Повторные истории

Арабо-израильский конфликт, танк и русский мат
Жил да был на свете дед.
Где он жил неизвестно, и чем он занимался тоже сокрыто от нас завесой
тайны,
но история наша не об этом. И даже не о том как дед, упаковав чемоданы и
различные баулы, на старости лет приехал с семейством на постоянное
место жительства в Израиль, хотя это безусловно тоже достаточно
интересно.
Нет, действие разворачивается через несколько лет после этого
знаменательного события, когда наш герой, уже пообжившись на новом
месте, решает навестить своего племянника, или брата, короче каких-то
там родственников, которые тоже живут в Израиле, но не около деда, а
где-то у черта на рогах, на так называемых "территориях".
Кто не знает, "территории" - это такие места, где живут злобные бяки
арабы, точнее палестинцы, которые не любят Израиль, и все пытаются
измыслить, как бы похитрее стереть его с лица земли, во славу Аллаха, но
ни до чего умнее, чем взрываться на улицах израильских городов пока не
додумались. А еще там живут овцы, козы, горные бараны, змеи,
немногочисленные "поселенцы" (дедовы родственники как раз из этих),
а так же израильские солдаты, задача которых бдительно следить за тем,
чтобы палестинцы не зарывались, не прорывались в Израиль, не взрывались
на улице,
и не вы%бывались на поселенцев. (Спокойно, это еще не обещанная
колоритность).
Одним из таких доблестных стражей отечества является и ваш покорный
слуга, автор сего эпоса.
Короче, проехать от места жительства деда до места жительства
родственников на общественном транспорте задача воистину головоломная, -
ввиду многочисленных пересадок на разные междугородние автобусы, а под
конец на специальный бронированный автобус, номер
триста-хрен-знает-какой, который заезжает непосредственно на
"территории", - и для нашего деда абсолютно невыполнимая, ввиду почти
полного незнания им иврита. (Ну тяжело людям на старости лет учить новые
языки, ничего не поделаешь).
Однако наш дед не отчаивается.
Для решения одной задачи существует множество путей, и он решает
отправится в путь
на автомобиле, благо права у него имеются. Загвоздка в том, что у него
нет автомобиля,
но не беда - он есть у его друга, тоже деда, но другого - старый побитый
"Субару".
Друг соглашается одолжить свою цацу на пару дней, во имя семейного
воссоединения,
и наш дед, запасшись картой дорог Израиля, а так же солидной сумкой с
гостинцами, отбывает.
Въезд на "территории" он находит сравнительно быстро, безошибочно
определяя его по дорожному блокпосту с израильским флагом, где солдаты
шмонают выезжающие машины, и направляется дальше. А дальше уже труднее,
дороги там никакие, указатели обугленные и неудобочитаемые, военной
техники на дорогах больше чем частных машин, а чтобы осуществлять
навигацию по карте, оказывается, тоже нужно знать иврит.
Короче, дед заблудился.
На "территориях".
Приятного мало.
Проездив пару часов по пыльным грунтовым дорогам, он, петляя, забирается
все глубже и глубже, и заезжает в некую Богом забытую (или Аллахом
забытую) арабскую деревню около города Наблюс, который даже и не город,
а настоящий гадюшник (вспомните фильм " black hawk down", кто видел - то
же самое) и посему находится под блокадой. Заметив, наконец, что вокруг
одни арабы верхом на ослах и козлах, все надписи вокруг опять же на
арабском, на отдаленном пригорке торчит танк и грозно вертит башней,
откуда-то доносятся глухие бахи и бухи, а на горизонте зловеще тянутся к
небу циклопические столпы черного дыма, дед понимает, что попал в, мягко
говоря, нехорошее место, и начинет, мягко говоря, нервничать.
Тут надо заметить, что наружность у деда в точности как у Лица Арабской
Национальности - густые усы а ля Саддам Хуссейн, смуглая морщинистая
кожа, и машина тоже типично палестинская - старая и побитая, да еще и
грязная. К тому же арабы знают, что ни один израильтянин в здравом уме к
ним не заедет, и не принимают нашего деда за оного, посему вреда ему
пока не причиняют, хотя и бросают косые взгляды на израильские номера.
Понимая, что такая лафа долго не продлится, в итоге его раскусят, и
тогда не миновать ему линча на площади вместо ужина с племянниками, дед
дает полный газ и мчится к выезду из поселка, через который недавно
въехал. А там - опаньки - один из израильских блокпостов, которые дед
уже привык игнорировать, поскольку на "территориях" их понатыкано на
каждом перекрестке.
Но тут - другой случай.
Заезжать в деревню можно, а выезжать - ни-ни, все-таки блокада и прочее.

К тому же там как раз оказался я, ваш покорный слуга, а поэтому рассказ
теперь,
а с ним и кульминация истории, пойдет от первого лица.
Рассказ от первого лица:
Сижу я в армейском бронированном грузовике, на котором привез смену для
салаг,
которые дежурят на посту, а салаги там самые настоящие - пара месяцев
после курса молодого бойца - жду, пока старая смена погрузится ко мне в
зад (грузовика, разумеется),
и убиваю время, разглядывая в бинокль двух палестинцев на холме, которые
делают что-то явно противоестественное с ослом, что именно не видно -
далеко, но я от всей души надеюсь, что это не то, что я думаю. Тут с
визгом тормозов подъезжает наш дед –
но тогда я еще не знал, кто такой наш дед. Вижу: подъехал пожилой араб,
и сержант салаг описывает красноречивый круг пальцем над головой - мол,
пиздуй откуда приехал, тут закрыто.
Дед однако не проявляет должного послушания, и начинает кипишиться в
машине,
отчаянно жестикулируя, и тут до кого-то доходит, что номера у "Субару"
израильские,
и солдаты запрашивают по рации информацию на машину, которая, как мы
помним, записана на дедова друга, какого-то там Окакия Степановича
Шишкодремова.
Получив, минут через 10, необходимые данные (я слушаю всю эту бюрократию
по рации в грузовике), они подходят к машине и говорят заученную фразу
на арабском,
типа "давай документы, морда", и подкрепляют ее соответствующим жестом -
типа листают книжечку. Дед поспешно извлекает документ, имя на котором
не совпадает с именем "Окакий Степанович", к тому же на фотографии он
почему-то без усов и на 20 лет моложе.
Солдаты смотрят на деда, на фото, снова на деда, потом на солидную сумку
с гостинцами, и приходят к выводу, что дело дрянь. Ибо, как известно
нашим военнослужащим, даже салагам: если у палестинца большая сумка -
значит, в ней 20 килограмм взрывчатки.
Иначе вообще непонятно, какого хрена палестинцу нужна большая сумка.
Салаги, которые тоже не поняли какого хрена, начинают грязно ругаться,
щелкать затворами, греметь амуницией и корчить страшные физиономии,
а так же делают попытки извлечь деда из машины через водительское окно,

чему он отчаянно противится, и тогда сержант, решив проявить инициативу,
палит в воздух.
События начинают разворачиваться с головокружительной скоростью.
Дед, попавший из огня да в полымя, в ужасе лопочет и лезет за проклятой
сумкой с гостинцами, которая на сиденье рядом с ним, желая, наверное,
продемонстрировать,
что самое взрывоопасное из ее содержимого - это три бутылки с водкой,
и баллончик с пеной для бритья. Солдаты, расценив его намерения неверно,

кидаются от машины врассыпную, как будто их ошпарили, и в предчувствии
ужасного взрыва мощностью в несколько килотонн бегут, спотыкаясь, в
укрытия,
и начинают разворачивать оттуда в сторону деда крупнокалиберные
пулеметы,
сержант орет благим матом (разумеется, на иврите), приказывая деду
немедленно сдаваться, выходить и ложиться на землю, кто-то пытается
открыть ящик с гранатами,
не может, роняет его себе на ногу, и орет еще истошнее,
а понаехавшие сзади деда арабы, ждавшие своей очереди быть завернутыми
назад, поспешно вылазят из своих драндулетов и ретируются на безопасное
расстояние.
Из рации начинает доноситься ужасный шум и гам, то и дело слышатся слова
"террорист" и "бомба", танк на далеком пригорке разворачивает башню,
пытаясь сфокусировать прицел на дедовой машине, и я тоже, поддавшись
охватившему всех безумию, хватаю автомат и выскакиваю из бронированной
кабины, предвкушая приключения, орденские планки и грамоты за
проявленную при обезвреживании террориста доблесть.
Присоединившись к остальным, я вдруг замечаю, что они как-то странно на
меня смотрят, и кажется даже ждут моих распоряжений, и тут до меня
доходит, что поскольку я старший сержант, то являюсь высшей военной
шишкой на "территории инцидента",
и сержантовскую рацию настойчиво суют мне в руки.
Проклиная все на свете, я говорю никому не высовываться, и начинаю
обдумывать создавшееся поганое положение.
Итак, переговоры зашли в тупик.
Дед сидит в машине, полумертвый от страха, и прижимает к себе
побелевшими пальцами сумку с гостинцами, а выходить боится, и
справедливо, а назад тоже не поехать, потому что там туча машин, а их
водители лежат на дороге в отдалении, прикрывая голову руками, и молятся
Аллаху. Две смены солдат засели за пулеметами, автоматами и
гранатометами, готовые распылить деда при малейшей агрессии с его
стороны, а танк застыл на своем пригорке, готовый распылить всех и вся,
хоть весь гребанный Наблюс, если дело примет по-настоящему серьезный
оборот.
Поскольку добровольцев идти и вынимать деда из машины не находится, я
решаю применить рацию, и запрашиваю у секториального командования
разрешение валить деда на месте, а разбираться потом, потому что уж
больно он, дед, страшный, и уж больно большая у него сумка. К тому же
усы его почему-то вызывали у меня суеверный ужас, и я даже возомнил, что
это Саддам Хуссейн явился собственной персоной, дабы покарать неверных
иудеев. Командование принялось обсасывать идею, и сосало ее минут
двадцать, которые, без сомнения, были самыми длинными в дедовой жизни.
Наконец, рация опять ожила и прокаркала, что валить деда запрещается
высшими инстанциями, дабы не нагнетать и без того взрывоопасную
обстановку, но избавление грядет - нам высылают подкрепление и офицера,
а пока мы должны следить, чтобы дед не убежал или не самоликвидировался,
хотя насчет того, как нам предотвратить последнее, инструкции были даны
весьма туманные.
Подкрепление не заставило долго себя ждать - послышался протяжный вой,
танк на пригорке, уже упомянутый мной, изрыгнул клуб вонючего дыма,
и с грохотом съехал на дорогу, под ужасный лязг, визг и скрежет,
которые может издавать только 80-тонная ползущая по асфальту махина,
кроша этот самый асфальт своими гусеницами.
Надо сказать, что и в меня это зрелище вселило благовенный трепет,
а что пережил наш дед, даже и представить страшно.
Он и танка такого жуткого наверное ни разу не видел, разве что в
новостях - "Меркава-3", или в переводе "колесница", израильского
производства, считается по праву одним из лучших в мире, да и одним
видом своим впечатление производит неизгладимое.
И вот это чудище, небрежно расшвыривая с дороги зазевавшиеся
палестинские машины, неотвратимо надвигается на него, и, издав последний
зубодробительный лязг,
замирает метрах в десяти от дедова "субару", нацелив огромную пушку с
магнитным ускорителем снаряда прямо на него через лобовое стекло.
Из командирского люка, как и было обещано, торчит офицер танковых войск
в шлемофоне, и я с облегчением перекладываю контроль над ситуацией на
его увенчанные лейтенантскими погонами плечи.
Вот тут и начинается кульминация, а с ней и обещанная колоритность,
которой вы уже заждались. Танковый офицер оказался русским.
Мало того, он оказался одним из тех русских, которые, даже приехав в
Израиль и овладев в совершенстве новым языком, так и не избавились от
привычки обильно пересыпать свою речь старым добрым Русским Матом,
всосанным с молоком матери, даже говоря на иврите. Я и сам, к слову, не
до конца еще избавился от нее.
Итак, начинаются переговоры.
Понимать следует так - все говорится на иврите, и только мат,
разумеется, по-русски.
Уже само по себе хохма.
Передаю практически дословно.
Лейтенант (кстати, его звали Алексей) достает рупор и вопрошает:
- Ты, арабская морда, сука, мать твою, ты че это делаешь, а?! Вылазь из
машины нахуй! Быстро, блядь нахуй!
Дед сидит в шоке и не реагирует.
Родные русские слова незаметно растворяются в текучей напевности
незнакомого языка.
- Я тебе в последний раз говорю, пидор! - продолжает Алексей.
- Или ты сейчас же вылазишь, ебать, из своей колымаги, блядь, или я
сейчас из вот этой самой пушки разнесу ее нахуй, и тебя долго будут
отшкребать с дороги, говно ты арабское, еб твою мать!
При звуках "еб твою мать" лицо деда неожиданно светлеет, и, еще не смея
поверить в свое счастье, он высовывается из окна и робко переспрашивает:

- Еб твою мать?
Лейтенант багровеет в своем люке и изрыгает чудовищные проклятия,
которые я стесняюсь приводить полностью. Потом он отдает команду в
шлемофон,
и танк проползает еще несколько метров, буквально нависая над дедом,
и уткнувшись своим дулом ему чуть ли не в салон машины.
Укрываясь за крышкой люка на случай возможного взрыва,
Алексей возобновляет увещевания:
- Пидор, бля, я тебе даю ровно 30 секунд, а потом начинаю хуячить из
пушки,
и давить танком то, что останется, еб твою мать. Так что лучше сдавайся,
вонючий трахальщик ослов и верблюдов, кусок падали, пока еще можно,
блядь нахуй,
или пеняй на себя!
Услышав еще раз родное "еб твою мать", а так же более ясно произнесенное
на этот раз "блядь нахуй", дедова надежда перерастает в уверенность, и
он, снова высунувшись, восторженно вопит:
- Блядь нахуй!! Да! Да!! Еб твою мать!! По-русски, по-русски!! Нахуй,
нахуй!! Да!
- Что за черт? - бормочет лейтенант и, высунувшись из-за люка,
вопрошает:
- Говоришь по-русски?!
- Да! - орет дед. - Да, еб твою мать, как вы меня напугали, сынки!
Русский я, русский, в гости, бля, еду, туда-то и туда-то. А хуля вы на
меня танком поперли?! Я чуть не обосрался!! Ой, слава Господу, слава
Господу, спаси и сохрани...
Ответом послужил гомерический гогот - мой, лейтенанта, и еще двух
солдат,
которые тоже оказались нашими земляками. Как мы отпаивали деда его
собственной водкой, и как он поведал нам всю предысторию, рассказывать
уже неинтересно.
Добавлю лишь, что деду было выделено почетное сопровождение в количестве
восьми солдат на двух армейских джипах, которые благополучно проводили
его до самого крыльца его злосчастных племянников. От себя же добавлю
две вещи: в первый раз в жизни я наблюдал, как человек приходит в
неописуемую радость, услышав матюки в свой адрес, и это первый известный
мне случай, когда те же матюки послужили спасению чьей-то жизни.

Прекрасный августовский вечер, примерно 18–00. Я проснулся от того, что
мое пес лизал мне лицо и чуть-чуть попискивал. На кануне, была какая-то
вечеринка, с количеством алкоголя не совместимым с жизнью.
Открыл глаза, пес продолжал свое занятие. У меня было легкое, не
навязчивое похмелье. Выражалось оно, в частичном параличе половины моего
тела, т. е. правая рука и правая нога, не слушались моего мозга. А так
же я, оглох и левый глаз перестал видеть. Если бы я даже захотел в этот
момент что-то сказать, у меня бы максимум, что получилось, это:
– Аааа.... ууу.... гггг....
По глазам своей собаки я понял, что если, в ближайшие минут 5, я не
выведу его на улицу то, к запаху моего перегара, добавиться еще и запах
его гомна.
Я накинул джинсовую курточку (которая в последствии сыграет не
маловажную роль) и вывалился на улицу. Было воскресенье.
Вы когда-нибудь пробовали ходить с полностью не подвластной вашим
желаниям рукой и ногой? Я дополз до ларька. Жестами показал, что мне
надо два пива. Одно из которых было уничтожено моментально.
А жизнь, то по ходу налаживается... И посему решено было отправиться, на
прогулку в Ботанический сад. Это минут двадцать ходьбы.
И вот я на месте, собаки, люди, вечер, тепло... Я же, пытался найти
укромный уголок, что бы спокойно выпить вторую бутылку пива, а мой пес
мог спокойно погонять. Чего сделать в Ботаническом саду в воскресенье,
просто не возможно.
То ли пиво, то ли вчерашняя вечеринка, сейчас сказать трудно. Но мой
организм испытал первую волну. Люди вас когда-нибудь переезжал каток?
Меня в тот день переехал. Он наехал мне на голову и медленно начал
двигаться по направлению к ногам.
Единственным местом, через которое могло выйти все то, что двигал каток
была моя жопа. Холодный пот покрыл все мое тело в одно мгновение. Моя
жопа, спросила у меня: – Слышь, брат, а может посрем?
И в тот же миг, волна пошла на убыль и пропала вовсе. Вот человек, ну
дураку понятно, надо по тихоньку идти домой. Но с другой стороны, все
прошло, жизнь прекрасна. И по этому, я прислонился к дереву и закурил.
Вторая волна пришла, как ураган. Резко, мощно, она попыталась выдавить
из меня все одним махом. Я, по-моему, даже хрюкнул. Холодный пот уже
второй раз за вечер покрыл мое тело. Я не просто захотел срать, я понял
что, или я сейчас посру, или надо пальцем затыкать жопу. Вторая волна
плавно пошла на убыль...
Я снова закурил...Собака мирно грызла палку, мне было хорошо. Но у же
тогда тревожные нотки зародились в моем мозгу...а не пойти ли мне домой?
Но вторая бутылка пива в моей куртке, сигареты и прекрасный вечер,
отогнали эту мысль очень далеко. Моя правая половина тела, начала
приходить в себя, я начал слышать двумя ушами.
Третья волна пришла как цунами.
Моя жопа, меня уже ни о чем не спрашивала, она просто кричала:
– А вот теперь парень, давай я буду срать. Она не спрашивала, а
утверждала.
Мои глаза вылезли из орбит, у меня по моемому даже язык вывалился изо
рта.
Титаническим усилиями сжав свои полупопия и сведя вместе колени, я понял
что у меня есть максимум минуты три четыре, больше я не выдержу.
Пристегнув собаку к поводку я ломанулся, просто куда глаза глядят. Люди,
вы когда-нибудь, пробовали бегать с плотно сжатыми полупопиями и
сведенными вместе коленями? Я бежал и тащил за собой собаку.
Пробежав метров тридцать, я понял, что в том направлении куда я несусь,
я не смогу погадить. И по этому, я резко поменял направление и побежал в
другую сторону.
Сориентироваться на местности мешало то, что пыталось вылезть из меня.
Когда я мельком взглянул на собаку, которая летела за мной не касаясь
земли лапами. То в ее глазах был всего один вопрос:
- Хозяин, ты что пизданулся так быстро бегать?
Давление в жопе достигло критических параметров.
Мне уже было все по хуй. Я готов был, просто сесть и посрать там где
стоял. Но мое воспитание не позволяло мне этого сделать.
Майка прилипла к моему телу.
Силы начали покидать меня. Я практически увидел как моя жопа начала
открываться. Мое сознание исчезло, остались только дикие инстинкты. И о,
чудо...не большая полянка, укрытая от взоров кустами. Как я быстро снял
штаны...я сделал это, по могучему, не стесняясь и не думая ни о чем. У
меня было дикое расстройство желудка.
Вы наверное, знаете, собачий нюх раз в сто сильнее человеческого
обоняния. Мой пес, странно повел носом и очень уверенно направился, к
моей жопе. Но, получив два удара кулаком по морде, понял, что это не
самое лучшее его решение.
– Ой, а кто тут у нас такой красивый...
Я чуть не охуел. Я даже чуть не ляпнул, что красивый это я.
Прямо по направлению к моему месту высера, шло очень милое создание
женского пола, с французским бульдогом.
У меня оставалось всего два варианта.
1. За 2 секунды вытереть жопу, одеть штаны и предстать во всей красе. Но
моя жопа давала мне намеки, что процесс далеко не на стадии завершения.

2. Продолжать сидеть в этом положении. Делать вид, что просто присел на
корточки.
Я выбрал второй вариант. Накинув одним движением себе на ноги курточку.
Я остался сидеть!
– А у вас мальчик или девочка, а то я забыла дома очки и не вижу, –
сказала пелотка, приближаясь ко мне.
– У меня, маааааальчик, – выдавил я из себя. Я не контролировал свою
жопу, мы жили в тот момент разными жизнями.
Пишу эти строки и плачу. Как тяжело, срать перед симпатичной девушкой,
при этом делать вид, что просто сидишь на корточках.
Мой пес резво играется с бульдогом по кличке Муся. Ну как можно было
назвать бульдога Мусей?
– Ой, вы знаете, мы недавно переехали сюда и у нас нет друзей, –
прощебетала девушка.
Подожди, я ща, просрусь и стану тебе другом, пронеслось у меня голове.
– У кого это у вааааас, – бля моя жопа меня сейчас попалит.
– Так у нас с Мусей, – захихикала девушка.
У меня затекли ноги. Шла десятая минута разговора. Вот только бы она, не
меняла свою позицию, в противном случае она сразу увидит мою голую жопу
и то что, под жопой, а там было на что посмотреть. Во время всего
разговора, я чувствовал как из жопы постоянно мелкими порциями,
выливается гомно.
– Ой, а вы на выставки ходите? – проворковало создание.
– Хоооодииимм, – простонал я.
– Ой как интересно, расскажите, – невинно хлопая глазками пропело
создание.
Пиздец, это просто пиздец, я сру прямо перед сипатичной девушкой, и она
меня еще просит рассказать, как мы ходим на выставки.
– Ну, мы это, чемпионы Украааааиныыыыы, – еще пару таких звуков и она
подумает, что мне не хорошо. А мне действительно уже не очень хорошо.
Идет двадцатая минута разговора. Она щебечет про то как кормит и
воспитывает Мусю, а я сру по маленьку.
Я перестал чувствовать свои ноги. Попытался чуть выставить вперед одну
из них, затея мне не очень понравилась, потому что я чуть не упал в свое
гомно. Пора это все прекращать, вот только как.
Сказать, что я сейчас посрал и мне надо вытереть жопу и после этого мы
продолжим нашу милую беседу? Нет, вариант отпал.
– Меня зовут Анжела, а вас как? – сказала девушка.
Ты мне еще руку протяни, для рукопожатия.
– А меня Сааааашшааа, – пиздец, моя жопа окончательно решила испортить
эту идиллию.
– Я вот гуляю, утром в 10–00 и вечером в 19–00, смотрите, как ваша
собачка играет с моей, запишите мой телефон, давайте вместе гулять, –
выдает создание.
Если честно, очень хотелось послать ее на хуй в месте с Мусей, но я
полез в карман куртки, и честно начал записывать ее телефон. Пиздец,
снял девку когда срал гы гы гы.
Тогда мне было уже не до смеха...
Моя жопа сама по себе издала, до того противный звук, что описать его
наверное не получится. Но, скорее всего, это было похоже, на мокрый,
прерывистый, гулкий пердеж, с вкраплениями звука падающего, жидкого
гомна.
Я попытался скрыть эти звуки за своим кашлем. Может девка ни чего и не
поняла, но Муся, четко уловила направление этих звуков.
Муся не спеша потрусила, прямо ко мне. Мой же сука, пес, лежал себе и
грыз палку. В моих мыслях было только одно, как отогнать Мусю. Если она
подойдет чуть ближе, то она непременно уловит тонкий запах мои
испражнений, и вот тогда, Муся точно решит узнать природу происхождения
этих ароматов.
Жопа опять издала звук, я уже ни чего не заглушал, просто сидел, слушал
щебетание девушки и ждал своей участи.
Муся осторожно пройдя мимо меня, направилась к моей жопе. Я не знаю, что
она там делала, но я четко ощущал горячее дыхание Муси, прямо возле
своей жопы, мне захотелось плакать. Но Муся пошла на много дальше, Муся
начала лизать мне жопу, сам анус. В моей голове пролетела мыслишка. Если
Муся лижет мне жопу, значит она стоит как минимум по пояс в моем говне.
Вот тут, я совсем охуел, я просто представил себе вид этой Муси, когда
она закончит лизать мне жопу.
Хозяйка Муси продолжала лепетать про проблемы воспитания собак, кормежки
и дрессуры, Муся продолжала лизать мне жопу, а я просто закурил и
заплакал....
И вот именно в этой райской идиллии наступил момент истины.
Четвертая волна калаизвержения была подобно девятому валу.
Я уже не мог контролировать, ни себя ни свою жопу. Я даже и не пытался
сдержать эту волну. У меня создалось впечатление, что из меня в тот
момент вырвалось на ружу килограмма два гомна. Муся, странно хрюкнула и
затихла. Я уже даже не потел, я просто ждал.
– Муся, Муся, девочка иди ко мне, – встревожилась хозяйка.
А раньше, сука, ты не могла позвать свою собаку, в тумане пронеслось в
моей голове. Когда я увидел Мусю, я понял, что все страхи которые я
испытал до этого, были просто детским лепетом.
Муся двигалась странным зигзагом, постоянно натыкаясь на палки и ветки.
При этом она издавала звуки, какого-то мокрого кашля и сипов. Когда Муся
проходила мимо меня, я просто охуел. Я полностью обосрал Мусю, с ног до
головы, я засрал Мусе все, глаза, уши, рот, нос и вообще все тело. Это
был большой кусок гомна на бульдожьих ножках...
У вас была собака белого цвета. Но теперь она у вас коричневого. Вы
забыли дома очки.
Что вы сделаете?
Правильно вы возьмете ее на руки, дабы определить, странные перемены в
окрасе вашего любимца. Хозяйка Муси, взяла ее на руки....
Блин, Анжела была зачетной пилоткой...

Маршрутка номер N, с конечной остановкой "поселок Сахарный". Все сели,
места заняты... Водила завел машину... Тут дверь открывает бабка... И
тут же спрашивает у водилы:"Милок, у тебя конец Сахарный?". По маршрутке
прошло легкое хихиканье... Водила не долго думая ответил:"Незнаю, не
пробовал!". По маршрутке пошел открытый ржач! Бабка осмотрев ястребиным
взглядом салон поняла, что свободных мест нету... И протягивая 15р.
водиле сказала:"Возьми
меня стоя!". Пассажиры были убиты

Видел сегодня по телику. К. Райс, выступая перед сборищем распальцованой
публики:
- Господь Бог помогает пьяницам, дуракам и Соединенным Штатам Америки.
Без комментариев...