Поиск по автору:

С Днем Победы!

Мы снимали картину, которая называлась «Очи черные». Она снималась и в Москве, и в Костроме, и в Петербурге, и в Италии. И там по сюжету упоминается шпиц, с которым гуляла Анна Сергеевна. Ассистент по реквизиту был петербургский, всегда не очень трезвый и все время находивший этому объяснения: то у него болел зуб, то это лекарство... Вот он приволок пса значительно больше шпица, уверяя, что с большим трудом купил его у какой-то бабули, уговорив ее и обещав ей подарить фотокарточку Марчелло Мастроянни. Заплатил какие-то астрономические, по его рассказам, деньги. И таким образом у нас появился этот пес. В общем, для шпица он был великоват. Но мы посмотрели, что Лена Сафонова, игравшая главную роль, девушка крупная, и с маленьким песиком она бы выглядела в наше время немножко не так, как бы нам хотелось, так скажем.

Пса звали Яша. По крайней мере, так нам сказал этот человек. Впоследствии уже выяснилось, что этот пес абсолютно дворняжный, с тяжелой судьбой, вероятно, боевой. Но тем не менее пес оказался в работе потрясающий. Во-первых, он сразу понял, кто главный, и прибился к итальянской продюсерше, Сильвии Чекки Д’Амико. Ни Михалков, ни Мастроянни его не интересовали, он сразу понял, что в этой невысокой женщине весь смысл.

Снимался пес потрясающе. Действительно, ни одного дубля из-за него не было испорчено. Нужно было спать – он лежал. Сильвия его укладывала, гладила, и он лежал. Длинная сцена, панорама, потом какая-то актерская сцена шла у Мастроянни с Сафоновой – пес лежал не шевелясь. Как он это все понимал, не знаю. Видимо, перспектива прекрасного будущего, которое он уже подозревал, заставляла его усмирять свой нрав.

Постепенно у Сильвии он отъелся. Съездил в Кострому, потом съездил в Петербург. И потом он уехал в Италию, съемки закончились там. И там же он и остался. Сильвия – она дочь очень известной сценаристки Сузу Чекки Д’Амико, автора, в частности, «Римских каникул», «Похитителей велосипедов», многих картин Росселини. В общем, такая гранд-дама итальянского кино. Она очень властная женщина была. У них до этого жила какая-то собака, которая очень тяжело и долго умирала. И Сузу сказала, что больше у нас собак в доме не будет. То, что она говорила, было категорично. И когда появилась Сильвия с Яшей (у них была двухэтажная квартира), то бабушка ей сказала: на второй этаж, и чтобы я его не видела.

Яша сразу все понял. Когда приходил с прогулки, он сразу бегом бежал на второй этаж. Но длилось это недолго. Однажды гулявшая с псом бонна-филиппинка принесла его на руках, трясясь от ужаса, и сказала, что совершенно неожиданно он вдруг спрыгнул с тротуара на проезжую часть и попал под велосипед. В травмах, помятый, ну, естественно, куда его тащить на второй этаж. Она его положила прямо в прихожей. Бабушка, при всей своей суровости, не чужда была и некоего человеколюбия, или собаколюбия, в данном случае.

Она подошла и первый раз его погладила. Пес вяло помахал хвостиком, благодарно посмотрел. Потом приходил ветеринар. И пес в течение недели примерно лежал на диванчике. Когда я примерно через три недели опять появился в этом доме, пес уже валялся на первом этаже на диване уже у Сузу. На Сильвию он смотрел примерно так же, как на бонну, с ним гулявшую. Он переменил хозяйку. Он был ухоженный, он был мыт шампунем, от него пахло лучше, чем от хозяев в этом доме. Пес прекрасно питался.

Потом я уехал. Прошло какое-то время, я опять оказался в Италии, пришел к ним в гости. Пес вроде меня не узнал, он никак не среагировал на мой приход. Там было много народу, все сидели за столом. Все гладили Яшу, чем-то его кормили. Хозяева говорили: не надо его кормить. Яша скромно стоял: ну, не надо, так не надо. Но если давали, он съедал. А так ничего не просил. Чудно понимал по-итальянски все команды. Мне предложили: а поговори с ним по-русски, может быть, он что-нибудь вспомнит. Я что-то ему говорил, называл какие-то имена, пес никак не реагировал. И я решил, что все, уже отрезанный ломоть.

Народ еще оставался там, а мне нужно было уйти чуть пораньше, и в прихожей, уже когда я почти открывал дверь и выходил, ко мне подошел Яша, покосившись на оставшихся в комнате, ткнулся мне носом в коленку и молча так стоял. Мол, ну ты ж пойми, ситуация. Я его погладил, он благодарно помахал хвостом и ушел.

Вот так пес выбрал шикарную неволю вместо вольной собачьей жизни в Петербурге. Пес прожил долгую счастливую жизнь. Он уезжал на отдых в Монтекатини, пил эти термальные воды. Всегда был ухожен, прекрасен. Вот такую судьбу, можно сказать, он выбрал себе сам. Потому что он все сделал для этого. Он совершенно сознательно по жизни шел к этому, выбрал эту судьбу.

Александр Адабашьян
На фото кадр из фильма «Очи черные».

Один израильтянин другому:
- Представляешь, лег поспать на полчаса и проспал два параграфа учебника истории.

Наверное, все знают анекдот о грузине из горного села, который в первый раз в жизни попал в Московский зоопарк. Он долго стоял у клетки с гориллой, а когда уже стемнело, и почти все посетители разошлись, негромко спросил: «Каха, это ты?»

Но мало кто знает, что этот анекдот придумал Резо Леванович Габриадзе, сценарист кинофильмов «Не горюй!», «Мимино» и множества других. А еще меньше - помнят, что у Кахи из анекдота был совершенно конкретный реальный прототип – грузинский спортсмен Петр Мшвениерадзе, с которым Габриадзе был хорошо знаком.

Талантами атлета Петр Мшвениерадзе был щедро одарен от природы. При росте 198 см. обладал невероятной силой, мгновенной реакцией, был великолепно координирован. Успешно занимался плаванием, тяжелой атлетикой, играл в волейбол, баскетбол и футбол. Можно сказать, что за короткое время Петр добивался успехов в любом виде спорта, даже в шахматах. Правда, многие шахматисты ему немного поддавались, потому что его одержимость победой и взрывной темперамент были известны всем.

Полностью Мшвениерадзе раскрыл свой потенциал в водном поло. Список его достижений впечатляет: участник Олимпийских игр 1952, 1956 и 1960 годов. Серебряный призёр Олимпийских игр 1960 года и бронзовый призёр Олимпийских игр 1956 года. Но самым ярким событием в своей спортивной карьере он считал проигранный на Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне матч против сборной Венгрии, который вошел в историю водного поло под названием "Кровь в бассейне".

Этот матч проходил менее чем через месяц после жестокого подавления Советскими войсками Венгерского восстания 1956 года и запомнился крайне жесткой игрой, обоюдными оскорблениями и потасовками. С первых же минут ватерполисты начали избивать друг друга. Зачинщиками выступили агрессивно настроенные венгры. Мшвениерадзе вспоминал: «Венгерский нападающий Деже Дьярмати в первом тайме до крови разбил мне нос. Я погнался за обидчиком, если бы поймал, задушил бы и утопил, но он успел уплыть...». Игра достигла такого накала страстей, что судьи вынуждены были её остановить. В тот момент сборная СССР проигрывала, и ей было присуждено поражение. Но несмотря на поражение, игра и действия Мшвениерадзе были высоко оценены – ему присвоили звание Заслуженного мастера спорта.

В 2003 году Петр Яковлевич Мшвениерадзе покинул наш мир. Пусть Господь упокоит в свете душу славного сына грузинского народа.
На фото Петр Мшвениерадзе с внуком в 90-е.

По материалам сети

БУБЛИЧКИ

60-е годы. Киев. Подол. Ходить с бабушкой на базар требовало от сопровождающего большого терпения. Трудным было туда просто дойти. Постоянные здоровканья через короткое время становились невыносимы, так как моментально завязывался разговор за жизнь. Ведь моя бабушка знала всех и вся. Однако, как только мы заходили на территорию рынка, она с порога концентрировалась на товаре, а не на лицах знакомых. Бабушка всегда покидала базар с хорошим настроением и с полными кошёлками. Перепадало кое-что и мне. Моим самым желанным призом за терпение, которое я испытывал по дороге с бабушкой на базар, была покупка горячего бублика с маком и холодные пол-литра. Тогда меня интересовало исключительно молоко, которое продавалось в бумажной пирамидке. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, от обильного слюновыделения боюсь поперхнуться. Бублики раскупались моментально, как только они доставались из печи, запах вокруг стоял такой, что проходившие мимо подоляне были вынуждены сглатывать слюну. После регулярного вбрасывания новой партии бубликов скапливалась небольшая очередь.

От бабушки я знал, что здесь бубликами торговали ещё до исторического материализма, и этот магазин носил имя Бейгельмана, по имени его бывшего владельца Хаима. Хаим Бейгельман жил на Подоле в начале 20-ого века. Все его предки были бубличниками. И как Шнайдеры получили фамилию от своей профессии портного, так и Бейгельманы получили фамилию потому, что пекли бублики – по-еврейски бейгелах. Хаим Бейгельман их не только пёк, но и продавал. В результате я получал вожделенный горячий бублик и холодное молоко. И поедая это счастье на ходу, мы с бабушкой возвращались домой на Мирную.

Недавно я узнал, что на улице Мирной до начала 20-х годов жил некто Давыдов. Яков Петрович был человек творческого склада, и он пытался заработать свой кусок хлеба пером. Он писал свободно и легко, и для украинских газет использовал псевдоним Якив Орута. Он работал абсолютно во всех жанрах журналистики, начиная с новостных колонок и заканчивая стихами и фельетонами. Пописывал и коротенькие скетчи для театра миниатюр.

По дороге в редакцию заходил еврей Давыдов к еврею Хаиму Бейгельмыну и покупал себе на завтрак что? Правильно – бейгелах! Но настал 1918 год, и пронеслись по Подолу сначала петлюровские, а затем и польские погромы. Вместо того, чтобы наслаждаться бубликами, бандиты устраивали погромы. Если человек при деньгах, то долго он может выдержать это безобразие? Так, Хаим Бейгельман этого выдержать не мог и, как другие 1,8 миллиона украинских евреев, купил себе и своей семье билет на белоснежный пароход. И сбежал наш бубличник прямо на Манхэттен, где было много евреев и мало бейгельных шопов. Взял себе в жёны Эстер - венскую красавицу. И зажили они дружно и счастливо.

Давыдов, тоже не будь дурак, взял да и удрал из Киева. Но так как он не умел печь бублики, а только писал, то дальше Одессы сбежать он не смог и белый пароход в Америку отчалил без него. Он на всякий случай сменил свой псевдоним ещё раз. Таким образом, объявился в литературной Одессе подольский журналист Яков Ядов, который влился в ряды штатных сотрудников газеты «Одесские известия». Когда ему становилось скучно, то он под именем Яков Боцман пописывал фельетоны в газетёнку «Моряк». Это открыло ему двери в одесские литературные салоны, где он и познакомился с цветом одесских тружеников пера – К. Паустовским, В. Катаевым и неразлучной парочкой, И. Ильфом и Е. Петровым.

Вскоре большевистская власть, трещавшая по швам от голода и холода военного коммунизма, объявила новую экономическую политику, или коротко НЭП. НЭП дал стране воздух, народу еду, а евреям заработок. Дал он заработать и Давыдову-Ядову. Помня своё босяцкое происхождение, подолянин Давыдов стал сочинять песенки, которые мгновенно превращались в хиты, для друзей куплетистов. Достаточно сказать, что к началу 1926 года он был уже автором таких известных песен, как «Гоп со Смыком», «Лимончики», «Фонарики», «Мурка» и одним из символов нэпа – «Цыпленок жареный».

И вот как-то, в 1926 году, к нему пришёл приятель-куплетист Красавин и попросил Якова сочинить для него что-то новенькое, а то публика стала его уже освистывать за старый репертуар. Пока Красавин с друзьями гонял чаи, Ядов сбегал в соседнюю комнату. Когда он вернулся через полчаса за стол, то положил листок с новой песенкой «Бублички». На следующий же день, по свидетельству очевидцев, песню пела уже вся Одесса. Через две недели Красавин получает письмо из Петрограда от своего приятеля Утёсова, где он просит задним числом прощения, что включил красавинские «Бублички» в свой репертуар. Через месяц этот хит уже пела Москва. Так Яков Давыдов с помощью Якова Ядова отблагодарил земляка Бейгельмана за неповторимый вкус его бубликов. «Бублички» стали после «Цыпленка» вторым символом НЭПа. Эти «шедевры» своей залихватской бесшабашностью и «близостью к нуждам масс» ознаменовали вместе с остальными песнями Ядова новое музыкальное направление, который сегодня называют шансон.

Но «Бублички» шагнули далеко за пределы Советской России. Не прошло и года, как Нью-Йорк уже пел переведённую на идиш и английский популярную песню. Однажды маленькая Мина Бейгельман услыхала лёгкую по мелодии и тексту песенку на идиш, которая очень подходила к её фамилии, запомнила её и стала часто напевать. Так песенка «Бублички» попала в дом к Бейгельманам. Голос у неё был прекрасный, и шестилетнюю девочку пригласили спеть популярную уже песенку «Бейгелах» на еврейском радио.

Это первое публичное выступление Мины положило начало её музыкальной карьере и карьере её сестры Клары. Так в 30-х годах родился дуэт под названием «Сестры Бейгельман». Через какое-то время на них обратил внимание джазовый композитор Абрам Эльштейн. Он сделал смелые аранжировки казалось бы забытых мелодий еврейского местечка, джазовое сопровождение воскрешало и ностальгию по еврейским традициям и по языку идиш. Сёстры Бейгельман получили отличную вокальную школу. Научились извлекать из своих по-разному красивых голосов великолепное звуковое сочетание. Благодаря свинговой обработке, казалось, уже забытых песен, ими был создан на эстраде свой собственный стиль. Сегодня трудно найти еврея в мире, который бы не был знаком с их песенным репертуаром, сестры приобрели всемирную любовь и популярность.

Москва, 1959 год, открытие первой американской выставки. На эстраде Зеленого театра в Парке имени Горького американские эстрадные артисты устроили для москвичей концерт. Говорят, что эта популярная в Москве эстрадная площадка ещё никогда не переживала такого наплыва слушателей. На эстраде появились две еврейские красавицы, оркестр заиграл до слёз знакомую мелодию и сестрички запели очаровательными голосами «Бублички, койф майне бейгелах …». Московские евреи узнали родной, но уже почти забытый идиш. Публика рыдала от восторга. Так дочери бубличника Бейгельмана вернули «Бублички» на родину и дали песне второе дыхание, которое уже длится более 55 лет. Второй песней сёстры исполнили «Очи черные», тоже в джазовой обработке Эльштейна. Первый куплет они спели на русском языке, зал Зеленого театра ревел от переполняющих его эмоций! Если американские империалисты, главные по культуре, ставили своей задачей произвести сенсацию, то они свою цель с успехом перевыполнили.

В мире существуют тысячи Бейгельманов. Часть из них – потомки выходцев из Украины. В Америке и Израиле есть и киевские Бейгельманы. Так вот, наши сёстры Мина и Клара – дочери того самого киевского булочника Хаима и венской красавицы Эстер! Но и это ещё не всё… Девочки для простоты подрихтовали свои имена и фамилии на английский манер. В результате Мина стала называться Мерной, Клара превратилась в Клэр, а фамилию Бейгельман они переделали в Берри и дуэт стал называться просто - «Сёстры Берри»! Если бы в начале 20-х Хаиму Бейгельману кто-то сказал, что у него в Америке родятся две дочери и своим замечательным пением они завоюют весь мир, то он бы в это не поверил. Если бы подольскому журналисту Давыдову в то же время сказали, что он напишет песни, которые будут петь и любить миллионы людей вот уже несколько поколений подряд, и эти песни будут переведены на десятки языков, то и он бы в это тоже не поверил. Дочери подольского бубличника начинали свой путь к музыкальному олимпу с песни «Бублички». Всё новые поколения слушателей продолжает захватывать их замечательное исполнение.

Вместо послесловия.
Яков Петрович Ядов (настоящая фамилия Давыдов, ещё псевдонимы: Жгут, Боцман, Отрута, Пчела; 1873–1940) — поэт, писатель-сатирик, киносценарист, эстрадный драматург, автор слов широко известных песен «Бублички», «Гоп со Смыком», «Лимончики», «Фонарики», «Мурка», «Цыпленок жареный». Умер в нищете в Москве в 1940 году. Так родина отплатила одному из своих самых исполняемых песенников.

Однажды Исаака Дунаевского спросили: «Какая ваша самая любимая песня протеста?» – «Бублички», – ответил композитор. – Лучшей песни про тесто еще никто не написал!» Практически дословно сказал и сам Леонид Утёсов в своём последнем интервью Зиновию Паперному.

1990 год. Таллинн.
Наш трёхлетний сын Давид, лёжа на двух стульях с громадными советскими наушниками на голове, слушает в гостиной свои любимые песенки и носком ноги отмеривает такт. Из Москвы в Таллинн приехала Инна Генс, вся семья, сидя на кухне за праздничным столом, ждёт Давида. Докричаться до него невозможно. Наконец, как всегда жертвенная Юля поднимается и идёт в большую комнату. Она выдёргивает штекер от наушников и, стараясь перекричать магнитофон, зовёт сына к столу. В это время из магнитофона раздаётся любимая мелодия трёхлетнего Давида: «Бублички, койф майне бейгелах …».

2007 год. Мюнхен.
Наш младший сын Симон, которому тогда было 10 лет, сидя за расстроенным в доску пианино, неуверенно, но громко играет песню «Их хоб дих цу филь либ» («Я так тебя люблю») из репертуара любимых им, да и всеми нами, песен «Сестёр Берри».

Май 2009. Нью-Йорк.
Нас с Юлей в аэропорту встретила моя подружка детства Лена Грант. По дороге к ней домой мы заехали в еврейскую пекарню, которая находится на окраине Нью-Йорка, и купили что? Правильно – бейгелах!

Ноябрь 2014. Нью-Йорк.
Умирает последняя из сестёр, Клара Берри, урождённая Бейгельман.

Февраль 2015. Мюнхен.
В процессе подготовки книг о семьях моих родителей я беру у папы и мамы интервью о жизни довоенного Подола. Вдруг во время рассказа о своих детских пристрастиях мама говорит, что очень любила ходить к Хаиму Бейгельману за бубликами. Через неделю я принес ей этот текст.

Автор: Геннадий Блиндманн/Gennadi Blindmann
2015 г. Мюнхен

Минута молчания у винного магазина. СССР. 1980-е

БАЙ МИР БИСТУ ШЕЙН

Однажды мне надоело вздрагивать и хвататься за телефон всякий раз, услышав в людном месте свой звонок из стандартного набора рингтонов, и я решил обзавестись собственным. Технически это представлялось несложным, а вот с выбором мелодии возникли трудности: она предполагалась нестандартной, бодрой и не вызывающей отвращения, если слышишь ее несколько раз в день. После долгих раздумий мне вдруг пришла в голову песня из далекого детства, которую ребята постарше часто пели во дворе под гитару. Начиналась она словами: «В неапольским порту с пробоиной в борту…». На этом поиски закончились.

В то время Интернет был уже достаточно развит и доступен, чтобы найти мелодию, хорошую запись, а заодно и историю песни. Оказалось, что самое первое ее название «Бай мир бисту шейн», что переводится с идиш как «Для меня ты прекрасна». Музыку сочинил Шолом Секунда, слова Якоб Якобс, а написана она была для мюзикла «I would if I could» в 1932 году.

Шолом Секунда родился в августе 1894 года в Украине, в г. Александрия, Кировоградской области, в ортодоксальной еврейской семье. Рос тихим мальчиком, посещал хедер. Однажды раввин, услышав пение Шолома, обратил внимание на одаренного мальчика. Шолом начал петь в синагоге, в двенадцать лет уже был известным кантором. А в тринадцать - стал одним из миллионов евреев, бежавших от погромов из Российской Империи в Америку.

В Нью-Йорк семья Секунды приехала в 1907 году и поселилась в Нижнем Истсайде. Здесь юный Секунда вскоре прославился как кантор, а когда у него изменился голос, серьезно занялся музыкальным образованием. Закончил Институт музыкального искусства, известный сегодня во всем мире под именем Джульярдская школа искусств, и начал работать в театре «Одеон». В разное время дирижировал хором и оркестром, сам писал музыку. В последней роли он поначалу чувствовал себя не особенно уверенно и поэтому обратился к знаменитому тогда Эрнесту Блоху с просьбой дать ему частные уроки композиции. Блох брал с учеников 20 долларов в час в сегодняшнем эквиваленте, но, прослушав мелодии, написанные Шоломом, он согласился... выплачивать ему стипендию в течение года.

В 1932 году в театре «Ролланд» был поставлен мюзикл «I would if I could». Именно в этом спектакле впервые прозвучала песня Шолома Секунды «Бай мир бисту шейн». На премьере мюзикла певца, исполнявшего «Бай мир...», вызывали на сцену несколько раз, прервав спектакль

В 1933 году было продано 10000 экземпляров песни, она несколько лет исполнялась в ночных клубах Нижнего Истсайда. Секунда делал попытки заинтересовать своей песней Голливуд, но они не увенчались успехом. Даже друзья говорили ему, что ничего не получится, так как песня звучит слишком по-еврейски.

В 1937 году в Apollo Theatre в Гарлеме песню услышал молодой музыкант Сэмми Кан, где ее исполнял на идиш афроамериканский дуэт. Увидев, каким успехом пользуется песня, он предложил своему работодателю связаться с издателями братьями Кэмменс, чтобы они купили права на публикацию, и тогда они с Саулом Чаплином смогли бы создать свинговую версию на английском языке. В результате сделки Секунда продал издателям права всего за 30 долларов (примерно 700 долларов сегодня), которые к тому же были поделены пополам с автором текста.

24 ноября 1937 года песню на новый английский текст Кана и Чаплина записало на фирме Decca Records малоизвестное тогда трио сестёр Эндрюс. От первоначального текста остались лишь название и первая строчка припева, записанные как «Bei Mir Bist Du Schön». Песня мгновенно стала хитом в США, а сёстры Эндрюс стали знаменитыми. Многие американцы, никогда не слышавшие идиш, переиначивали название как «Buy Me a Beer, Mr. Shane» или «My Mere Bits of Shame». Песня была переведена на многие языки, в том числе на немецкий. В нацистской Германии она пользовалась невероятной популярностью, пока не выяснилось её еврейское происхождение, после чего была запрещена. Успех песни в США вызвал интерес и к другим песням на идиш, но ни одна из них не достигла такой известности.

По оценкам, за 28 лет песня принесла владельцам авторских прав 3 миллиона долларов. Её исполняли Элла Фицджеральд, Гай Ломбардо, Бенни Гудман с оркестром, Лайонел Хэмптон, Джуди Гарленд и многие другие. Утверждают, что Сэмми Кан, купил на гонорары от песни дом для своей матери. По городской легенде, мать Шолома Секунды, узнав об успехе песни, стала ежедневно посещать синагогу, и делала это четверть века — она была уверена, что это Бог покарал Шолома за грехи. В то же время сам Шолом не очень переживал, что золотой дождь обошёл его стороной. В интервью «Нью-Йорк Таймс» он сказал: «Это беспокоило всех вокруг больше, чем меня самого».

Справедливость все-таки восторжествовала, но только спустя почти 30 лет. В 1961 авторские права были возвращены Шолому Секунде и Якобу Якобсу. Они подписали контракт с компанией Harms. И наконец песня стала приносить немалый доход своим настоящим авторам.

До СССР популярная мелодия дошла в 1940 году. Ленинградский джаз-оркестр под управлением Якова Скоморовского записал ее в инструментальной версии под названием «Моя красавица». Правда, автором музыки на пластинке был указан Илья Жак, видимо, чтобы не смущать советских граждан буржуазным происхождением шлягера. Очень скоро на данный мотив появились пародийные тексты — «Старушка не спеша дорогу перешла» и «Красавица моя красива, как свинья». По некоторым источникам, оба этих варианта исполнял Леонид Утёсов (до 16 лет Лазарь Вайсбейн). На эту же мелодию в 1942—1943 годах была написана песня «Барон фон дер Пшик» которую тоже исполнял Утёсов.

Широко известна ещё одна «народная» песня на ту же мелодию — «В кейптаунском порту». Первый вариант этой песни под названием «Жанетта» написал в 1940 году ученик 9 класса 242-й ленинградской школы Павел Гандельман. Он вспоминал: «Всюду звучали шлягеры на подобные темы: «Девушка из маленькой таверны», «В таинственном шумном Сайгоне», они возникали ниоткуда, никто не знал их авторов, но пели их все. И мне захотелось сочинить что-то подобное, такую сокрушительно-кровавую песню на популярный мотив».

Умер Секунда 13 июля 1974 года. После себя он оставил около тысячи песен, 60 мюзиклов и примерно сто религиозных песнопений. В эпилоге к книге, написанной Викторией Секунда, женой его сына Шелдона, сказано: «Мы росли в 30 - 40-е годы, когда в мире процветал антисемитизм и было небезопасно говорить, что ты - еврей. Это благодаря Шолому, сочинявшему еврейские песни, которые все пели и любили, мы научились гордиться собой».

А песня «Бай мир бисту шейн», переведенная на 80 языков мира, продолжает жить и в каждом поколении находит новые аранжировки и новых исполнителей.

По материалам сети

Армянское радио спрашивают:
- Чем отличается проститутка от продавца наркотиков?
Армянское радио отвечает:
- Проститутка может свой товар помыть и продать снова.

На фотографии - Адольф и Лотти в день своей свадьбы. Чикаго, 10 января 1897 года.

Адольфу за три дня до свадьбы исполнилось 24 года. Лотти на два года его младше. Они познакомились в Америке, но родились в Венгрии, в регионе Токай, совсем недалеко друг от друга: он - в деревне Риче, а она - в деревне Эрдёбенье (Erdőbénye). Родной их язык, впрочем, не венгерский, а идиш. И на этом общее между ними, пожалуй, заканчивается… Лотти привезли в Америку в совсем юном возрасте, 8-летней девочкой, а Адольф приехал в 18-летнем возрасте, совсем один. На свадьбе присутствуют многочисленные родственники Лотти: родители, Герман и Эстер Кауфман, три брата, четыре сестры, дядя Моррис и дядя Сэмьюэл со своими семьями, а у Адольфа никого нет…

Его отец Якоб, фермер и владелец крошечной продовольственной лавки, умер, когда Адольфу был всего лишь год, а через шесть лет умерла и его мама Ханна. Осиротевшего Адольфа вместе со старшим братом Артуром передали на попечение дяде Калману, родному брату их матери, жившему в соседней деревне. Калман Либерман был ученым человеком, раввином, который хотел, чтобы его племянники тоже нашли свое призвание в изучении и преподавании Торы. Артур действительно выбрал этот путь, продолжил обучение в Берлине, стал уважаемым раввином и в итоге переехал в Иерусалим. А вот с Адольфом у дяди ничего не вышло…

Все его попытки пустить племянника по накатанной колее были тщетными, и в итоге, поняв, что этот мальчик «сделан из другого теста», Калман пристроил 13-летнего Адольфа помощником в небольшой магазин в соседнем селе. Адольф проработал в этом магазине три года- три спокойных и относительно счастливых года. Владелец магазина, Герман Блау, и его жена очень тепло приняли Адольфа, хорошо к нему относились, не перегружали работой и даже записали его в вечернюю школу, куда он ходил два раза в неделю. И все же, чем взрослее он становился и чем больше размышлял о своем будущем, тем яснее он видел отсутствие перспектив в венгерском захолустье и тем чаще им овладевала мысль о том, чтобы уехать. Уехать в Америку, о которой так захватывающе рассказывали в письмах решившиеся на отъезд знакомые.

Он сумел добиться у дяди разрешения на отъезд и получить в Бюро помощи сиротам деньги, которых, вместе с тем, что он скопил и тем, что ему дал дядя, хватило на дорогу до Гамбурга и на билет на пароход в Америку. 16 марта 1891 года он спустился по трапу корабля и оказался в Нью-Йорке, на другом конце света. Восемнадцатилетний юноша с листком бумаги, на котором был адрес друзей его покойных родителей и сорока долларами, зашитыми в целях безопасности в подкладку пальто.
«Когда я спустился с трапа корабля и ступил на землю, у меня было чувство, как будто я родился заново»,- напишет он позже…

За 25 центов извозчик доставил Адольфа по адресу, указанному на бумажке: в иммигрантский Нижний Ист-сайд, к многоквартирному дому на Ист Второй улице. Он поднялся по темной лестнице, вдыхая запахи шипевшего на сковородках лука, пара из-под утюгов, табака, засоренной уборной, и постучал в дверь квартиры на третьем этаже. О его приезде, конечно же, никто не знал. Более того, его и не узнали, но услышав имена его родителей и откуда он приехал, хозяева приняли его с распростертыми объятьями. Его накормили, и он наконец-то смог сбросить грязную одежду и искупаться. Он даже не удивился тому, что ванна стояла прямо на кухне и что можно было просто повернуть кран и текла вода- он добрался до Америки и был готов к чудесам.

Через три дня Адольф уже работал в обивочной мастерской и получал два доллара в неделю. Через полгода он случайно встретил на улице парнишку из своей деревни и, узнав, что его брат владеет меховой мастерской, попросил о помощи с трудоустройством. Через год Адольф получал уже четыре доллара в неделю, снимал угол у бывших односельчан, записался в вечернюю школу, чтобы выучить английский, завел новых друзей и был счастлив. И все же, чем больше он размышлял о своем будущем, тем яснее он понимал, что наемным трудом состояния не заработаешь, и тем чаще им овладевала мысль о том, чтобы открыть свой собственный бизнес.

Он решил сосредоточиться на производстве модных в те времена горжеток из меха лисы, разработал оригинальную, спрятанную в лисьей пасти застежку и почти сразу заработал тысячу долларов! Неплохо для 19-летнего мальчишки, только-только начавшего жизнь с нуля в новой стране. В 1893 году Адольф поехал в Чикаго на Всемирную выставку, где познакомился с Моррисом Коном, владельцем небольшого предприятия по изготовлению меховых изделий. Адольф заключил с ним партнерское соглашение и… влюбился в его племянницу Лотти. Добиться ее расположения было не так уж просто, но в итоге, 10 января 1897 года, они поженились.

Через девять месяцев после свадьбы, точно в срок, у Лотти и Адольфа родился сын Юджин, а еще через три года- дочь Милдред. Бизнес Адольфа, между тем, успешно развивался, и в 1901 году он открыл филиал компании в Нью-Йорке и перевез туда семью. За несколько лет доходы компании взлетели до небес, и в 30 лет Адольф был уже по-настоящему богатым человеком, с роскошным домом на Вест 111-ой улице и состоянием в 200 тысяч долларов (примерно 6 миллионов на нынешние деньги). Однако, чем больше он думал о своем будущем, тем яснее он понимал, что хочет заниматься чем-то другим, чем-то увлекательным, необычным и рискованным. Чем-то, что принесло бы ему славу и признание.

В 1903 году Адольф вложил деньги в проект своего знакомого, открывшего зал развлечений с устройствами для испытания силы и ловкости, рулеткой, а также аппаратами со смотровыми окошками, через которые за несколько центов можно было увидеть движущиеся картинки. Эти аппараты заворожили Адольфа. Он понял, что это лишь первая ласточка, предвестник новой эры и настоящая золотоносная жила. Он забросил меховой бизнес, вложил все деньги в сеть кинозалов, которые вначале имели бешеный успех, а потом эффект новизны исчез… и Адольф разорился. Из роскошного дома с прислугой он перевез семью в квартирку над кондитерской лавкой, но не услышал ни слова упрека со стороны Лотти. Она отличалась удивительной стойкостью и верила в мужа.

А он был упрям и обдумывал стратегию, как превратить этот провал в успех. И он придумал! Ему в голову пришла гениальная идея сделать ставку не на короткие кинозарисовки, пустые минутные забавы, а на полнометражные, качественные фильмы с театральными звездами в главных ролях. Революционная по тем временам идея: никто не верил, что зритель будет сидеть и смотреть на «движущиеся картинки» целый час. Адольф же видел за этим будущее... Его звали Адольф Цукор и в 1912 году он основал одну из самых известных киностудий мира, Paramount Pictures.

Он прожил очень долгую жизнь, и прожил он ее по своим правилам, от начала и до конца.
В 93 года он продолжал выкуривать по три сигары в день.
В 96- жил один и полностью себя обслуживал (на тот момент он уже 13 лет как овдовел).
В 97 он приходил каждый день на два часа в студию Paramount на работу.
Свое 100-летие отметил роскошной вечеринкой в Лос-Анджелесе, на которую пришло больше тысячи гостей, включая самых известных и влиятельных людей того времени.
В 101 год все же нанял помощницу по хозяйству, но каждый день ходил обедать в клуб.
В 102 года ему уже было трудно ходить, но он отказывался пользоваться креслом-каталкой, и хотя короткая дорога от двери квартиры до лифта занимала у него десять минут, он упрямился и ходил с палочкой- медленно, с трудом, но все же сам.
В 103 он был уже плох, но не жаловался и по-прежнему уделял много внимания своему внешнему виду: всегда был гладко выбрит и аккуратно, по-деловому одет.
Он так и умер 10 июня 1976 года- одетый с иголочки, в рубашку с галстуком и жилет от костюма-тройки. Присел в кресло вздремнуть и не проснулся. Ему было 103 года.

Сирота из венгерского захолустья.
Несостоявшийся раввин.
Стоящий на палубе корабля подросток с сорока долларами, зашитыми в подкладку пальто.
Работник обивочной мастерской.
Дизайнер меховых горжеток.
Влюбленный юноша.
Строгий с сыном и млеющий при виде дочери отец.
Преданный, обожавший свою Лотти муж. По воспоминаниям сына, он не снимал золотое кольцо с сапфиром, которое Лотти подарила ему в день помолвки, хотя не любил украшений, а в день рождения, даже в трудные времена, всегда дарил жене громадный букет роз с письмом, в котором объяснялся ей в любви.
Властный, несгибаемый бизнесмен.
Король киноиндустрии.
Отец игрового кино в Америке.
Иммигрант, до конца жизни говоривший на английском с сильным идишским акцентом.
Человек маленького роста (152 см) и больших амбиций.
Неутомимый фантазер. Расчетливый прагматик.
Визионер.
Легенда.
Адольф Цукор (1873-1976)

Из сети

Однажды Сергей Соловьёв позвонил Александру Абдулову и попросил его (по-дружески) сыграть в маленьком эпизодике. Сыграть алкаша. Режиссёру нужен был акцент, яркое пятно: алкашик идейный и одухотворённый. Соловьёв снимал картину «Дом под звёздным небом», а на дворе стояли юные девяностые. Абдулов с удовольствием соглашался играть характерных персонажей, потому что за ним долго тянулся шлейф героя-красавчика. Александр приехал на съёмочную площадку, режиссёр поставил задачу: «Вы с напарником воруете на аэродроме баки от самолётов и продаёте дачникам для душа».
И вот такая маленькая сценка – Абдулов приносит бак, а Михаил Ульянов его покупает.
- Так это же, - говорит Ульянов, - От бомбардировщика!
- Ну и что, что от бомбардировщика?! – отвечает Абдулов.

Александру сделали чудовищный грим и сцену быстро отсняли. Через неделю раздался звонок.
- Понимаешь, Саша, - сказал Соловьёв, - Мы посмотрели материал, забавно! А у меня по сценарию персонаж, которого играет Ульянов, умирает. Вы вроде так хорошо с ним разговаривали – тебе необходимо быть на его похоронах. Давай мы продлим твою роль.
Придумали, что на «похоронах» будет играть гимн СССР, а Абдулов орать: «Я этого не вынесу!». Сняли. Через 5 дней вновь звонок:
- Понимаешь, ты был на похоронах, так убивался по поводу кончины, что на поминках ты просто обязан быть!
Сняли поминки. Через неделю вновь звонок:
- Саш, понимаешь, у меня по сценарию вся семья уезжает в Америку. А ты так здорово прощался на поминках, что проводить их точно должен.
Всё хорошо, тоже отсняли. Через несколько дней опять звонок:
- Ты знаешь, тут у меня такая ситуация, я в конце всех убиваю, давай и тебя убьём.
- Давай! – согласился актёр.
Придумали, что героя Абдулова убивает шальная пуля, когда он тащит пропеллер от самолёта. «А вентилятор-то как же?» - спрашивает он и умирает.
И вот после всего этого вновь звонок. Услышав в трубке голос Соловьёва, Абдулов не выдержал:
- Серёжа! Всё! Ты меня уже убил!!!
- Вот в этом-то и дело, - отвечает режиссёр, - Будем снимать похороны!

Из сети

Так говорил Конфуций:
• Когда у человека нет денег – он содержит свинью. Когда деньги есть – содержит собаку.
• Когда человек живет бедно – он довольствуется дикими травами, собранными в горах. Когда живет богато – заказывает дикие травы в качестве изысков в дорогих ресторанах.
• Когда у человека нет денег – он ездит на велосипеде. Когда есть деньги – крутит педали велотренажера.
• Когда у человека нет денег – мечтает о женитьбе. Когда есть деньги – мечтает о разводе.
• Когда у человека нет денег – жена идет подрабатывать секретаршей. Когда есть деньги – секретарша начинает подрабатывать младшей женой.
• Когда у человека нет денег – он делает вид, что они у него есть. Когда есть деньги – делает вид, что их у него нет.

ТЕМНАЯ НОЧЬ

История создания песни «Темная ночь» из кинофильма «Два бойца» широко известна. Согласно Википедии, у режиссёра Леонида Лукова не получалось убедительно снять сцену, в которой солдат пишет письмо. После множества неудачных попыток ему неожиданно пришла в голову мысль, что помочь могла бы песня. Луков обратился к Никите Богословскому, который сел за рояль и практически сразу предложил мелодию. После этого они пошли к поэту Владимиру Агатову. Тот также довольно быстро сочинил на неё текст. Тут же, среди ночи был разбужен Марк Бернес, и вскоре фонограмма песни была готова, а на следующий день эпизод был снят. Удивительно, что для записи композиции и съемки сцены режиссёру и его команде хватило одного дубля.

Гораздо менее известно, что по поводу этой песни Никиту Богословского однажды вызвали в Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР. На дворе стоял 1949 год, под вывеской борьбы с космополитизмом началась разнузданная антисемитская кампания, которая, не умри Сталин, закончилась бы высылкой всех евреев в Биробиджан.

Как вспоминала Наталья Ивановна, третья жена Никиты Владимировича, он решил, что от него хотят подпись под очередным письмом, обличающим действующих в советском искусстве врагов, и приготовился к неприятному разговору.

Когда Богословский вошел в кабинет председателя КДИ Поликарпа Ивановича Лебедева, тот вежливо поднялся, предложил композитору сесть, а сам взял со стола лист бумаги и, глядя в него, заговорил:
— Вот у меня справка о съемочной группе кинофильма «Два бойца». Перечисляю:
Автор сценария: Евгений Иосифович Габрилович, по национальности – еврей.
Режиссёр: Леонид Давидович Луков, по национальности – еврей.
Оператор: Александр Ильич Гинцбург, по национальности – еврей.
Художник: Владимир Павлович Каплуновский, по национальности – еврей.
Автор стихов: Владимир Гариевич Агатов, он же Вэлвл Исидорович Гуревич, по национальности – еврей.
В главной роли – Марк Наумович Бернес, по национальности – еврей.

Никита Владимирович, как же вас, потомственного русского дворянина, члена Союза композиторов СССР угораздило в эту шайку безродных космополитов?!

Никита, только услышав слово «еврей», сразу все понял и мгновенно выработал план обороны. Попросил разрешения задать вопрос:
— Поликарп Иванович, вы можете написать сценарий к фильму?
— Конечно, нет! Я по специальности искусствовед, - ответил немного опешивший Лебедев.
— А быть режиссером фильма?
— Тоже нет.
— А отработать оператором или художником?
— Нет.
— А написать стихи или исполнить песню?
— Вы что, смеетесь надо мной? Мне только петь не хватает. Я фактически министр!
— Вот видите, Поликарп Иванович, вы не можете. И я не могу. А они могут. А если соберутся вместе, получается очень хороший результат, например фильм «Два бойца». Это не я первый придумал. Это говорил мой отчим, который меня воспитал.

Никита почему-то никому не рассказывал, кто был его отчимом. Но иногда в компании друзей прозрачно намекал, что его отчимом был Георгий Васильевич Чичерин, второй советский министр иностранных дел, соратник Ленина и Сталина. Лебедев, понятно, был об этом осведомлен, намек понял и решил на всякий случай прекратить разговор:
— Ладно, Никита Владимирович, можете быть свободным. И выбирайте друзей поосмотрительнее. В ваших же интересах.

Домой Никита вернулся не в лучшем состоянии духа. Я спросила его: «Что с тобой?» Он коротко бросил: «Темная ночь!», нецензурно выругался, открыл буфет, выпил пару рюмок водки… Вскоре пришёл в характерное для него ровное хорошее настроение. У него был счастливый дар не зацикливаться на плохом.

Своё жизненное кредо Богословский сформулировал так: «Может быть, это стыдно, но я никогда не интересовался страной. Все мои мысли были направлены на творческое благополучие и на свою судьбу в этом мире, который я воспринимал иронически. В духовном плане у меня не было драм и трагедий. Только ясное, радостное ощущение жизни, праздник бытия». Он прожил 90 лет, написал невообразимое количество музыки, был богатым в стране, где всем полагалось быть бедными, удостоился всех возможных для композитора наград, был четырежды женат. Баловень судьбы.

По материалам сети

Семья Овиц попала в Аушвиц из-за роста и национальности. Выжить помог завет матери: "Держаться вместе и любить друг друга в беде и радости".
Овицы — семья бродячих еврейских музыкантов-лилипутов из Румынии, живших некоторое время в лагере Освенцим, где их изучал доктор Менгеле. Маленький муж и десять детей разного роста от двух больших жен. Самую младшую среди своих братьев и сестер маленького роста, которые прошли через Аушвиц и выжили, звали Перл, что значит «жемчужина». В одном из своих интервью Перл Овиц говорила: «Если меня когда-нибудь спросят, почему я родилась карлицей, я должна буду сказать: моя особенность — это способ Бога сохранить меня живой».

История семьи Овиц началась в румынском селе Розавля, где в 1868 году родился необычный мальчик, которого назвали Самсоном. Или Шимшоном на еврейский лад. Его необычность проявилась в детстве — он не рос, как все остальные, так и остался маленького роста. Псевдоахондроплазия — так называют недуг Шимшона современные исследователи. Но если проще — карликовость, которая передается по наследству. Чем мог заняться маленький человек в румынском селе? Он стал шутом, увеселителем на свадьбах, то есть бадхеном. Говорят, кроме шуток он еще произносил нравоучительные проповеди — это не возбранялось. Шимшон был женат дважды, причем на женщинах обычного роста. Первая его супруга, Брана, родила ему двух дочерей, Розику и Франческу. Они обе пошли ростом в отца. От второго брака с Бертой родились еще восемь детей: Аврам, Фрейда, Мики, Элизабет, Перл были маленькими, Саре, Лее и Арье недуг отца не передался.

В 46-летнем возрасте Шимшон умер от пищевого отравления, оставив Берте десятерых детей. Судя по всему, женщина это было умная и сильная, — она придумала, как обеспечить нестандартных отпрысков профессией: отдала их в обучение музыкантам-клезмерам. Скрипка, виолончель, гитара, аккордеон, цимбалы, барабаны — вот на чем учились играть младшие Овицы. Специально для маленьких музыкантов инструменты были уменьшены. Перед смертью Берта завещала детям оставаться на всю жизнь вместе — и это, как оказалось их спасло. Погиб только один из братьев, который расстался с семьей, но об этом чуть позже.

В Европе маленькие, в основном, выступали в качестве комиков, циркачей. Овицы же заняли свободную нишу, стали настоящим музыкальным коллективом, стали называться «Труппой лилипутов». В 30-40-х годах они гастролировали по Румынии, Венгрии, Чехословакии и пользовались огромной популярностью. Пели они на идише, венгерском, румынском, немецком и даже русском языках! И не разлучались: когда кто-то из братьев и сестер женился или выходил замуж, супруг входил в семью Овиц и становился частью команды. Дела у них шли прекрасно — у Овицев, первых во всей округе, появился свой автомобиль. Они пели, воспитывали детей — у них рождались люди и обычного роста — и не ждали никакой беды. По субботам они праздновали Шаббат. Однако, Гитлер уже пришел к власти.

Когда в 1939 году фашисты начали войну в Европе, Овицы по-прежнему беспрепятственно гастролировали — в их документах не было ни слова о том, что они евреи. Это их спасало, потому что преследования евреев уже начались. Овицы выступали до весны 1944 года и тайно соблюдали еврейские традиции, например, в субботу никогда не назначали концертов, сказываясь больными, и праздновали Шаббат. Но когда Венгрию оккупировали фашисты, скрывать тайну крови они больше не могли — выступать им запретили, на одежде маленьких музыкантов появились желтые звезды.

В мае 44-го 12 членов семьи Овиц оказались в поезде, который отправился в Аушвиц. Один из братьев сбежал, отделился от семьи — и был пойман и убит. Остальные Овицы прибыли в лагерь и встретились тут с Ангелом Смерти — так прозвали Йозефа Менгеле, доктора, проводившего бесчеловечные опыты над заключенными Аушвица. Его жертвами стали десятки тысяч ни в чем не повинных людей. Менгеле встречал в Аушвице каждый состав с прибывавшими узниками — и лично отбирал себе подопытных кроликов. Увидел он и семью маленьких людей. Менгеле потребовал не отправлять маленьких в газовые камеры, но в общем хаосе и неразберихе Овицы все-таки туда попали. Голыми, как и остальных узников, из загнали в камеры. «Когда металлическая дверь тяжело захлопнулась за нами, начало пахнуть газом, — вспоминала впоследствии Перл Овиц, — внезапно мы услышали крики: „Карлики, где мои карлики?“ Мы были освобождены, но не знали, что нас ждет еще больший ужас».

За маленькими доктор Менгеле прибежал лично — ему стало интересно, почему в одной семье есть люди с карликовостью и без нее. Приказал разместить Овицев в специальном бараке. И начал экспериментировать. У Овицев брали в больших количествах кровь и костный мозг, им вырывали зубы и волосы, подвергали радиоактивному облучению, заражали разными болезнями, помещали в ледяную и горячую воду, ослепляли на некоторое время с помощью каких-то капель. Женщин мучили гинекологи, вводя им в матку обжигающую жидкость... Однажды маленькие увидели, что в лагерь прибыли еще два лилипута — их приказано было убить, сварить и выставить скелеты в музее.

По воспоминаниям Перл, Менгеле обладал дьявольским обаянием. «Доктор Менгеле был похож на кинозвезду, только еще красивее. Но никто из тех, кто его видел, не мог себе представить, какое чудовище прячется за этим красивым лицом.
Мы все знали, что он был беспощаден и склонен к самым крайним проявлениям садизма — когда он злился, то впадал в истерику и его трясло от ярости».

Овицы вынуждены были подчиняться Менгеле во всем и развлекать его шутками и своими песнями, позировать для фильма, который доктор снял специально для Гитлера. Как вспоминала Перл, он звал Овицев по именам семерых гномов из диснеевского мультфильма, который нарисовал Арт Бэббит. Настроение после встреч с маленькими у чудовищного доктора всегда было отменным. Как говорила Перл: «Если он в плохом настроении заходил в наш барак, то тут же успокаивался. Когда он пребывал в приподнятом настроении, люди говорили: „Он, наверное, заходил к маленьким“». «Особое отношение» помогло Овицам спасти, кроме своей, еще одну семью. Вместе с ними в Аушвиц попал их сосед Симон Шломовиц вместе с родными, всего десять человек. Шломовиц сказал Менгеле, что они все — родственники Овицев (хотя все Шломовицы были обычного роста) и Овицы это подтвердили. Так спаслась семья Шломовиц.

Когда фашистам стало понятно, что война скоро будет окончена — и не в их пользу, узников Аушвица стали ликвидировать в срочном порядке. Овицы обреченно ждали своей очереди, но наступил январь 45-го года. Нацисты бежали из лагеря, а 27-го числа туда вошли советские войска. Так семья музыкантов спаслась. И стала единственной семьей, целиком выжившей в Аушвице.

После освобождения Овицы жили в советском лагере для беженцев, чудом были выпущены и пешком добрались до родного села. Семь месяцев они шли большим караваном, по-прежнему не расставаясь. Потом, также вместе, переехали в Антверпен, и наконец, через несколько лет — в Израиль. В Хайфе они снова начали давать концерты — и снова стали собирать полные залы. Программу Овицы сменили: они больше не пели песни, а разыгрывали маленькие пьесы из жизни еврейского местечка. В 1955 году семья оставила сцену.

Сейчас в живых нет ни одного пережившего Аушвиц. Все братья и сестры лежат на одном участке семейного кладбище. Перл Овиц умерла самой последней, в 2001 году, ей было за 80.

Из сети

Не знаю, может, правда, может, нет.

Ha первое заседание общества трезвости, созданного в 1904 г. в России, в качестве почетного гостя пригласили Льва Николаевича Толстого. Он пришел, послушал, а когда ему дали слово, сказал: "Чтоб не пить не надо собираться, а раз уж собрались, то почему бы не выпить!?" Это было первое и последнее заседание общества трезвости.

Как-то датского физика Нильса Бора , находившегося с визитом в СССР, спросили, каким он находит качество «Жигулевского» пива. И вот как тут выкрутиться?..
- Вы даже не представляете себе, какой это серьезный вопрос, - ответил ученый. - Дело в том, что естественные науки в Дании финансируются пивной фирмой Carlsberg. Поэтому все естественники поддерживают своих благотворителей и пьют только Carlsberg.В свою очередь другая пивная фирма, Tuborg, поддерживает гуманитариев, и, следовательно, гуманитарии пьют только пиво Tuborg.
- Ну, а как вам наше пиво?
- Эммм… главное, что не Tuborg.

Царская охота генсека КПСС

Эти истории якобы поведал управляющий Завидовским охотничьим хозяйством. Именно туда во времена Хрущёва и Брежнева приезжали высокопоставленные лица не только нашей партии, но и первые лица стран народной демократии. Приезжали, чтобы поохотиться, отдохнуть на природе, попариться в баньке... Ну так вот, приезжает туда однажды Брежнев, а вместе с ним и Хонеккер – первый секретарь восточногерманской СЕПГ. Прибыли, значит, выходят из машин такие важные все из себя и прямиком в дом к управляющему. Леонид Ильич и говорит:
– Сотвори нам настоящую охоту. Ты видишь, с кем я здесь. Смотри мне, не оплошай! И чтобы медведь был!

А у нашего управляющего после слов Генсека "чтобы медведь был" – глаза на лоб. Ведь в завидовских краях медведь отродясь не водился. Не его эти места. Упал духом наш управляющий, кирдык полный, хочет что-то возразить Ильичу, а язык будто к гортани присох. Быть бы тут беде неминучей, как вдруг подходит к нему завхоз базы Григорий Моисеевич Гриншпун и шепчет на ушко:
– Не падайте духом, товарищ. Есть выход.

И он поведал, что слышал от кого-то, будто в цирке на Цветном бульваре есть очень старый медведь, который не выходит на арену несколько месяцев. А платить за кормёжку тому медведю – себе в убыток. Вот и решила администрация цирка на днях усыпить хозяина тайги.
– Давай мотай пулей в город и привези сюда медведя, – говорит управляющий Григорию Моисеевичу. – Ты знаешь, братец, за мной не заржавеет, отблагодарю по-царски. Только выручай!
– А разрешение на выезд в Израиль устроишь?
– Хоть два. Слово чести!

Ну, значит, Моисеич после таких слов в машину и прямиком в Первопрестольную. Влетает в кабинет администратора, бултых тому в ноги и молит:
– Братец, помоги. Брежнев с Хонеккером у меня там, в Завидово. Завтра с утречка у них охота на медведя. А где я того косолапого возьму? Выручай!
– А бутылку поставишь? – улыбается тот хитренько.
– И не одну, родименький. Только вызволяй из беды.

Понятное дело, что за три бутылки "Столичной" администратор тут же не только отдал мишку Гриншпуну, но и упросил дрессировщика сопровождать клетку со зверем. Быстренько привезли топтыгина в Завидово, расчесали, накормили до отвала и тихосенько в лесок на полянку вывели: будто всё время он жил здесь.

Но надо же было такому случиться, что именно в это раннее утро по той лесной поляне проезжала почтальон на велосипеде с сумкой на плечах. Едет, поёт, а тут, откуда ни возьмись, навстречу ей наш мишка выходит из кустов, лапы задрал вверх, приветствует. Баба как увидела медведя – бряк на траву, лежит в обмороке, не шевелится. Что делает медведь? Ведь он дрессированный. Поднимает велосипед, садится на него и давай крутить педалями.

А тут и время охоты подоспело. Выходят на тропу наш Леонид Ильич с Хонеккером в сопровождении челяди, а навстречу им на велосипеде катит косолапый. Хонеккер как стоял, так и лёг на тропу. Инфаркт приключился.

Из книги И.А.Клейнера "На сквозняке эпох. Рассказы" 2010, с небольшими сокращениями

«Во всeм виновaты eврeи. Это их Бог нaс всeх сотворил». - Стaнислaв Eжи Лeц

В 1947 году рeжиссёр Элиa Кaзaн снял фильм «Джeнтльмeнскоe соглaшeниe» — нa острую в тe врeмeнa в Aмeрикe (и прeждe тaбуировaнную в кино) тeму aнтисeмитизмa. Сюжeт был тaкой. Молодой провинциaльный журнaлист (aктёр Грeгори Пeк) получaeт рaботу в нью-йоркском журнaлe и бeрeтся зa большой мaтeриaл об aнтисeмитизмe.

Понaчaлу он никaк нe можeт подступиться к тeмe, но вскорe eму приходит в голову идeя: он объявляeт сeбя eврeeм (кaковым нa сaмом дeлe нe являeтся) и смотрит, что из этого получится. Получaeтся много всeго — нe сaмого для нeго приятного.
Фильм имeл большой успeх у зритeлeй, получил нeсколько «Оскaров». Но восприятиe иногдa окaзывaлось нeожидaнным.

Сцeнaрист кaртины Мосс Хaрт рaсскaзывaл, что однaжды у нeго был тaкой рaзговор с рaбочим нa съeмочной площaдкe:
- Знaeтe, — скaзaл этот рaбочий, — мнe нрaвится вaш фильм. Обычно, когдa нaчинaeтся съeмкa кaкой-нибудь сцeны, мы с рeбятaми уходим с площaдки игрaть в кaрты. Но тут я просто нe мог оторвaться. В фильмe тaкaя зaмeчaтeльнaя морaль, что мнe нe хотeлось ничeго упустить.
- Прaвдa? — обрaдовaлся сцeнaрист. — И кaковa жe, по-вaшeму, этa морaль?
- Знaeтe, — отвeтил рaбочий, — я вaм вот что скaжу. Тeпeрь я всeгдa, eсли встрeчу eврeя, буду к нeму хорошо относиться. Потому что вeдь откудa мнe знaть — можeт, он нa сaмом дeлe и нe eврeй вовсe.

Из сети

О ВЫДАЮЩЕМСЯ УЧЕНОМ И НЕПРИЯТНОМ ЧЕЛОВЕКЕ

Крупный германский ученый XX в., нобелевский лауреат по медицине 1931 г. Отто Генрих Варбург, почивший 1 августа 1970 г., ровно 55 лет назад, – одна из любопытнейших фигур в истории науки, если не сказать, экзотических. И не столько в плане чисто научных поисков, малопонятных среднестатистическому читателю, сколько в чертах его характера и обстоятельствах биографии. Недаром книжка о нем, написанная другим выдающимся ученым, учеником Варбурга и нобелевским лауреатом Хансом Кребсом, так и называется: «Физиолог, биохимик и эксцентрик».

Немало исследований посвящено как самому Отто Варбургу, так и знаменитому семейству Варбургов. Варбурги заявляли себя сефардскими евреями и настаивали, что являлись выходцами из средневековой Италии. Но первый сертифицированный, так сказать, их предок зафиксирован в 1559 г., когда Симон из Касселя перебрался в город Варбург, что в Вестфалии. Его дом, построенный в 1537 г., сохранился до сих пор. Симону была дарована охранительная грамота, благодаря которой он успешно выстроил карьеру менялы и ростовщика, Среди его потомков-Варбургов было много видных фигур, и отнюдь не только банкиров. В частности, были и два Отто Варбурга. Об одном, биохимике, речь еще впереди, а другой, лет на 30 постарше, был видным ботаником, специалистом по сельскому хозяйству и страстным сионистом – президентом Всемирной Сионистской организации. В 1921 г. он переехал в Палестину, возглавил сельскохозяйственную станцию в Тель-Авиве, основал Национальный ботанический сад в Иерусалиме, но выйдя на пенсию, вернулся в Берлин, где и умер в 1938 г. – надо сказать, вовремя.

Но вернемся к нашему Отто Варбургу, который Берлин не покидал. Он вырос в подходящем семействе – отец его, Эмиль Варбург, был известнейшим ученым, профессором физики в Берлинском университете и президентом Германского физического общества, другом Эйнштейна. Отто вырос в окружении величайших умов в истории науки, и это на него повлияло. Про него говорили, что к науке у него какая-то религиозная страсть. А религиозность в прямом значении этого слова ему не мешала, поскольку полностью отсутствовала: семья была ассимилированной, отец крестился, был женат на христианке; соответственно. он крестил и Отто, но религией в доме никоим образом не интересовались.

Отто отличало сильное честолюбие: он хотел добиться не меньшего, чем его кумиры – Луи Пастер и Роберт Кох. И он сосредоточился на идее победить самую страшную болезнь XX в. – рак. В 1911 г. он получил степень доктора медицины, шесть лет работал на морской биологической станции, а в 1-ую мировую войну храбро воевал в прусской кавалерии и был награжден Железным крестом. Когда стало ясно, что немцы войну проигрывают, Эйнштейн по просьбе друзей написал письмо Отто, чтобы тот, как обладавший огромным научным талантом, вернулся в академию. В 1923 г. Варбург сделал открытие, касающееся питания раковых клеток, отличного от всех иных клеток, что привело его к исследованию связей между метаболизмом и раком, а также к параллельным открытиям. Варбург изучал обмен веществ в клетках опухолей, фотосинтез, химию брожения, другие вопросы. В конце 20-х он чуть не дотянул до Нобелевской премии в области физиологии и медицины, но был ей награжден в 1931 г. за открытие природы и функций «дыхательных ферментов».

С приходом нацистов начался самый противоречивый и скандальный период его жизни. Поскольку его отец был евреем, то, согласно Нюрнбергским законам, Отто относился к полукровкам (мишлинге) первой категории. Однако, в отличие от 2600 ученых-евреев, покинувших Германию, Отто никуда уезжать не собирался, заявив как-то: «Я здесь был раньше Гитлера». И вовсе не только из романтических соображений германского патриотизма, свойственного многим тамошним евреям и ему тоже. Он на самом деле терпеть не мог нацистов, но по совершенно другим, не традиционным для нас причинам. Его мало беспокоило, что нацисты делали с другими евреями. Нацисты просто мешали ему работать. Когда они ворвались в его Кайзера Вильгельма Институт клеточной физиологии , Варбург стал орать на них, что сожжет институт, как только попытаются прервать его работу. Он не поднимал руку в нацистском приветствии и отказался развесить в лаборатории нацистские знамена – для науки это было лишним.

Впрочем, высказывался на тему нацизма он редко, и в целом оставался аполитичным. Ни трагедии клана Варбургов, часть которого погибла, ни общая трагедия еврейства его не волновали. Иностранным коллегам, упрекавшим его в терпимости к нацистским антиеврейским мерам, он объяснял, что сколотил слишком хороший исследовательский коллектив и потому остался в Берлине. В Америке, по его мнению, к нему проявили бы мало интереса. В любой эмиграции, в любом месте, кроме своего института, говорил он, его работа по спасению людей от рака была бы менее эффективной, а это есть самое главное. Русские после войны предложили построить ему институт в СССР, но он отказался, после чего с гордостью говорил, что ни Гитлеру, ни Сталину не удалось выдворить его из родного института. Правда, он постарался защитить от нацистов несколько человек из своего научного окружения, но беспокоился о них не столько как о евреях, как о своей работе.

И еще Варбург был геем: он прожил всю жизнь с неизменным партнером – Якобом Хайсом, администратором института кайзера Вильгельма, – и этот факт никогда особо не скрывался. Точно так же он не позволял нацистам препятствовать его гомосексуальной практике, как и вмешиваться в работу.

Однако нацисты его не трогали ни как еврея, ни как гея, ни как нелояльного к нацизму. Сначала в силу послаблений евреям-героям 1-ой мировой войны, а потом по другой причине. Как полагает Сэм Эппл, автор недавно вышедшей книги о Варбурге, его спасла специфика научной деятельности. Гитлер был помешан на страхе перед раком, который свел в могилу его мать. Он был зациклен на онкологических исследованиях, придумывал разные теории болезни, придерживался разных антираковых диет. Даже 21 июня 1941 г., когда вступил в действие план «Барбаросса», зафиксирован разговор Гитлера и Геббельса об онкологических исследованиях. Эппл полагает, что непосредственно Гитлер и распорядился не трогать Варбурга. В итоге, в течение всего нацистского режима Варбург с Хайсом жили на роскошной вилле в Далеме, на юго-западе Берлина, поблизости от других нобелиатов и его института. Вилла с ее пятиметровыми потолками, паркетами, облицовкой дорогим камнем, с внушительной конюшней и большим манежем, была построена согласно его подробным указанием. Соседи часто видели Варбурга прохаживающимся в сапогах со шпорами, сохранившихся еще со времен его военной службы, и называли «императором Далема».

Работы продвигались весьма успешно. За 12 лет нацистского режима он опубликовал 105 статей. В 1944 г., согласно ряду источников, Варбургу собирались присвоить вторую Нобелевскую премия, уже за открытия в области ферментов, но этого не случилось: по указу Гитлера граждане Германии не могли становиться нобелиатами.

Но самое удивительное – это то, что происходило после войны. Варбург был рад, что война закончилась. Но сразу после того, как со слезами на глазах сообщив об этом своему родственнику, он немедленно попросил у него 40 литров бензина, необходимых для исследований. Работа есть работа.

В отличие от всех прочих известных деятелей, работавших при нацистском режиме и проходивших процесс денацификации, Варбург ни с какими проблемами не столкнулся. Даже во время войны он продолжал оставаться членом в Королевском обществе – старейшей международной научной академии. Американцы вернули ему институт, где он продолжал работать до 87 лет; он благополучно возобновил контакты с научным сообществом, получал бесчисленные восторженные отклики, ездил читать лекции в европейские страны и США, в 1965 г. получил почетный докторат в Оксфорде. Трое сотрудников его лаборатории стали впоследствии нобелевскими лауреатами. Послевоенные плоды его научной работы нашли отражение еще в 191 статье и трех книгах. Институт получил его имя, и каждый год, с 8 октября 1963 г., дня 80-летия Варбурга, германское Общество биохимии и молекулярной биологии присуждает медаль Отто Варбурга.

Он был абсолютным фанатиком науки. Ничего больше его не интересовало, все остальное было мусором. И, видимо, как следствие, человеком он был подозрительным и неприятным. Его никто не любил, потому что на людей, если они не являлись интересующими его учеными, ему было наплевать. Весь вспомогательный штат лаборатории, с которым Варбург работал, после войны он уволил, поскольку считал, что они стучали на него в гестапо. Отличаясь аристократическими манерами и одновременно крайним нарциссизмом, он всегда считал себя гением высшей пробы и не уставал всем об этом напоминать. Как заметил один из его коллег, если уровень самолюбования оценивать по 10-балльной шкале, то у Варбурга он был равен 20. Шведский биолог Клейн как-то привез ему раковые клетки для исследований, а когда научный руководитель Клейна попросил дать рекомендацию своему подопечному, Варбург написал: «Джордж Клейн внес очень важный вклад в исследования рака. Он привез мне клетки, с помощью которых я решил проблему рака». Хотя некоторые его научные выводы считались ошибочными после войны (потом интерес к ним снова резко возрос), сам он этого никогда не признавал. И применял свои научные достижения к самому себе. Так, к концу жизни он фанатически следовал придуманным им научным диетам, пил молоко только из надоя коров из особого стада, хлеб ел, только выпеченный в его доме, а масло и сметану сбивал на центрифуге в собственной лаборатории. Невероятно упрямый, он отказывался пользоваться вошедшими в научный оборот терминами, в частности, словом «митохондрия», предпочитая сочиненные им самим.

Его называли воплощенным Фаустом. На замечание собеседника, что иногда приходится выбирать – наука или человеческие качества – Варбург ответил, что счастлив, занимаясь наукой. Но непомерное честолюбие его оказалось оправданным. Варбург считается одним из самых выдающихся биохимиков XX в. Его номинировали на Нобелевскую премию 51 раз, с 1929 по 1952 г., сначала трижды по химии, потом по медицине и физиологии, и он входил в список претендентов на премию 7 раз.
По крайней мере, наука таким выбором должна была остаться довольна.

Из сети

Не все на Западе могут позволить себе мясо, даже раз в месяц.

На фото вы видите достаточно успешную (по меркам США, разумеется) семью. У них есть крыша над головой и даже что-то похожее на мясо на столе. Но присмотритесь внимательно к этой картинке мнимого благополучия.

1. На фото нет ложек и вилок, только деревянные приборы. Простые американцы не могут себе позволить купить металлические приборы, и глава семьи вынужден тратить свой досуг на изготовление столовых приборов из дерева.

2. Они лепят пельмени вдвоём и на фото нет холодильника. Знаете что это значит? Им приходится лепить пельмени в четыре руки, чтобы сэкономить время и не дать продуктам испортиться, холодильника-то нет. Возможно, это ужин не для одной семьи, а для целой общины, которые смогли скопить денег на несколько килограммов свинины.

3. На фото нет никакой бытовой техники. Обратите внимание: мы видим на картинке розетки, но нет ни чайника, ни кухонного комбайна, ни микроволновки.

4. На главе семьи видавшая виды футболка, доставшаяся ему от отца, и которую он никогда не сможет сменить на что-то более новое.

5. Ну и самое главное доказательство крайней бедности семьи на фото - отсутствие занавесок на окне. Можете ли вы представить себе такое у нас, чтобы людям не на что было купить занавески?

Как мы много раз уже говорили, не доверяйте первым обманчивым впечатлениям так называемого "благополучия" западного общества. Если вы присмотритесь чуть внимательнее, вы сами сможете многое увидеть и понять.

Искренне желаем семье на фото преодоления жизненных невзгод и крепкого здоровья. Когда-нибудь и они смогут позволить себе холодильник и другую бытовую технику, которая есть в каждой российской семье. Надеемся, мужчине на этом фото не придётся угробить ради этого лучшие годы жизни на нелюбимую работу с ужасными условиями труда и ненормированным рабочим днём.

Из сети