черт приснится!
Мы с запорожцами, как братья родные...
- Как? чтобы запорожцы были с вами братья? - произнес один из толпы. -
Не дождетесь, проклятые жиды! В Днепр их, панове! Всех потопить,
поганцев!
Эти слова были сигналом. Жидов расхватали по рукам и начали швырять в
волны. Жалобный крик раздался со всех сторон, но суровые запорожцы
только смеялись, видя, как жидовские ноги в башмаках и чулках болтались
на воздухе. Бедный оратор, накликавший сам на свою шею беду, выскочил из
кафтана, за который было его ухватили, в одном пегом и узком камзоле,
схватил за ноги Диму и жалким голосом молил:
- Великий господин, ясновельможный пан! я знал и брата вашего, покойного
Ракетчика! Был воин на украшение всему рыцарству. Я ему восемьсот
цехинов дал, когда нужно было выкупиться из плена у турка.
- Ты знал брата? - спросил Дима.
- Ей-богу, знал! Великодушный был пан.
- А как тебя зовут?
- Алик.
- Хорошо, - сказал Дима и потом, подумав, обратился к козакам и про
говорил так: - Жида будет всегда время повесить, когда будет нужно, а на
сегодня отдайте его мне. - Сказавши это, Дима повел его к своему обозу,
возле которого стояли козаки его. - Ну, полезай под телегу, лежи там и
не пошевелись; а вы, братцы, не выпускайте жида.

© Алик, http://мудак.народ.ru