Новые истории - основной выпуск

Настоящая слава пришла к Донатасу Банионису после исполнения роли разведчика в фильме "Мёртвый сезон". Он позже вспоминал, что его пригласили по телефону приехать в Ленинград на пробы фильма о разведчике. Банионис был совершенно убеждён, что на роль не годится: "Во-первых, я некрасивый. Во-вторых, рост у меня не такой, какой должен быть у разведчика. В-третьих, разведчик должен быть стройным, а я... не очень".
Но поездка в Ленинград была как нельзя кстати, у Донатаса барахлил "Москвич", и нужно было купить кое-какие запчасти для автомобиля. На площадке выяснилось, что всё разворачивается очень серьезно. Баниониса продолжал мучить вопрос - почему именно он? Неужели не пробовали Кадочникова или Тихонова. Сомнения развеял первый же съёмочный день. На мосту под Москвой шли съёмки сцены обмена нашего разведчика на западного шпиона. Группу предупредили, что посмотреть, как идёт дело, приедет сам Конон Молодый. Банионис потом признался, что все глаза проглядел: где настоящий разведчик, неужели не приехал? Спросил режиссёра Савву Кулиша, а тот и говорит: "Да вот же он!".
В сторонке стоял обыкновенный простой человек. Какой же он разведчик? После съёмок Банионис сказал Молодому: "Вы совсем не похожи на разведчика! Извините, не признал вас". А тот только посмеялся: "Разведчик и не должен быть "похож". Иначе, какой от него прок!".

Собирась на конференцию во Владивосток. Нужна гостиница. Нахожу.
А гостиница не очень большая, и указан мобильный номер. Дожидаюсь времени 3.30 (там 10.30 - во Владике!), ну чтобы гарантированно не разбудить, я ж человек культурный... звоню, отвечают каким-то странным голосом "вообще-то я сейчас в отпуске в Санкт-Петербурге".

Есть у меня одна маленькая, но постыдная страсть - парковаться в неположенных местах и получать за это штрафы. А потом эти, зачастую законные, штрафы оспаривать.
Появилась эта страсть у меня давно, двадцать лет назад, еще в годы постдокторантуры в Тель-Авивском университете. Я тогда только-только начал преподавать на иврите, парковался возле здания факультета математики, читал там лекцию, получал тем временем штраф за парковку, приезжал домой, писал письмо куда следует, и штраф отменяли. И так каждый день.
- Почему ему всегда прощали штрафы? - полюбопытствует любопытный читатель, любопытство которого мы тут же и удовлетворим.
Дело в том, что я тогда преподавал матанализ на иврите. Причем преподавал по тому же самому учебнику Фихтенгольца, по которому я и сам (на русском, естественно, языке) изучал его в свое время. Автором ивритского учебника был, впрочем, не Фихтенгольц, а Давид Майзлер, но свой учебник этот Майзлер слово в слово переписал с Фихтенгольца. Что было необычайно удобно, так как иврита я не знал совершенно. Я садился готовиться к лекциям с двумя учебниками, с ивритским Майзлером и русским Фихтенгольцем, последним я пользовался как словарем. Получалось все быстро и легко, и я воздавал (в душе) Майзлеру хвалу за его плагиат. Я даже думал, мол, вот если бы Майзлер украл бы учебник Садовничего, или Кудрявцева, или какого-нибудь другого русского математика, вот это было бы действительно некрасиво. А слямзить своего же плохо лежащего Фихтенгольца, - думал я, - это даже как-то и извинительно.
Но вернемся к штрафам за парковку. Как я уже упоминал выше, иврита в те годы я почти не знал и читал лишь только один учебник по матанализу. И потому вскорости я стал разговаривать на иврите языком Фихтенгольца, псевдонаучным языком законсервировавшем в себе архаизмы 19 века. И вот на этом-то языке я и писал свои письма в отделение парковки тель-авивской мэрии.
В настоящем письме, - писал я, - автор ставит перед собой задачу привлечь внимание читающего к ряду обстоятельств. Что неизбежно, - добавлял я, - приведет к отмене штрафа за парковку. В самом деле, - продолжал я, - докажем мою невиновность вначале от противного, а потом, для надежности, еще и методом математической индукции.
Письма мои изобиловали оборотами вроде «из школьного курса нам хорошо знакомы», «необходимо и достаточно», «потребности рассмотрения этого случая приводят к необходимости расширения нашего анализа», «из однозначности сказанного вытекает ряд следствий», «условимся с самого начала считать», «ниже мы приводим перечень основных свойств», «попутно, на ряде примеров, мы установим», «для однообразия нам часто удобно будет то же сказать и в отношении».
- Обозначим через А, - писал я, - множество всех допустимых парковок, а через алеф_первое- мощность этого множества. Очевидно, - добавлял я в скобках, - что множество А не является счетным, и потому его кардинальное число больше чем алеф_нулевое...
Комбинация Фихтенгольца и моей полнейшей ивритской безграмотности (писал я от руки, с ошибками, перерисовывая буквы из детской азбуки) производила, видимо, должное впечатление на служителей тель-авивской мэрии, и они, в течение трех лет, чуть ли не ежедневно, прощали мне штрафы.
А потом я переехал в Америку, в страну, которую нам всегда ставят в пример из-за ее гражданских свобод. Но вскорости выяснилось, что и в США нарушаются некоторые фундаментальные права человека, в частности, нет никакой свободы парковки. Особенно в университетах. Я стал разъезжать по университетам, давать доклады на семинарах и должен доложить вам, что американские кампусы строятся с подспудной мыслью замаскировать места легальных парковок и вынудить посетителей парковаться в неположенных для этого местах. Неискушенный человек может наивно полагать, что это все случайно, но трезвое сопоставление фактов со всей определенностью указывает на то, что за этим бесчеловечным проектированием кампусов стоят темные силы. И это явно дело рук мировой закулисы.
Словом, после переезда в США я стал борцом за права человека и в этой стране, и переключился на борьбу с отделами парковки американских университетов. Первое же дело, «Вадим Ольшевский против университета Калифорнии в Санта Барбаре», было с блеском выиграно, очень помог перевод Фихтенгольца на английский язык. Позже последовали победы в Стэнфорде, Беркли, МТИ, Сан Диего, Калтехе и Джоне Хопкинсе.
Единственным университетом, мучающим меня до сих пор, остается Колледж оф Уиллиям энд Мэри, в Вильямсбурге (Вирджиния). В 2003 году они мне выписали штраф за парковку перед входом в здание Фи Бета Каппа Мемориал. На 25 долларов. И с тех пор, вот уже 10 лет, они раз в год высылают мне счет на 25 долларов. Я же, как обычно, достаю с полки Фихтенгольца и пишу им ответ. Но на них, на вильямэндмеринцев, мои письма почему-то не действуют, и через год они присылают мне новый счет. Мне кажется, что это может означать лишь одно - мировая закулиса находится не где-нибудь еще, а именно там, в Вильямсбурге. И именно поэтому Вильямсбург - твердый орешек, его одним Фихтенгольцем не возьмешь. Возможно, тут придется прибегнуть к учебникам Уолтера Рудина или Лорана Шварца. В следующем году попробуем, посмотрим. В любом случае, живым я им не сдамся. Но пасаран!

Ольшевский Вадим

СОВЕТСКОЕ - САМОЕ ЛУЧШЕЕ
Всё своё советское детство я поедал сгущёнку из стальных банок с синей этикеткой. Очень она мне нравилась. В 90-е её качество ощутимо пошатнулось, так что любимые консервы стали походить на лотерейные билеты. Иногда сгущёнка в них оказывалась вполне приличной, а иногда слишком жидкой или несладкой или просто совершенно отвратного вкуса.
В 2000-е, когда я сам начал закупаться продуктами, выяснилось, что вообще-то на полках уже давно появилось много разных видов сгущёнки. И кроме баночек с любимой с детства этикеткой, есть, например, мягкие пакеты, с изображением, совершенно не похожим на гостовское.
А что если пойти против заветов предков, подумал я? Да, двадцать лет я ем сгущёнку из стальных сине-бело-голубых банок. И родители мои её ели. И бабушки с дедушками. Но что плохого случится, если я испробую новое? Да, стоит такая нетрадиционное сгущёнка подороже милых сердцу исконных баночек, но ведь не каждый день я её ем.
Я сделал над собой волевое усилие и купил дорогую сгущёнку в мягком пакете без единой синей или голубой нотки в палитре. И вуаля! Внутри оказалась та самая прекрасная "советская" сгущёнка из моего детства. В следующий раз я купил пакет с другим рисунком - и там тоже была отличная сгущёнка. С тех пор я практически никогда не вытягивал пустых билетиков. А всего-то нужно было взять на вооружение два правила:
1) Не покупать самые дешёвые товары в линейке,
2) Не обращать внимание на степень схожести дизайна этикетки с тем, что было во времена царя Гороха.
Абсолютно идентичная история параллельно развивалась и с красной икрой. Традиционные "советские" зелёные баночки то горчили, то были слишком пресными, то, наоборот, оказывались ядовито солёными. И так продолжалось долгие годы, пока я не додумался купить икру в стеклянной таре не за 200 рублей, а за 550. А потом вообще потряс устои и перешёл на пластиковые пресервы. В итоге я полностью сосредоточил в своих руках закупку икры для домашних застолий и увлекательная лотерея сменилась унылой, почти предсказуемой стабильностью.
От выбора алкоголя мои родственники тоже были отстранены. Так что "Советское шампанское" больше никогда не оскверняло наши новогодние столы, желудки и вкусовые сосочки.
А вот моя двоюродная тётя, которая периодически спрашивает, понравился ли мне подарок Якубовичу в прошлую пятницу, так по сю пору и сетует, что нынешняя икра уже давно не чета прежней. Надо ли говорить, что икорные банки любого, кроме зелёного, цвета попросту находятся вне зоны её восприятия реальности.

«Мужчина для женщины – средство: цель же всегда – ребенок.»

У меня есть две (два?) коллеги, одна бухгалтер и другой — начальник отдела, холостяки оба. Или как это – свободные, но не в поиске. Так нечаянно получилось, что я знакома с их семьями, поверхностно. Может, поэтому я до сих пор кашляю: много сигарет было скурено в курилке, слушая их истории. Вы спросите – как это, с их семьями? Да просто, встретившись однажды, полностью расстаться невозможно.

Алина симпатичная, в молодости была прям яркая. Когда она была еще в старшей школе, один парень из компании ребят постарше взял ее за руку, заглянул ей в глаза, и сказал, что она будет его женой. Шутки-шутками, но он ее всерьез добивался. Как только она получила аттестат и ей исполнилось восемнадцать, забрал ее к себе в — к тому времени у парня была своя квартира, и немаленькая.

Как ей удалось сбежать, она и рассказывать-то не хочет. Парень вырос без матери, мать ушла из семьи, когда ему было лет двенадцать. Отец занимался такими вещами, о которых нельзя упоминать за обедом. Соответственно, отношение к женщине у парня было примерно такое: с одной стороны, он боготворил женщину-мать (которая его предала, по сути), с другой – все остальные женщины для него были грязными девками.

У Алины была квартира, деньги, и много запретов. Нельзя было общаться с родственниками. Нельзя было иметь подруг. Нельзя было надевать такую-то одежду, выходить куда-то, говорить по телефону, и в общем, он страшно боялся ее потерять. Побег был делом опасным, но она справилась. Я спросила, что с ним теперь. Его давно уже нет, ответила Алина. – Через несколько лет, по законам бизнеса.

Ее второй был очень милый. Спокойный, добрый, хотел детей. У них прекрасная девочка, умничка, красавица. Брак Алина регистрировать не стала, хотя он очень даже настаивал. К тому времени Алина уже отучилась, хорошо зарабатывала, родители уехали жить на дачу, и они очень уютно жили вдвоем.

Все поехало под откос, когда Алина забеременела и родила. Поскольку Алина умеет считать, выяснилось, что теперь у нее был не один ребенок, а два. Все заработанные деньги он приносил в семью, до копейки. И потом точно так же до копейки их забирал: на машину, на бензин, на продукты, и так далее. Алина стирала его одежду, гладила его рубашки и брюки, покупала ему одежду, готовила ему то, что ему нравилось, и при это некоторое время вела статистику расходов по позициям.

Вышла на работу, стала дико уставать. В какой-то момент ей надоело тянуть двух детей, и она попросила его уйти. Он страдал. У него была депрессия. Я спросила Алину – а как же дочка, без отца? – Почему без отца? – ответила Алина. Он приходил, занимался с ней. Он даже больше времени стал с ней проводить. Я спросила Алину, -- а как же любовь? Алина пожала плечами. – Если честно, я не могу сказать, что любила его. – Где он сейчас? – Да тут неподалёку, иногда наведывается.

Пал Саныч – начальник отдела – это Орёл. Он настолько нарциссичен, что хвалить его – одно удовольствие. Он расцветает, и принимает похвалу с таким достоинством, что поневоле чувствуешь себя счастливой. Ведь так редко удается сделать кому-то приятное. У Пал Саныча была жена, учительница, завуч или что-то в этом роде. Очень изящная, очень ухоженная, очень спокойная женщина, которая родила ему пухлого ласкового мальчика, в котором души не чаяла.

Пал Саныч завел себе любовницу. Истеричка-любовница приятно щекотала ему нервы. Все-таки жена-душечка была такой душной, что ну ужас просто. Жена случайно узнала об этой связи. А также она выяснила, что плодом этой связи является двухлетняя – к тому времени уже двухлетняя – девочка. Жена сказала, знаешь, что самое страшное? Что за все эти несколько лет я ни разу не почувствовала, что происходит что-то не то. Я подумала, да, это действительно страшно.

Он не пришел на бракоразводный процесс. Но их все равно развели. Любовница сказала, что он, Пал Саныч, ей нахрен не сдался, что она хотела только ребенка. Пал Санычу негде жить, он снимает квартиру, и он ходит жаловаться на женщин старушке-маме.

Росстат, 2022 год: браки: 7,2 на 1000 человек населения. Разводы: 4,7 на 1000 человек населения. Естественный прирост населения, 2024 год: -5,0 на 1000 человек населения.

"Если швейцарские офицеры соответствуют своим ножам, то их можно ловить сачками." (М.Веллер)
В молодости, лет эдак с 14-ти, я тупо не понимал, зачем в комплект советского классического складного ножа обязательно входит такая хрень, как штопор. Она, эта хрень, постоянно рвала карман джинсов. От привычки таскать в кармане складной нож я избавился после армии, но...
Но !
Гомеостатическое мироздание© отомстило причудливо, десятилетия спустя, как это водится у них, у мирозданий. Кто ж знал, что чем страна "пляжнее", тем меньше в ней винной культуры ?
Приехав однажды купаться в славный приморский город Хакó, Коста Рика, я обнаружил, что забыл дома штопор (тип "сомелье", он же "нарзанник", нержавеющий, с логотипом Martini). Не уложил в карман рюкзака, собираясь на побережье.
Ну как "обнаружил" ? купил бутылку вина, пришёл на пляж, удобно расположился... и оп-па ! открыть пробку нечем.
Ладно. Спросил в ближайшем супермаркете - у них штопора нет ! Спросил в дальнейшем супермаркете - у них штопора нет !! Я даже нашёл бар, открытый раньше 5-ти часов вечера - у них тоже штопора нет !!!
Привёз неоткупоренную бутылку домой, как в анекдоте. И озаботился покупкой складного ножа со штопором.
Угадайте: нашёл ?
Щаз-з-з, концепция складных ножей давно изменилась. Никаких тебе штопорóв. Месть мироздания, ага.
Теперь у меня ДВА штопора тип "сомелье" - один постоянно лежит дома, другой постоянно лежит в кармане рюкзака.

Встать!
-- В класс вошла математичка по кличке Железная Лэди.
На строгом теле туго облегало платье, строгая прическа с узлом на затылке, за все годы не разу не улыбнулась – лицо всегда неподвижно, как будто замороженное.
Если кто-то запнулся, ожидался суровый приговор: "Садись! Два. Когда выучишь, тогда и отвечай без запинки!"

Отличники знали это и старались не дать математичке шанса обвинить их в незнании, поэтому часто бормотали несвязно между ответами.

На перемене Юрчик поразил всех: "А я видел математичку пьяной, в брюках и с мужиками около ресторана!" Это было в начале 70-х и никто ему не поверил.

Более правдоподобным было бы, если бы он сказал, что математичка живёт на Марсе и каждый день прилетает в школу.
Юрчик обиделся, что ему не верили и пытался рассказать детали, что даже сам не мог поверить видя её с разными мужиками раньше около ресторана, но только вчера решился подойти и удостовериться, что это действительно математичка!

Смотря на старые школьные фото, вижу и понимаю математичку по-другому: спившееся лицо, постоянная головная боль от перепоя, глаза полные ненависти к детям, работе. Опустошенная жизнь одинокой женщина за 40.

Сравнивая её с другими типажами, прихожу к выводу, что все строгие люди очень несчастны, ненавидящие всеми фибрами своей души саму рутину жизни, так и окружение, людей.
Для них уже ничего не в радость и единственное утешение – это алкоголь, часто с развратом и кутежами.

Едем с дачи, Верею проехали и наблюдаю классную картинку - из-за автобусной остановки, точнее из-под задней стенки, торчат голые женские попки.
Видимо пассажиркам одной легковушки (стояла на обочине рядом) приспичило и они побежали "в кустики", но в кустах страшно и вот решили, что достаточно зайти за остановку и никто ничего не увидит. В общем встали в ряд, повернулась спиной к дороге, спустили штанишки и присели.
Одного не учли, что стенок всего две и между задней и землёй просвет в полметра....