Копии историй

Литератор Григорий Свирский кроме всего, писал воспоминания.
... вот как он описал дело ветерана войны, танкиста, писателя Рудольфа Бершадского.
Заседание Союза писателей СССР по этому делу проходило 1 марта 1953 года. Председательствовал на нём Константин Симонов. В дни истерии, вызванной сообщениями советской прессы о "деле врачей -убийц", несколько энтузиастов, среди которых была и осведомитель ГБ Шапошникова, член редкол-легии журнала "Москва", взломали рабочий стол Бершадского в редакции "Литературной газеты". И обнаружили там начало заказных фельетонов с проклятиями "врачам-убийцам", которые Бершадский не передал для публикации. Ручкой на белом листе было выведено. "НЕ МОГУ.НЕ ЗНАЮ - КАК" Шапошникова выступала на этом заседании свидетелем. Стенограмму заседания записал втихую очевидец, присутствовавший на заседании писатель Григорий Свирский.
ШАПОШНИКОВА: В исторические дни, когда газеты "ПРАВДА" и "ИЗВЕСТИЯ " непрерывно публикуют материалы об убийцах - евреях, об этих Вовси, Этингерах, Литературная газета" как в рот воды набрала. Агент "Джойнта" и сионистов Бершадский
Крики из зала" Диверсант"! Агент империалистических разве-док! Иуда, продавший страну за тридцать сребреников! Пусть выступит, скажет свое слово! Враг за тридцать сребреников! Враг должен держать ответ! У стола президиума появляется весь в боевых орденах, полуглухой, сгорбленный инвалид войны, ветеран, танкист Бершадский. - Товарищи, нет сил говорить. Пусть скажет товарищ Свирский.
Свирский: Рудольф Бершадский командовал артиллерийской батареей. Прошел от Сталинграда до Берлина. Изранен. В теле осталось множество осколков. Имеет боевые ордена.
Зал затих. Мне показалось, что сейчас все скажут: Что же мы творим. Но в этот момент поднялся со своего места в президиу-ме благовоспитанный, находчивый Константин Симонов. И спас положение. Мягко грассируя и как бы в раздумье, он произнёс речь, о которой месяц говорила вся литературная Москва и которую мы никогда не забудем. Привожу речь Симонова, я записывал за ним дословно .
СИМОНОВ Да - ( я услышал в голосе состраданье, но и желание решительно преодолеть жалость к врагу)
- Бершадский действительно храбро воевал. О его подвигах многократно писали газеты. Но (и тут Симонов нанес коварный удар) за какие идеалы воевал Бершадский? За кого он рвался в бой? Конечно же за идеалы сионизма. Космополитизма. Он воевал за Ротшильдов, Рокфеллеров, за реакционное еврей-ство. Бершадский - враг русского народа. И должен понести наказание по всем статьям. Симонов сел на место. В зал вошли люди в штатском. И увели Бершадского под руки. Костыль за ним нес я.Бершадского арестовали. А через несколько дней умер Сталин.Берия реабилитировал всех, кто проходил по делу врачей обвиняемым. Объявил на всю страну, что дело сфабриковано. Бершадского выпустили. Он приехал ко мне. Через несколько дней мы отправились в Союз писателей, где Симонов читал для учителей Москвы доклад о советской литературе. Мы как ни в чем ни бывало сели на первом ряду. Бершадский одел свою тюремную робу. Он смотрел в упор на Симонова. Симонов побледнел. Отпил из стакана с водой, попытался продолжить.
И вдруг Бершадский поднялся, взял костыль, подошёл к столику президиума. Переложил костыль в правую руку. И неожиданно для всех, нанес Симонову удар костылем прямо в лицо, Симонов упал вместе со стулом на спину. В зале раздались выкрики: " МИЛИЦИЮ, ВЫЗОВИТЕ МИЛИЦИЮ!" В это время с пола поднялся Симонов. Утирая кровь, текущую из рассеченной брови. - Не надо милицию, мы с товарищем Бершадским друг друга поняли.
- Я тебе не товарищ - произнес Бершадский. Ты ничем не отличаешься от наших врагов, с которыми мы воевали. Я фашистам никогда товарищем не был. И никогда не буду - закончил Бершадский, развернулся и заковылял в сторону выхода. Я шел за ним. Симонов молчал, опустив глаза в пол. Учителя безмолвствовали!

Было яркое мартовское воскресенье. За домом растаял каток. Когда я прибежал туда, то увидел следующую картину: отец сидел на коленях на санках и, отталкиваясь лыжными палками, катался по растаявшему катку. При этом он пел арии на итальянском языке. Голос у него тогда хотя и был уже испорчен, но всё равно было и достаточно громко, и ясна основная мысль. Вдоль ограждения стояла толпа зевак. Почему-то мое первое впечатление было, что ему ноги трамваем отрезало и он как юродивый ковыляет на инвалидной тележке. Схема движений была удивительно схожа. Я бросился его спасать – папочка! папочка! Воды было на катке по щиколотку, я моментально промок, а отец истерически хохотал, пел песни, вода волнами расходилась от санок. Ему было хорошо. Наконец, увидав меня, он стал кричать, чтобы я «моментально вышел из воды» (потом я месяц болел).

Д. Галковский