Остальные новые истории

Насчет матерщинника в Лондоне.
В прошлом году первый раз (за всю жизнь) приехал в Ригу. Раньше из Прибалтики был только в Вильнюсе, где русских все же поменьше было, поэтому на улице русского языка почти не было слышно (хотя при необходимости обратиться по-русски я обращался, и никаких эксцессов по этому поводу не было). В Риге я русский язык на улице таки услышал, но! Лучше бы я его не слышал, ибо от местного русского уши у меня начали сворачиваться в трубочку. Именно в Риге я понял смысл фразы "Мы матом не выражаемся, мы на нем разговариваем". К примеру, я был в торговом центре, рядом со мной была семья (папа, мама, сын лет 15), решившая купить сыну ботинки. Казалось бы, рядовой процесс, обычно (при отсутствии затруднений) не требующий применения мата в сколь-нибудь значимой степени. Я услышал примерно следующее:
Папа: - Ну, ё...ый в рот, мы сегодня нашему пид...су какие-нибудь е..ные ботинки найдем?
Мама: - Да, бл.., все какие-то х..вые попадаются, ему ни х.. не нравятся, б...!
Сын: - Ё.. твою мать, те ботинки были за..сь, только на них денег ни х.. не хватает! А эти пи..ские я ни х.. не хочу на х..!
При этом три вполне интеллигентные физиономии прилично одетых людей, уж не знаю, кем те родители работают... В России так выражается (в повседневной жизни, ежечасно) все же довольно ограниченная категория людей, а в Латвии (м.б. из-за того, что окружающие "делают вид" что не понимают?) сфера применения мата как-то, видимо, расширилась до невозможности...

Рассказывает сторый колхозный электрик Пантелеевич.Он из тех электриков которые гоняли электричество еще дизилями. Колхоз перешел на искуственное осеменение коров, а колхозный племенной бык остался вроде как без делов.Решили его забить,но как его забить в нем чуть ли не тонна,к нему и подойти страшно.Но продвинутый народ решил забить его электричеством.Для этих целей вырезали металическую пластину , на ее положили люцерну и что там еще повкуснее.Вокруг пластины побрызгали водой, а саму пластину подключили проводом к рубильнику.Я был на рубильнике. Подманили быка.Крычат включай.Включил - бык упал.Выключай. Бык подскочил почему то нервный.Так я без когтей долез до изоляторов, было-бы куда дальше лезть залез бы и выше. Когда бык перебесился его снова подманили.Крычат включай. Я включил и долгоо не выключал.

Челюсти. 2.

Дружеская пирушка была в разгаре. Гости оживленно общались друг с другом и с удовольствием поглощали напитки и еду. Хозяин застолья Львович в приподнятом настроении ухаживал за гостями: разливал алкоголь, подкладывал закуску, менял посуду, не упуская при этом возможность поучаствовать в общем разговоре: вставить уместную реплику или смешной анекдот, большим знатоком которых он был. Ему, 70-летнему уроженцу Северного Кавказа, вынужденно покинувшему свою родину в начале девяностых годов, такие посиделки всегда были в радость. Они скрашивали его холостяцкий быт и частично возвращали ощущение полноты жизни, которой он наслаждался в недавнем прошлом.
Среди разнообразной снеди, которой Львович потчевал своих гостей, были запеченные лещи. Чтобы приготовить их, Львович сходил на рынок и выбрал там самых свежих и жирных рыбин. По рецепту, который ему когда-то передала мать, он запек их в духовке и выставил на стол, когда гости неплохо заморили червячка.
Запеченные лещи рыба вкусная, но опасная. Сотни мелких косточек пронизывают его тело, особенно в области спинного плавника, там, где самое нежное и вкусное мясо. Попадая в горло, эти косточки впиваются в плоть как пиявки и застревают накрепко, вызывая неприятное раздражение и боль. По этой причине леща вкушать нужно очень осторожно, не торопясь и по возможности молча. Поедание леща – это, по сути, особый ритуал, в котором молчание залог хорошего настроения и здоровья.
Увлеченный ролью гостеприимного хозяина и оживленного разговора, хозяин застолья пренебрежительно отнесся к главной заповеди едока леща – вкушай молча, и поплатился за это. Острая как иголка косточка, пользуясь его невниманием, проскользнула в горло и засела в его глубине.
Львович попытался легким откашливанием извлечь косточку из горла, но она заартачилась и осталась сидеть на полюбившемся ей месте. Не говоря ничего своим гостям о постигшей его неприятности, Львович вышел на балкон, чтобы более решительным откашливанием извлечь засевшую кость из своего горла. Кашлять ему пришлось сильнее и сильнее, так как кость не реагировала на его потуги.
Осатанев от упрямства косточки, Львович стал надрывать свои легкие и горло на пределе своих физических возможностей. Амплитуда и частота колебаний его головы при вынужденном кашле приняли такие размеры, что зубные протезы, до этого крепко сидевшие в его рту, не удержались на челюсти, выскочили из открытого рта и полетели вниз с 7-ого этажа.
Все было бы для Львовича ничего, если бы под его балконом не располагалась площадка с мусорным контейнером, в который по закону подлости, точно попал выпавший изо рта протез. Неожиданный оборот дела заставил Львовича забыть о застрявшей в его горле косточке и практически мгновенно принять единственно приемлемое в той ситуации решение: спуститься вниз, пройти к контейнеру и найти в нем свои зубные протезы. Задача была вполне решаемой, так как протезы, скорее всего, должны были лежать поверх мусора.
Снова не сказав ни слова о происшедшем своим гостям, дабы не нарушать их праздничное настроение и не выставлять себя в роли беззубого старца, Львович вышел из квартиры и направился к лифту. Сразу вызвать лифт не удалось. Как назло его постоянно перехватывали жильцы с других этажей. В результате спуститься на первый этаж удалось минут через пять.
От дверей подъезда до площадки с контейнером, которая располагалась за углом, было метров 120. Казалось бы пустяк. Но для семидесятилетнего человека, к тому же страдающего хромотой, это уже значительное расстояние, требующее минимум три минуты на прохождение. В итоге всех задержек Львович обогнул угол здания, за которым находился контейнер минут через восемь, после того как вышел из своей квартиры.
Как тут не вспомнить слова из знаменитой новогодней песни Людмилы Гурченко, в которой поется о том, что даже в пять минут можно сделать очень много. Понятно, что за восемь минут может произойти еще больше. И в случае с зубными протезами Львовича так и вышло. Пока он ждал лифт, спускался на нем вниз, ковылял к площадке с контейнером, на эту площадку заехал мусоровоз. Водителю мусоровоза потребовалось несколько минут, чтобы подцепить контейнер и поднять его в воздух на манипуляторе.
Когда Львович вынырнул из-за угла дома, содержимое контейнера мусорной лавиной низвергалось в дурно пахнущее чрево мусоровоза. Вместе с бумагой, пластиком и отходами домашнего быта туда же устремился и челюсть Львовича. Возвратить ее на старое место во рту уже было невозможно. Можно, конечно, было попросить водителя высыпать часть мусора на землю и покопаться в нем в поисках протеза. Но сама мысль о том, что ему придется копаться в поиске протеза в куче мусора на виду у проходящих мимо людей, была для Львовича невозможной. Он молча проводил в последний путь свой протез, повернулся и направился к себе в квартиру, где захмелевшие гости продолжали веселое застолье, ничего не зная о несчастье, приключившемся с их гостеприимным хозяином.