Повторные истории

Пионерская баечка


В 12 лет я была на удивление безобразным ребенком: очень тощий. худючий
покрытый прыщами глист в обмороке с большой башкой и кривыми зубами. Моя
мама
меня сторонилась и весь пубертатный период держала меня подальше от
родных и
знакомых, на все лето посылала меня в пионерский лагерь.


Пионерлагерь состоял из клоповников с детьми, домика администрации и
четырех
сортиров. Сортиры состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту
яму
деревянного настила с дырками и г.. вна с хлоркой. Г.. вно с хлоркой
смердели,
поэтому сортиры предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и
обсаживали
их кустами.


Девчонки долго думали, что я мальчишка... В общем, со мной не хотели
дружить
. В ту фатальную ночь полуночный понос стал моим единственным спутником.
Срал
весь лагерь: незрелые фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо,
которое ели
пионэры с голодухи сделали свое черное дело. Дырки в тубзике были
обгажены
расстроенными желудками четырехсот человек и девочки ходили ср.. ть
парами: одна
срет, другая светит фонарем, чтоб первая не вляпалась в продукты
распада
предшественниц. Мне никто не хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я
высеривала солянку в гордом уединении; в блеклом свете фонаря были видны
только
очертания, и, сидя над дырой, я смирилась с тем, что уже влезла в чье -
то
скользкое г.. вно.


Вдруг какая-то тень кинулась прямо на меня, я завизжала, резко дернула
неустойчивым корпусом, ноги проехались по чьему - то дерьму и я
проскользнула в
дырку как хорошо смазанная пуля.
Fuck! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над головой
смутно
виднелось очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то состояние мое
сильно
ухудшится. Надо вылазить!


Через полчаса, потея и шепотом ругаясь матом, я достала до очка руками:
это,
бля, было крайне сложно - все твердые опоры были скользкими, как сопли!

Ухватившись за края очка, я подтянулась и высунула голову: от свежего
ветерка
закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к
победе
. Подтянулась еще и оперлась на руки: нужно за что - то ухватиться, чтоб
не
сорваться. Все кругом было скользким, ухватиться можно было только за
поперечную деревянную палку в полуметре от меня, я с остервенением
пыталась до
нее достать, шипя от напряжения: - Ну! Иди же сюда! Дай, я до тебя
дотянусь!..


Вдруг меня ослепила яркая вспышка света, потом какой-то не то всхлип, не
то
стон, и глухой удар - я испугалась и... свалилась обратно. Еще полчаса -
и я
снова над дыркой. Так. Тянемся... Есть. Я ухватилась за балку и вылезла
на
цементный пол чуть дыша от счастья. Отдышавшись, решила идти к речке
отмываться.


Метрах в трех от тубзика валялся директор, рядом с ним лежал разбитый
фонарик –
окочурился что ли? Я побрела на речку, отмылась как сумела, а потом
позвала
людей: может и не окочурился еще, спасти можно.


На утро нам сообщили, что у директора был удар, возвратился в лагерь он
лишь
под конец смены. Разговаривать он не мог, сидел целый день на веранде и
ему
нравилось, когда к нему ходили дети. Я проведывала его часто, он меня
как то
особенно любил - ведь именно я тогда позвала к нему людей.


На следующий год нам сказали, что перед самой смертью директор ненадолго
пришел
в себя. Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию лагеря, случайно
услышал странное шипение в сортире и открыл дверь.


На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к
нему
щупальца и шипел:


- Ну-у-у... Иди же сюда-а.... Дай, я до тебя дотянуссссь!..


За лупоглазую неприятно, безусловно....



Дуня Нефигашлина.