Чемпион 2011 года - chetverg9 (1 место)

История из истории

В середине 19 века исследовать устье Амура и связанные с этой рекой
приморские территории была послана экспедиция во главе с капитаном 1
ранга Г. Невельским. Он провел предписанные гидрологические работы,
установил, что Сахалин является островом, а все исследованные
географические объекты, до того "ничейные", объявил новой территорией
Российской империи. А вот на это последнее действие он никакой санкции
от начальства не имел.
Возбужденные "агрессивными" действиями России на Дальнем Востоке,
англичане подали протест российскому канцлеру Нессельроде. Канцлер, уже
и так до смерти перепуганный неудачами русского оружия в Крыму против
все тех же англичан, помчался с жалобой на незаконные и опасные действия
капитана к царю. Николай 1, тоже крайне болезненно воспринявший Крымское
поражение, но, в отличие от канцлера, только теперь и думавший о том,
чем бы в ответ насолить англичанам, вызвал Невельского к себе.
Капитан осознавал, что ничего хорошего от вызова к императору,
известному своим крутым нравом, ожидать не приходится, и перед этим
визитом попрощался с молодой женой.
И действительно, император встретил его исключительно холодно и объявил,
что за самовольные действия, наносящие ущерб Российской империи он,
Николай 1, своим указом разжаловал капитана 1 ранга Г. Невельского в
рядовые матросы. (Копия указа была передана Нессельроде, а тот лично
оттащил ее в английское посольство). Но, поскольку Невельской, продолжил
император, провел трудную экспедицию и не потерял в ней ни одного
человека, то ему прсваивается звание капитан-лейтенанта. А поскольку
Невельскому удалось первому составить карту устья Амура, ему
присваивается звание капитана 1 ранга. Ну а поскольку он первый доказал,
что Сахалин - остров, ему присваивается звание контр-адмирала.
Дистанцию от рядового матроса до контр-адмирала Г. Невельской преодолел
не более чем в полминуты. Это была самая быстрая и самая
головокружительная карьера в истории российского морского флота.

НАСТОЯЩИЙ МУЖИК

С Василием Васильевичем я познакомился в конце 90-х, вскоре после
российского дефолта. Ситуация в стране была известно какая – разгул
бандитизма, всенародное обнищание. Я сидел недалеко от своего дома в
последнем ряду расположенных перед уличной эстрадой скамеек. Здесь на
9 мая играл военный оркестр, а в остальное время народ пил пиво, которое
приносил с собой. Ну, я всегда, вестимо, вместе с народом. Наверно,
можно было бы потягивать пивко и в близлежащем кафе, но его к тому
времени кто-то раздолбал из гранатомета. В рамках честной конкурентной
борьбы.
В пяти шагах от меня, под деревцем, стоял мужичок лет под семьдесят,
щуплый, одетый не по ситуации официально и не по летнему времени плотно
– в темный костюм, белую рубашку и при галстуке. Черные ботинки были до
блеска начищены, но изрядно потрепаны. Да и костюмчик не тянул даже на
секонд-хэнд. Старик вроде бы и не смотрел на меня, но в то же время я
чувствовал на себе его взгляд. Повнимательнее оглядев мужичка, я
обнаружил в его руках большую сумку, которую он как бы прятал за спиной,
во всяком случае не афишировал. Из сумки торчали пустые бутылки. Не
оставалось сомнений, что он ждал, когда я опорожню свою тару.
Моя догадка тут же нашла фактическое подтверждение.
- Простите, вы бутылочку с собой заберете? – спросил мужичок, подойдя
поближе.
Наверно, мой внешний вид внушил ему такое подозрение, и он решился на
этот вопрос, чтобы не терять даром времени. Мой отрицательный ответ его
успокоил, и старик опять тактично отошел в сторонку, чтобы не досаждать
мне своим нарочитым ожиданием.
Впоследствии я видел его здесь не раз, все в том же официальном костюме
при галстуке, в белой выстиранной и выутюженной сорочке, всегда чисто
выбритым и абсолютно трезвым. В конце концов мы познакомились. Он
оказался бывшим учителем истории, кое-какие деньги Василий Васильевич по
жизни скопил, но те оказались заморожены на сберкнижке, пенсия ничтожна.
Обычная, в общем, для того времени ситуация, необычен был только вид
человека, собирающего бутылки при полном параде.
- Это моя работа, - пояснил он мне. – А я привык ходить на работу именно
так.
Жил Василий Васильевич один, в небольшой квартирке. Имелась у него дочь,
но с ней он давно не ладил. Она вроде как теперь подкатывалась к нему
(квартирка-то того и гляди освободится, а деньги немалые стоит), но он
ее отшил. «Она меня предала», - дал Василий Васильевич мне такое
объяснение, но в конкретику не вдавался.
Однажды учителю здорово повезло. Он нашел на свалке самодельную копилку
- бутылку из-под шампанского, набитую рублями, - выкинул кто-то по
недоразумению. Не знаю, сколько в сумме там оказалось - может, рублей
двести, но Василий Васильевич выглядел именинником целую неделю.
Иногда я думал: как бы материально помочь учителю, но, поскольку сам
сидел на мели, дальше предложения пива дело не доходило. Но и его
Василий Васильевич отклонял – не употреблял. Но как-то мне повезло, и я
оказался при деньгах. Я спросил своего нового знакомого, мечтает ли он о
чем-нибудь, и услышал удивительный ответ: оказалось, да - о
металлоискателе. У него институтская специальность – история древнего
мира, а спецсеминар он проходил по скифам, Василий Васильевич все знает
о них. С той поры он мечтает уехать в северное Причерноморье на поиски
скифских сокровищ, да все вот как-то не с руки. Деньги на дорогу он
скопил, продолжил учитель, а жизнь в тех местах недорогая, и летом можно
ночевать под открытым небом, теперь вот только на металлоискатель надо
бутылок насобирать. Я благородно предложил Василию Васильевичу: мол,
могу добавить на его мечту штуку-другую. Тот поджал губы, сухо сказал,
что «подачки не приемлет», и целую неделю отказывался забирать у меня
пустую тару.
Примерно в то же время на нашем этаже объявился новый сосед. Это был
одинокий, лет на сорок, мужик, въехавший в трехкомнатную квартиру. Мне
он представился Евгением, о себе ничего не рассказал, но масштабными
габаритами и суровым видом сильно смахивал на нового русского, который
из «братков». Со всеми нами, соседями, обращался довольно
пренебрежительно, однако местные женщины были от него без ума. «Он
адекватно воплощает в себе мужское начало», - сказала об этом Евгении
одна из них, самая вроде бы интеллектуальная.
Он тоже стал захаживать «на эстраду», где потягивал «хольстен», но ни с
кем не общался. Бывают, знаете ли, такие люди, которые не переносят ни
одиночества, ни общения с себе подобными. И тогда они идут в компанию,
где все время молчат.
И вдруг однажды этот Евгений попросил меня рассказать поподробнее о
Василии Васильевиче – видел, что я с ним веду какие-то разговоры. Я был
озадачен, но подумал, что тут особо скрывать нечего, и все ему
рассказал, даже о металлоискателе. Умолчал только, что предлагал Василию
Васильевичу какие-то деньги.
- Значит, старикан один живет, - повторил этот «бычок» в задумчивости, и
по моей спине прошел холодок: я почуял недоброе.
На следующий день, когда я в очередной раз вел беседу с Василием
Васильевичем, Евгений подошел к нам и, представившись по имени,
обратился к учителю, что называется, с места в карьер.
- Я хочу предложить вам одно дельце, которое поможет осуществить вашу
мечту – приобрести металлоискатель, о чем мне рассказал сосед, - кивок в
мою сторону, - который хорошо меня знает.
В этот момент меня уже стало колотить.
- Мне на один месяц нужен юридический адрес, - продолжил Евгений. - Я
предлагаю оформить его на вашу квартиру. Вы даете мне свой паспорт,
получаете шестьдесят тысяч рублей и покупаете себе металлоискатель.
Идет?
- Но металлоискатель стоит значительно меньше, - только и смог
пролепетать бедный учитель.
- Купите к нему запчасти.
Мне показалось, что при этих словах в глазах Евгения мелькнула зловещая
ухмылка. Я в тот момент проклинал себя на чем свет стоит. О таких
юридических адресах-однодневках было, благодаря прессе и молве, хорошо
известно. Под них проворачивается какая-нибудь крупная незаконная
сделка, а потом хозяин этого адреса исчезает с концами - если только не
находят его труп. В данном случае может исчезнуть и свидетель, то есть
я.
- Понимаете, Василий Васильевич, вы САМИ ЗАРАБАТЫВАЕТЕ, - (Евгений
акцентированно произнес эти два слова), – на металлоискатель.
Учитель сглотнул слюну и произнес с отчаянной решимостью:
- Хорошо, вот мой паспорт. – Документ, к несчастью, у него оказался с
собой.
- Ээ… - попытался было я вмешаться, но Евгений так наступил мне своим
сорок седьмым размером на ногу, что слова застряли у меня в горле.
«Браток» забрал паспорт и предложил:
- Давайте я заплачу вам долларами, а то рубль падает каждый день.
Василий Васильевич забрал баксы и помчался чуть ли не вприпрыжку домой.
Только пустые бутылки в сумке зазвенели.
И тут я решил все-таки вмешаться:
- Послушайте, Евгений…
Но он не стал меня слушать, а протянул мне паспорт Василия Васильевича:
- Отдай старику. Мне его ксива не нужна.
- А тогда зачем?..
- Он бы от меня как милостыню бабки не взял. Настоящий мужик! Я таких
людей раньше знал, но теперь таких нет. – И он с видимым сожалением
вздохнул.

ПРОПАВШАЯ ПОХЛЁБКА
Об эпопее в 30-е годы прошлого века по Северному морскому пути на
пароходе «Челюскин» Шмидта и компании написано много, но еще больше
бытовало разного рода «апокрифов», по разным причинам не вошедших в
основные документы. Вот одна из таких историй.
После того, как пароход затонул во льдах, и перед тем, как экипаж с
членами его семей (ехали на Север, будто в круиз на «Титанике») стали
потихоньку вывозить авиацией, предстояло пересечь пятьсот верст по
льдам, торосам и вечной мерзлоте на собачьих упряжках. Дело шло
медленно, да и жратвы стало не хватать – причем и собакам тоже. К одному
из ночных привалов доехали совершенно измученные, и тут, к всеобщему
ужасу, выяснилось, что с одних саней свалилась куда-то во тьму и пургу
большая часть провизии!
Мало того – во время экспедиции на «Челюскине» родилась девочка, которую
назвали Кариной (дело было в Карском море), и вот задремавшая и безмерно
уставшая мать выпустила ее из рук. Но, несмотря на стенания матери,
искать девочку не стали: тьма, пурга сбивает с ног, следы моментально
заметало.
Стали думать совсем о другом: из чего, а точнее кого, сварить похлебку.
Обратились к каюру. Он понимал безвыходность положения и согласился
пожертвовать одним из своих коренников – те были более крупные
экземпляры, чем простые ездовые лайки. Коренника помоложе кликали Чок, а
постарше Хамит. Каюр взвесил все «за» и остановился на последнем – тот
свое уже пожил. Похлебку решили сварить с утра, чтобы набраться сил
перед дорогой.
…Ночью каюр проснулся от негромкого детского плача: рядом стоял Хамит и
держал в зубах всхлипывающую, но вполне себе живую и незамерзшую Карину
– собака так аккуратно ее несла, что девочка не распеленалась (Карина
жива до сей поры). Но это еще не все – Хамит на собственном хребту
утерянную провизию исхитрился приволочь.
На привале начался настоящий праздник. Не участвовал в нем только
коренник Хамит, ушедший куда-то в ночь: он-то догадался, что люди хотели
его сожрать, и более не верил в благодарность двуногих.