Поиск по автору:

В Новом Уренгое это произошло. Ровно 15 лет назад работал я там мастером
(али прорабом, уже и не вспомнить), а в бригаде моей были ребята все
сплошь мелитопольские и киевские, хохлы, в общем. Но попадались среди
них и люди "прочих национальностей", немцы, например. Ну, обрусевшие,
в смысле, наши. Одного из них - мужик в возрасте - звали Андрей
Гаврилович Майхер. А что? Нормальное советско-немецкое имя. И вот
переехали мы с одного участка на другой. Расселились в общаге,
я говорю комендантше новенькой (у нее тоже имячко было будь здоров:
Оксана Осыка!):
- Обойдите людей, запишите, кто в какой комнате поселился.
Дальше история развивалась примерно так (со слов до смерти обиженного
Андрея Гавриловича). Заходит Осыка к нему в комнату и говорит:
- Гаврилыч, я должна записать, чего вы получили тут (одеяла, подушки)
и кому выдано.
- Ну так пиши.
- Гаврилыч, а я вашу фамилию не знаю...
- Андрей Гаврилович Майхер! - гордо так.
- Как?! - спрашивает Осыка, не веря собственным ушам.
- Майхер, Андрей Гаврилыч! - раздраженно.
- Как-как, извините??!!
- М А Й Х Е Р !!!!!!
- Через черточку пишется??!!.....

...Вот ведь, сказала вслух то, о чем все мы только думали.

Очень богатый, но очень дряхлый банкир Айзерман женился на молоденькой.
Приходит к врачу и, немного стесняясь, говорит:
- Доктор! У меня небольшая проблема. Я бы хотел, чтобы моя семейная
жизнь была не просто формальностью... Я заплачу!
- Нет-нет, г-н Айзерман. Вам, к сожалению, уже ничего не поможет.
- А может, вы пропишете мне пчелиное молочко? Я в состоянии заплатить!
- Хм... Я, конечно могу прописать вам это молочко. Я даже могу сделать
так, что вы будете жужжать. Но жалить - это уж извините!...

Недотрога, ох и недотрога!
Ты побудь со мной еще немного.
Я к тебе не стану прикасаться.
Без касаний будем целоваться.
Я б тебя на постамент поставил,
Я тебя потомкам бы оставил,
Чтоб они тобою любовались,
Чтоб кричались, чтобы танцевались,
Чтоб потом, устав и выпав в аут,
Распевали песню «Твист Энд Шаут»