Поиск по автору:

Когда жена начинает пилить, её хочется вырубить.

«Чёрный квадрат» — это бермудский треугольник живописи.

Афористика — это вишенка на торте литературы.

Раз есть в стихосложении понятие «стопа», неплохо бы ввести и «плоскостопие поэта».

Эпидемия — это когда туберкулёзная палочка передаётся как эстафетная.

Коронавирусная инфекция COVID-19 превратила весь мир в СССР: очереди, полупустые полки магазинов, закрытые границы.

Что правильно с морально-этической позиции, не всегда правильно с геополитической.

Не действуй исподтишка — и на тебя не будут смотреть исподлобья.

Соревнования на траве по горным лыжам (грасс-ски) — это горноложный спорт.

Супруг секс-бомбы был слегка контужен.

Где пальцы веером, там ветер в голове.

«Щ» — самая приставучая буква: щупает, щиплет, щекочет...

Премьера всех моих работ — от афоризмов до историй — происходит на сайте анекдот.ру. Именно здесь они впервые выносятся на суд читателей, которые могут оценивать любые произведения на сайте не только плюсами и минусами, но и комментариями, если эту функцию не отключает сам автор. Есть у читателей и другая возможность — добавлять автора в стоп-лист. В этом случае работы последнего не будут видны блокирующему.
И вот насчёт этой функции я заметил весьма любопытную вещь. Меня внесли в стоп-лист одиннадцать читателей. Причём десять из них — за последние 49 дней. Вначале я не обращал на это внимание и считал, что виноват я сам, и что мне следует писать лучше, чтобы не разочаровывать читателей. Ведь у меня есть тексты, получившие оценки минус 247, минус 154, минус 147.
Но вот тут-то и нестыковка вышла. К своему великому удивлению я обнаружил, что все (!) одиннадцать человек, внесших меня в стоп-лист, сделали это в те дни, когда мои работы были в явном плюсе. Это было поразительным открытием. Ведь получается, что эти одиннадцать человек решили меня заблокировать не за неудачные работы, а за успешные. Выходит, что к заминусованным работам они отнеслись с нисхождением, но простить успех не смогли.
И вот тут я не знаю, что и думать. Когнитивный диссонанс во всей своей непостижимой красе.

В 1998 году я играл в опен-турнире в Линаресе. Купил как-то продукты. В числе прочих — рыбные консервы. Вечером заходит в номер совсем ещё юный Левон Аронян. Берёт в руки банку консервов и, заметив на эмблеме фирмы-производителя крошечного котёнка, с хохотом начинает утверждать, что это — питание для кошек. И хотя озорник прекрасно знал, что это не так, тем не менее подтрунивал надо мной в течение всего турнира.
— Ну как, «Вискас» ел сегодня?
Или:
— В магазине ещё осталось питание для кошек? — И заливался так, что я невольно присоединялся к нему.
Прошло шесть лет. У меня родилась дочка. Встречаю Левона. Он:
— Поздравляю, Ашот! Как девочку назвал?
— Кити.
— Я же говорил, что это был «Вискас»!

Лесть, месть, ярость и злость — непереносимые слова.

До Бога нельзя дотронуться, но к нему можно прикоснуться.

Гидрометцентр и Центризбирком — это два полюса: от первого ничего не зависит, от второго зависит всё.

Если бы Минсельхоз запретил выращивание и импорт табака, Минздрав бы нервно закурил в сторонке.

Всё в жизни сбалансировано: если потерял совесть, значит, нашёл бессовестность.

Гроссмейстер Арташес Минасян, последний чемпион СССР по шахматам, был силён и в других видах спорта. Он, в частности, хорошо играл в теннис, футбол, баскетбол.
Как-то мы с ним были на сборах в Цахкадзоре. После шахматных занятий состязались друг с другом в различных спортивных дисциплинах, и ни в одной из них у меня не было преимущества. Приятель бил по боксёрской груше сильнее меня, отжимался больше, плавал дальше, бегал быстрее, прыгал выше. Последнее было наиболее обидным, так как я со своими 190 сантиметрами роста ничего не мог поделать с его прыгучестью: до чего допрыгивал я, до того — и Арташес, хотя был на голову ниже меня. Дошло до того, что он предложил мне пари, что повторит любое моё физическое действие, утверждая, что нет такой вещи, которую бы сделал я и которую не смог бы повторить он.
Это было вызовом. И я стал усердно шевелить мозгами. Надо было во что бы то ни стало придумать такое действие — хотя бы одно, — которое обеспечило бы мне превосходство.
Но ничего в голову не приходило. Тренировочные сборы подходили к концу, а идей так и не появилось.
Наступил последний день. Мы позавтракали в гостиничном кафе на четвёртом этаже и стали спускаться к себе в номер, чтобы собрать чемоданы. Когда проходили по узкому длинному коридору — Арташес впереди, а я чуть сзади, — я дотронулся правой ладонью до стены и стал идти так, не отрывая руки от неё. Мой средний палец словно чертил линию на стене. И тут я левой рукой потянулся к противоположной стене, чтобы коснуться и её. Для этого мне пришлось полностью вытянуть руки в стороны. Я поднапрягся, и обе мои ладони одновременно коснулись стен: правая ладонь — правой стены, левая ладонь — левой. Ширина коридора оказалась как раз такой, что я касался стен буквально кончиками средних пальцев. Сделать то же самое указательными пальцами, которые на несколько миллиметров короче средних, я бы просто физически не смог. Эврика! Это была удача с шансом один к миллиону. Будь ширина коридора чуть больше, я бы не сумел одновременно коснуться двух стен, а будь она чуть меньше, это смог бы сделать и Арташес. Рост и длина рук всё-таки выручили меня! Я встал в победную позу с широко разведенными по сторонам руками — словно на досмотре в аэропорту — и окликнул Арташеса. Он обернулся. Превозмогая боль от напряжения мышц спины и рук, я торжествующе спросил:
— А так сможешь?

Бывают тёщи — мама дорогая!

Афоризм нельзя прочитать по диагонали, но зато можно между строк.

На скользком пути легче отбросить коньки.

В деле ударов по лбу грабли — это спринтер, а бумеранг — марафонец.

Будущее может и не стать настоящим. Настоящее сразу становится прошлым. Лишь прошлое — настоящее.

Басня — любимый жанр неверных мужей.

Когда диалог превращается в монолог, для беседы надо писать некролог.

Иногда простые для одних людей вещи для других оказываются непосильными. Так, моя ученица из Вьетнама не могла выговорить моё имя. Она говорила: «Асот».
Однажды я четверть урока провёл в логопедических упражнениях, пытаясь переучить её. Для начала добился того, что после многократных попыток она выговорила букву «ш». Когда она несколько раз её повторила, я попросил сказать «Ашот». Но тут произошло неожиданное: «ш» она произнесла, но деградировала последняя буква, и получилось «Ашос». Тогда я взялся за букву «т», но тут исчезала «ш» и девушка вновь говорила «Асот». Это было удивительно: буквы «ш» и «т» в отдельности она произносила, но вместе в одном слове не могла, каждый раз заменяя одну из них на «с».
Так я и остался для неё наполовину Асотом, наполовину Ашосом.

Подтасовывая факты, расфасовывают ложь.

Чтобы высмеивать Наполеона, нужно быть Кутузовым.

Копыта он отбросил в первый раз.

Если в стране мгла, значит, скоро начнёт штормить.

Эпиграф — это памятник цитате.

Некоторые подчинённые похожи на балерин — ходят на цыпочках, крутятся, кланяются.

Влез зайцем в трамвай, вдруг смотрю — дед Мазай!

Не путайте безбожность с атеизмом.

Плохие повара худые, потому что сжигают много калорий...

Помимо собственно шахматной работы у нас с Левоном Ароняном было много других общих интересов. Например, кино и литература. Однако его главные увлечения — музыка и живопись — меня волновали мало.
Однажды мы гуляли на ереванском Вернисаже и смотрели работы местных художников.
— Ты вот, — говорю я Левону, — второй шахматист мира, четвёртый в истории по рейтингу. А есть ли какие-нибудь иерархии в живописи? Списки лучших?
— Нет, — отвечает он, — живопись не спорт и тут всё гораздо субъективнее. Тут сравнивать можно лишь приблизительно. По вкладу, по влиянию, по стилю.
Мы немного помолчали, а потом Левон, хитро улыбаясь, спрашивает:
— А сказать, кого ты мне напоминаешь, если сравнивать шахматы с живописью?
— Кого?
— Художника Попкова!
Я засмеялся.
— Ты не мог придумать что-то другое?
— Да я вполне серьёзно, — говорит Левон. А глаза подозрительно сверкают от радости.
— Ну и ладненько, — смиренно говорю я, — Попков так Попков, тебе видней.
Проходит некоторое время. Левон потащил меня в Национальную картинную галерею Армении, хотя бывал он там десятки раз.
— Приобщу, — говорит, — тебя к высокому искусству.
Вошли. Начали с последнего этажа. Восторг! Не думал, что галлерея меня настолько поразит. Вокруг шедевры признанных мастеров: Рубенс, Ван Дейк, Буше, Курбе, Тинторетто, Кандинский, Шагал, Репин, Айвазовский...
Заметив моё восхищение, Левон говорит:
— Только Попкова здесь не хватает.
И смеётся, зараза. А потом как бы невзначай подводит меня к одной картине:
— Ашот, взгляни какой шедевр. Нравится?
Смотрю — и впрямь шедевр.
— Великолепная работа! — говорю я.
Левон смотрит на меня и еле сдерживает смех. И тут до меня доходит. Я бросаю взгляд на имя автора. Попков!
— Так ты не шутил?! Такой художник в самом деле был?!
— Ну, видишь, дорогой, — говорит Левон, дружески кладя руку мне на плечо, — разве я сравнил бы тебя с кем-то недостойным!

С чемпионом мира Магнусом Карлсеном я играл в Ставангере в 2018 году. Во время партии он периодически восклицал: «Ashot is good!»
Однако надо сказать, что происходило это не в турнирном зале, а в гостиничном холле, мы были не при галстуках, а в шортах, и играли не в шахматы, а в мафию.

Тупому легче напороться.

Отчуждение — это москитная сетка, которая хотя и защищает от определённых невзгод внешнего мира, в то же время лишает возможности смотреть на него неискажённым взглядом.

В связи с введёнными против России масштабными санкциями меня, как шахматиста, интересует, разрешается ли применять русскую партию?

Понятие «стратегический союзник» иногда означает не что иное, как «стратегический заложник».

Отделался лёгким. Испуган.

Он всегда рубил правду-матку. А потом шинковал её.

Исаак Ньютон — человек, показавший людям всю их приземлённость.

Он стахановскими темпами бил баклуши.

Деятельность пекаря и писателя в чём-то похожа: если первый хорошенько не поработает с тестом, а второй — с текстом, то гладкими те не получатся.

Графомания простительна только графу Толстому.

Как трудно в бане постоять за честь мундира!