Ученые решили проблему с питанием в космических миссиях: они разработали инкубатор, который подавляет патогены в экскрементах, но сохраняет питательные вещества
На выходе будет биомасса, которую можно есть, после испытаний прототип могут доставить и на МКС.
Желающих стать космонавтами резко уменьшилось.
10 декабря 2022
Остальные новые истории
Меняется каждый час по результатам голосованияНачало https://www.anekdot.ru/id/1360991/
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
14 апреля 95г.
— Здравствуйте! Ну-с, проходите в моё царство–государство. Каким ветром занесло?
— Вспомнил, что днём ты в мастерской.
— Не всегда, но чаще всего… чаще всего…
— Мы недалеко были. Пытались Вере сапоги приобрести.
— Что так? С женской обувью сейчас, кажется, неплохо.
— И нехорошо. Всё слишком уж… модное.
— Запрос ясен… Так, я сейчас чайку организую. Правда, к чаю только конфеты и печенье.
— А лимончик?
— Есть мелисса, луговая мята, душица…
— Душица… с коньяком…
— Вы всё-таки купили!
— Просто так, по случаю.
— В Апрашке?… по случаю?!
— Из дома.
— Та-ак… Вера Михайловна, так что с сапогами тире коньяком?
— Максим сказал, что к Вам зайдём. Вот я и предложила взять. На всякий случай.
— Ладно. Коньяк с чаем — значит с чаем. Я буду чай с коньяком.
— …У тебя тут и лежачок есть!
— Редко пользуюсь. Только днём иногда.
— Почему?
— Как с Мариной стали вместе жить, ночевал здесь только однажды, когда они с мелкой к бабушке ездили. Не люблю спать один.
— Не пользуешься спросом? По тебе не скажешь.
— Внешность обманчива. Вы знаете, каких трудов мне стоило Маришку охмурить!
— Уж больно привередливая она у тебя.
— Что есть — то есть. За это её и люблю… Так, чайничек поспел. Рассаживайтесь.
— Впервые вижу творческий беспорядок, который меня не раздражает.
— Наверно, потому, что это мой беспорядок.
— Наверно… Можно?…
— Здесь почти всё можно.
— Скажи, пожалуйста, какая у тебя сверхзадача?
— Вот так сразу и про сверхзадачу!
— Уай нот, как говорят англичане?
— Можно подумать, — ты изучал театроведение или историю изобразительного искусства!
— Я много чего изучал.
— Какая тут может быть сверхзадача! Вот ты садишься за обеденный стол. У тебя есть сверхзадача?
— Как минимум — не умереть с голода. Что в этом плохого!
— Ничего. Всё правильно и — главное — логично.
— Но я не равняю кусок хлеба…
— …с маслом!
— Хорошо, пусть будет с маслом!… Я не ставлю в один ряд хлеб и твой «шоколад для души».
— Браво! Так меня ещё никто не комплиментировал! Дай пять.
— Я и не так могу… Так что насчёт сверхзадачи?
— Да хрен её знает… Ваяю, как Бог на душу положит.
— А это?
— А-а… После выставки осталось. Баловство.
— Мне нравится.
— Не только тебе… в Академии выставлял.
— Почему же так сразу — баловство!
— Вера, а почему Вы не пьёте?
— Я Вас слушаю. Вдруг что интересное пропущу.
— Ой, да я Вам этого интересного столько могу понарассказывать, — уши завянут!
— Вот и рассказывайте, от Максима редко что услышишь толковое.
— …Ве-ер, ну, что ты меня уж так!…
— Не оправдывайся… Продолжайте, Антон.
— Макс, что тебя привлекло в этом триптихе?
— Я старше тебя. И воспитывался, соответственно, на классиках соцреализма. Не могу представить эти вещи в последней четверти двадцатого века.
— Действительно. Ты имеешь в виде Союз?
— Наверно.
— За бугром подобный стиль давно был, и почти так же давно умер.
— Почему?
— Кому-то из наших атлантов от скульптуры пришла в голову мысль, что стилизация есть признак мастерства. Вот и повалили все, кому не лень. То есть, наоборот. Все, кому лень.
— В этом месте поподробнее, пли-из.
— Понимаешь, есть два основных способа самовыражения. Либо в детализации образов, либо выражение собственной идефикс любым способом. Подчёркиваю — любым! И лишь истинные гении способны сочетать и то, и другое.
— Ладно, это я дома на досуге разжую. А стилизация? Что ты имеешь против неё?
— Всё. Это метода для ленивых. Внешней вылизанностью можно сойти за профи, а непонятливостью, невнятностью образов — за гения, чуть ли не нового пророка. Хотя, должен признать, встречаются самородки. Я не из них.
— Ну, что ж ты себя! Или тебе об этом кто-нибудь из ваших… «атлантов» сказал?
— Я, как вы могли уже заметить, чаёвники мои дорогие, и сам не дурак. Правда…
— Всё-таки дурак?
— Нет, кроме шуток… Было у меня несколько работ, которые приводили в смущение.
— Где они сейчас?
— А-а, была не была. Плесни-ка мне в чашку мужского напитка!
— Лови… глоточек счастья.
— …Пару лет назад… Видишь миниатюрочку?… Так вот… Через неделю–другую после неё я сделал ещё одну… Мелочь есть?
— Есть какая-то. Зачем?
— Сейчас покажу… Так, что там у меня… Годится… Вот, смотри. Семь монет. Шесть по периметру и одна в центре. Мы хорошо их видим, никаких заумных сверхзадач в голове не возникает.
— Если я буду пить один, то возникнут.
— А ты не пей… Теперь представь себе существо, которое живёт в двухмерном пространстве. Представил?
— Вера, ты представила?
— …Макс, я тебя спрашиваю.
— С трудом.
— Я тоже. Метаболизм, вероятную биохимию не обсуждаем. Для начала ответь на простой вопрос, — сколько монет это существо может видеть?… Вера, не наливайте ему пока, а то ответа не дождёмся
— Семь!… Так, стоп… Не семь, что ли?… шесть?!
— Именно так! Причём — заметь! — не одномоментно. Для того, чтобы увидеть седьмую, ему придётся либо проникнуть внутрь, либо научиться воспринимать как мы — трёхмерно.
— Та-ак… Остановимся на…
— Не надо. Всё взаимосвязано. Если достанет прозорливости, чтобы проникнуть внутрь, то так и до третьего измерения докарабкается. Всё понятно?… вопросы есть? Вопросов нет.
— Только денюжки твои на скульптуру не похожи.
— А мы их в сторону… Я решил сделать нечто… Среди монокристаллов много красивых… Чушь какая! Они все красивы сами по себе. Я не стал изощряться, и остановился на пресловутом числе «семь». На поверхности было шесть собачьих барельефов. И всё.
— А седьмой?… седьмая собака!
— Внутри.
— И тебе не лень было её лепить, чтобы засандалить внутрь куска глины?
— Максим, я её не лепил. Я просто представил, что она там есть.
— Вера, плесни мне чайку… Хорошо, — ты представил, а как это представить зрителю?
— Некорректный вопрос, — не в обиду тебе. Миниатюры уже нет.
— Продал?
— Я поставил её на просушку вместе с той самой. То ли оттепель была, а я не учёл, то ли режим сбился… Через пять минут раздался громкий «бум-ц», и мои собачки разлетелись на мелкие кусочки.
— Жаль… Ты не пытался повторить?
— Каюсь, — была такая мыслишка. Недолго.
— Почему?
— Собачки сделали свою работу, прикрыли собой то, что для меня было важней.
— Мистика прям какая-то… Ты в это веришь?
— Вера, объясните своему мужу, что с Вами происходит в моём присутствии.
— Не надо, Антон. Мы… в общем-то… сапоги… не очень-то и хотели. Вы понимаете?
— Ну, как вам мой чай?… повело?
— Что ты туда намешал!
— А вот это и будет темой нашей беседы.
Продолжение следует…
Самый смешной анекдот за 29.11:
Если Набиуллина считает, что инфляция разгоняется потому, что у людей слишком много денег, и поэтому надо повышать ключевую ставку, то, может быть, она назовёт уже наконец фамилии этих людей?