Остальные новые истории

Новости Первого. Былое и думы.

Дорогой Первый канал! А можно, чтобы и в наш аул на полмиллиона человек высадился десант из двадцати двух кандидатов и докторов медицинских наук, как ты показываешь чуть не каждый день в новостях? Чтобы все-все стандарты Минздрава и Минсоцразвития были соблюдены, в аптеках были все лекарства, нас никто бы не посылал в место, где могут угробить и зарезать любого пациента - МОНИКИ?

Мы, жители маленького городка, многого и не просим. Многие из нас жили на БАМе, в индустриальных гигантах Сибири, перекрывали Лену, Енисей, были потомками строителей Воркуты и добывали алмазы в Якутии.

Но нам непонятно, как при недокомплекте в 89 врачей у нас могут появиться здоровые дети, как нам самим выжить, если на 10 микрорайонов по 50 тысяч человек осталось по 3 врача плюс недавно выпущенные молодые фельдшеры?

Как жить без хирургов, физиокабинетов, лоров, окулистов, ортопедов, нефрологов, неврологов, гастроэнтерологов, пульмонологов?

Чем мы все провинились перед тобой, Первый канал? Приедь, пожалуйста, к нам, мы недалеко живем.

С уважением, жители заМКАДья.

Немецкие сказки вместо традиционного «…и жили они долго и счастливо» обычно заканчиваются фразой «…и если они ещё не умерли, то живы и по сей день».

Уважаемые читатели! Други и Подруги!

На свой страх и риск я опубликую на этом сайте свою повесть о моем поротом детстве.

О чем она – о моём детстве в 8-9 лет. О том, как меня воспитывали, наказывали, и как я учился жизни. Я вылил, показал в повести всю свою маленькую Душу за то время.

Может кого-то стошнит, а может кому-то понравится.

Я начал писать эту историю по просьбе одного из моих давних друзей в виде рассказика для тематического сайта, а потом втянулся, загорелся и получилась повесть.
Для удобства чтения, чтобы не утомлять читателей, я разбил повесть на главы, целиком она слишком длинная.
В начале каждой главы будет заглавие:
Привет из детства, глава №…. и ее название.

ИТАК Привет из детства

Предисловие


Однажды, перебирая старые фотоальбомы, я наткнулся на тонкую серую бумажную папку. На ней красовалась сделанная детской рукой надпись печатными буквами «Совершенно секретно» и тщательно вырисованная печать. Внутри оказались несколько рисунков, выполненных цветными карандашами и пара писем маме. Рассматривая эти детские рисунки, я с удивлением вспоминал как, когда я их делал, и что на них изображено. Каким чудом это сохранилось, сам удивляюсь. Эти рисунки оказались буквально посланием мне от меня же из прошлого, приветом от того счастливого мальчишки, для которого многое было впервые.

Глава первая
ДЕД
В то лето, когда мне было лет десять, я был направлен родителями под присмотр бабки в живописное местечко на окраине небольшого северного городка. Место для меня было новым, бабка переехала туда к новому деду из большого города за пару месяцев до моего прибытия. Наш двухэтажный деревянный дом стоял на берегу широкой и быстрой реки прямо напротив старой крепости. У приемного деда было несколько лодок, на которых мы с ним иногда рыбачили. Он доверял мне управлять мотором, (гребля веслами была моей обязанностью), водить лодки по извилистым протокам в камышах, но никак не давал мне разрешения взять даже самую простую из лодок и походить на веслах одному. А как хотелось! Хотя бы недалеко, в пределах видимости с берега. Дед не был жадиной, как я поначалу считал, он давал пользоваться лодками приезжим туристам, и ребятам чуть старше меня, но мне нет. Я долго терпел, пока однажды он не отдал одну из лодок моему почти сверстнику. Тут я «вскипел»:

- Почему ему можно, а мне нельзя?!!! – накинулся я на деда.

- Рановато еще, – невозмутимо ответил он.

- А ему не рановато??? – кричал я.

- Ему можно, - дед хмыкнул в усы, - тебе пока нельзя, - и ушел без дальнейших объяснений. Обидно было до слез. Кинулся к бабке, но получил полное непонимание:

– Не хрен тебе вообще на речку соваться! А про лодку вообще на хрен забудь, мне ваших рыбалок и так хватает, плаваете, хрен знает где, ищи вас потом! – бабка была без комплексов на словцо.

Я попытался понять, чем же я отличаюсь от этого счастливчика, получившего разрешение от деда. И понял – наглостью! Точнее полным ее отсутствием у меня. Этот мой сверстник мог запросто возразить взрослому в разговоре, не послушаться, не сделать то, что ему указано, нарушить почти любой запрет. Поняв это, я решил действовать так же.

Я взял лодку без разрешения. Выбрав время, когда дед отлучился из дома, я взял ключи, и, забрав из сарая нужные весла, отпер замок на цепи лодки и отправился в первое в жизни самостоятельное плаванье. До сих пор помню свой восторг от сбывшейся мечты.
На лодке я переправился через реку и прошел по каналу крепости. Точнее это не канал, а полоса воды между берегом с крепостью и вытянутым островком на реке. Я причаливал в самых интересных местах – у большого камня, на пляже (маленький пятачок песка среди зарослей побережья), под ветвями огромного дерева, свисающего над рекой, на островке. Каждый раз, причалив, я вылезал из лодки и наслаждался полной свободой в своих действиях, т.е. ничего конкретно не делал, но балдел от самой возможности в любой момент отчалить и уплыть куда захочу. Время пролетело вмиг. Когда я возвращался, на мостках меня ждал дед. Он молча смотрел, как я завожу лодку на место (я старался попасть точно, и это получилось), креплю цепь, тащу в сарай тяжеленные весла. Я был горд собой – просто молодец, показал, что умею управляться сам! Теперь он в меня поверит и даст лодку! Но не тут-то было. Когда в сарае я ставил весла на место, дед вошел вслед за мной, включил свет и прикрыл дверь.

- Деда, прости, что без спроса, - весело сказал я ему, ожидая похвалы.

Дед мрачно смотрел на меня.

- Деда, я только покататься…. Я же вернул… - моя веселость испарилась под его взглядом.

- Иди-ка сюда, - подозвал он.

- Куда? – почувствовав недоброе, струсив, промямлил я.

- Сюда, ко мне, - он указал на верстак, на который опирался.

Я послушно подошел. Неожиданно дед схватил меня за шею и нагнул, прижав лицом к верстаку.

- Что стервец, думаешь все можно?! Я же запретил тебе! Кто позволил?! – яростно прохрипел он мне в ухо.

Я жалостливо попискивал, уже жалея о своем поступке.

- Я тебе разрешил?! – дед одной рукой содрал с меня плавки до колен и задрал майку под свою шершавую ладонь, как клешней намертво прижавшую мою голову. Я попытался закрыть обнажившуюся часть тела руками, но тут же с криком их отдернул, получив по запястьям очень болезненный удар чем-то узким и гибким.

- Ты руками-то не маши, не поможет!

- Не надо, прости-ииии, больше не буду…,- заныл я, пытаясь вывернуться из под придавившей шею руки, - не наааадооооо….

- Да вот надо! – зло хрипел дед, не обращая внимание на мои попытки освободиться, - держи, что заслужил! Руки убери, побереги, не пощажу.

Я послушно поднял руки на верстак, надеясь на снисхождение, и впервые в жизни был выпорот. Дед хлестал аккуратно по заднице, не задевая спину и ноги. Было больно, я пытался закрываться руками, но каждый раз получал по ним удар и напутственное – «Убери!» - и он продолжал. Мой визг, дрыганья, слезы и обещания так больше не делать никакого эффекта на деда не производили. Попытка быть похожим на наглого сверстника была подавлена в зародыше. Я был сломлен. Стыда не было, но было осознанное чувство вины и беспомощности. Под конец экзекуции дед меня даже не держал, я послушно терпел, плача в голос, дергаясь, но боясь выпрямиться. Впрочем, он не свирепствовал, увидев мое обреченное непротивление, а может просто «выпустив пар», он остановился.

- Поднимайся, - проворчал он миролюбиво, - ладно уж.

Я наконец выпрямился, продолжая реветь, и вдруг увидел перед собой на верстаке прут, брошенный дедом. Именно им он меня хлестал. Я схватил его и с силой зашвырнул в дальний угол сарая, будто он был виноват в случившемся. Дед только усмехнулся.

- Ты штаны-то одень, злиться потом будешь, и нечего реветь, не так уж больно-то было. Я больше злился, полдня поджидая тебя с ключиками.

Всхлипывая, я натянул плавки и поправил майку поверх. Только тут до меня дошло, какую ошибку я совершил, уплыв с ключами от заботливо запертого сарая. «Ох дурааак… ну как же не подумать о том, что ключи-то нужно было повесить обратно! Может дед и не заметил бы отсутствия лодки, ему лишь бы в своей мастерской покопаться».

Дед был «самоделкиным», в его сарае можно было увидеть модели каких –то механизмов, на стене висел настоящий воздушный винт от аэросаней, в углу стоял старенький мотоцикл «Москва», на стеллажах вдоль стен была разложена масса всяких железок, коробочек, паяльники, ножи, рубанки и еще хрен знает чего, назначение которого мне было непонятным. Посреди сарая красовался недоделанный каркас легкового автомобиля, который дед мастерил уже не первый год. Чаще всего деда можно было найти именно в этой его мастерской, поглощенным пилением, сверлением, шлифованием какой-то железки. А тут он видать уперся в запертую дверь, и ключей на месте не нашел, зато наверно долго любовался на меня, плавающего в угнанной лодке.

- Идем со мной, - дед открыл дверь сарая.

Мы вышли на берег реки. Уже темнело. Дед молча всматривался в противоположный берег. Вот тут-то мне стало не по себе – я осознал, что он только что сделал со мной. Лицо запылало при мысли, что об этом кто-либо еще узнает.

- Видишь вон тот бережок? – он указал на маленький белеющий пятачок песка среди зарослей через реку, до него было метров триста.

- Вижу, я там был – буркнул я, потирая через плавки пострадавшее место.

- Вот доплывешь до него и обратно, тогда забирай лодку, твоя будет, - твердо произнес дед и приподнял к себе мое лицо за подбородок, внимательно глядя в глаза, - обещаю, а до того даже не думай. Еще раз возьмешь без спроса, свет белый не мил покажется, тоже обещаю, - он легонько пошлепал меня по щеке, - Утрись. Пойдем в дом.

Дома ни я, ни он не обмолвились бабке ни словом о происшедшем. За ужином дед обыденно обсуждал какие-то жизненные вопросы, иногда взглядывая на меня тускло и безразлично, но про то, что случилось ни слова. Я был ему за это благодарен и даже простил его, уже представляя себя хозяином обещанной лодки.

продолжение следует

Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/

Полрумба влево

— Вот удача! Даже промывать не придётся.
— Тоха, глянь колёса.
— Кажется, вполне.
— Какое вполне! На первой же яме диски полетят.
— Ладно, подкачаем… Все?
— Задние… Больше шестидесяти не поедем.
— …Посмотри, — теперь нормально?
— Сойдёт… Тоха, в монастырь заедем?
— Бензина хватит?
— Не твоя печаль… Ну так заедем?
— Там смотреть не на что, — развалины.
— Фрески покажу. Эх, красота будет, когда отреставрируют!…
— От наших властей дождёшься.
— Тох, а Тох, ты долго нехристем жить собираешься? Мусульмане твои покрестились уже.
— Они мне…
— Что «они мне», — не указ? Тебе сам Бог велел, а ты всё выпендриваешься. Смотри, Господь долготерпелив, — было бы кого терпеть.
— Не чувствую…
— Кого, Бога?… а с чьей помощью лечишь, задумывался?
— А если дар пропадёт?
— Тем лучше. Значит, не от Бога и был. Давай, дядька, решайся.
— Поехали в монастырь.
— Добре… Запаха нет?
— А от меня?
— Кто сегодня за рулём?
— Давай у гаишников спросим.
— Шутник, блин… Садись в машину, кому говорю! Хватит сопли жевать.

— Откуда ты про них узнал?
— О прошлом годе на выставке в «Галере» познакомился с одним мужиком, он здесь работает в художественной школе. Всё облазил–разглядел.
— Не ожидал, честное слово.
— Я тоже… Добираться неудобно… Надо будет своих привезти. Валюхе будет приятно, да и девчонкам полезно.
— Нюшке-то какая польза!
— Нехристь ты, брат, хоть и хороший человек… Вот… Был бы мне кумом. Зять-то из тебя получился никакой.
— Решил надавить на мозоль?
— Только не булькай. Держал бы сестру в кулаке, — может, по-другому всё и сложилось. Молодая ж была, глупая.
— А кто бы меня научил! Отец умер — мне пятнадцать было. Да и мама никогда слова поперёк ему не говорила. Я думал, — все такие.
— Думал–думал… Слышь, индюк стоеросович, давай на вокзал заскочим.
— За каким лядом!
— Позвонишь Марине, пока не поздно.
— Хорошая идея, спасибо Виталик.
— А я свяжусь с Эрнандо, чтоб дожидался.

— C приездом! Проходите… Под дождь не попали?
— Стороной прошёл. Да мы в машине.
— А глина?
— Ну… повозились бы.
— Сейчас… я для сугрева сердечного глинтвейн вам приготовлю.
— Мы не замёрзли.
— Для сердца, друг мой неразумный, для сердца! Нечего голимый портвешок в топку заливать.
— Этот бальзам ты называешь портвейном? Что же тогда мы покупаем в магазинах!
— Понятия не имею. Наверно дрянь какую-нибудь. Ничего, что я так?
— За неразумного ответишь… Тоха, что с тобой!
— Где я…
— Антон!… Эрни… что делать!…
— …Антон, присядь… успокойся… Ты меня узнаёшь?
— Амир?… где Соня?
— Я Эрнандо, Эрни. Ты меня помнишь? Это Виталий.
— Где моя Соня!…
— …Тоха, это я, успокойся… Да у него глаза закрыты!…
— Часто с ним такое?
— Какой-то новый сюжет… Антон, приляг, я тебя укрою… вот так… Пойдём на кухню.

— Что с ним происходит?
— Не знаю. Уже давно. Раньше просто обмороки были… По выходе рассказывал всякие чудеса. Я думал, — бред, сон. Всё, что угодно. Пока однажды… Нет, — дважды… Он меня от смерти спас.
— Как?
— Были на Сенном рынке… Выходим к Московскому, метров двадцать осталось… Он вдруг встал и стоит. Я ему, — ты чего?… Я думаю, отвечает. Ну, думаешь, — значит так надо. И буквально секунд через тридцать лобовое столкновение, одну машину выбрасывает прямо на то место, где мы должны были идти. Такое месиво было! Проще было закрасить, чем соскрести… А второй эпизод — вытащил меня буквально из-под колёс. Он вообще машины как-то чувствует. А сам за рулём никогда не сидел.
— Странные провалы… Как будто человек в двух мирах одновременно. Только какой перетянет…
— Вчера укладывались на ночлег, а он, — выключи магнитолу, заела. Одну песню десять минут уже слушаю… Ну да, радио заело. Ты про такое слышал?
— Читал.
— Серьёзно? Где!
— У Кастанеды. Не думал, что столкнусь в жизни с чем-то подобным.
— Креститься ему надо.
— Пожалуй… Выпить хочешь?
— Налей. Не засну после такого представления.
— Кто такая Соня?
— Девушка, которую он любил. Погибла четыре года назад… Он мне как старший брат! А я ничем помочь не могу!… Разве это справедливо, а?… Ну что за гадство такое…
— Иногда… решают не люди.
— Кто решает! Бог?
— Не тебе так Бога поминать.
— А-а… блин… Налей ещё, да пойдём спать… Никуда завтра Антона не повезу. Обойдётся его Мариночка, потерпит.
— Тогда на боковую.

— Антон, поговорим?
— Не сейчас, Вит… Сворачивай налево.
— Ты домой собираешься?
— Собираюсь, — надо хотя бы глину закинуть… Сначала в церковь.
— Наконец-то.
— Тебе-то какая с этого выгода!
— Прямая.
— Расскажи.
— А поймёшь?
— Вит, я похож на дурака?
— Нет, ты похож… Евхаристическое общение.
— Что это такое?
— Вот и всё. Дальше продолжать не вижу смысла… Или поймёшь сам, или тебе никто не сможет объяснить.
— …Зелёную крышу видишь?
— Не только крышу… С тобой сходить?
— Подожди в машине.
— С Богом.

— Здравствуйте, батюшка. Вы отец Олег?
— Да.
— Меня зовут Антон. Мне о Вас рассказывала Нина Соколова, художница. Она занимается в моей группе… интегральной йоги … Правда, это не совсем йога. Йогическая садхана , — философия, психология.
— Я не знаком с ней. Наверно речь идёт о настоятеле храма. Он тоже Олег.
— Простите… Я, собственно… по другому вопросу. Я хочу принять православное крещение.
— А почему в нашем храме?
— Не люблю и не хочу суеты, её мне в городе хватает.
— Приходи завтра. Захвати крестик, полотенце, немного денег.
— Сколько?
— Сколько не жаль… Молитвы какие знаешь?
— «Отче наш…» только.
— Скверно. Надо бы с тебя ещё «Символ Веры»… Молитвослов есть?… Ах, да, не до молитвослова… Зайди в лавку при любом храме, — наша сегодня уже закрыта. Выбери попроще, чтоб мошну не облегчать. Да смотри, — сдури на церковнославянском не купи! Не поймёшь ведь ничего поначалу.
— Спасибо за совет, батюшка. Церковнославянский я изучал.
— Дожили… Язык изучал, а ни одной молитвы не сподобился… Иди уж, иди с Богом.
— Спасибо, батюшка.

— …Когда?
— Завтра.
— Оперативно. Поздравляю.
— Не с чем пока.
— В Церкви с древних времён было понятие оглашения. Это когда человек принял решение и начал готовиться ко Святому Крещению. Во время службы такие даже в храм не допускались. Так что ты теперь оглашенный, на один день.
— Понятно… Давно в церковь ходишь? Родители у вас, кажется, не очень радели.
— С тех пор как попал к Крылову. Он сказал, что старпом–атеист ему на борту и на дух не нужен.
— Увидишь — передай от меня спасибо.
— Не увижу. Я за него Богородице свечку ставлю.
— Завтра и я поставлю.
— Эх, хорошо-то как!…
— Давай помолчим.
— Давай.
— Что там дома…

— Привет, Мариш, как вы тут?
— Нормально… Привет.
— Соскучился…
— Тош…
— Полинка дома?
— Телевизор смотрит.
— Я сейчас!…

— Тоша!… Где ты был… я по тебе скучала…
— Я тоже скучал, моя радость… Мы с Виталием привезли белую глину.
— Белую–белую?… как молоко?!
— Как сметана. Я тебе кусочек отломлю, какой захочешь.
— Тоша, ты сегодня больше никуда не поедешь?
— Придётся ехать, Полюшко. Сейчас вместе пообедаем, и поеду. А завтра вечером насовсем.
— На озеро сходим?
— Сходим, обязательно сходим! И я, и ты, и мама. Постараюсь не задерживаться.
— …Антон, я собрала на стол… Полина, мыть руки.
— Иду, мам.

— Странная твоя Марина сегодня какая-то.
— Отдохнула от меня.
— Нехорошо, если так.
— А что делать! Надеюсь, завтра всё поменяется.
— Ну, чем поделишься?
— Надо делиться?
— Пора. Ты помнишь, что с тобой вчера происходило?
— Помню.
— И как нам быть?
— Никак.
— Эрни предположил, что ты как будто застрял между мирами.
— Тоже мне, специалист. Начитался книжек…
— Твоя версия?
— Скорей между временами.
— Это как?!…
— Смотрю на тебя, а вижу… иногда… отца, или кого из старых друзей… или… того парня…
— Нихрена себе!… С женщинами так же?
— Хуже… Заново переживаю все чувства… Чем больше живу… чем больше людей…
— Ты же взорвёшься как Ф-1 !
— Не взорвусь. Нашёл способ.
— Через лечение?
— Нет, Виталик, я же объяснял тебе много раз, — я не лечу, я только пропускаю через себя эту силу.
— Тогда что?
— Начал писать.
— Стихи?!…
— И прозу.
— Вот это да!… Давно?
— Ещё Соня была жива… Перед отъездом перечитал свои письма к ней. Они помогли найти ответы на некоторые вопросы.
— Как же допустил вчерашнее!
— Иногда не успеваю сориентироваться. Фактор усталости, или нервного напряжения, бессонница, алкоголь…
— Ты поосторожней, пожалуйста, ты нам нужен.
— Опять?
— Пацанов воспитать не сумел, а с девками у тебя ладно выходит. Не забыл, что у меня их две? Одна надежда на тебя.
— У жены спроси.
— Валюхина идея.
— Ну, ребята, вы даёте…
— …Тох, а как это, — в разных временах?
— Неуютно… Смотришь на ситуацию как со стороны, и ничего не можешь сделать. Так себя иногда жаль, — хоть плачь.
— Напугал ты меня вчера, ох напугал. Про Эрнандо вообще молчу. У него очки на носу чуть не лопнули.
— Приедем, — я ему расскажу. Мужик вроде бы надёжный.
— Не сомневайся. У него связи не только среди вшивой интеллигенции.
— Где ещё?
— В соответствующих органах.
— Не стукач?
— Наш человек. Если что случится…
— Я ни с чем подобным не связываюсь, ты знаешь.
— Ничего я не знаю, как выяснилось… Ладно, готовсь, Эрни что-то тебе припас.
— Вит, припаркуйся на Владимирской.
— С какой целью?
— Заскочу в Собор, — молитвослов купить, новый крестик.
— Пойдём вместе. Может, и себе что присмотрю.

— Какой собираешься брать?
— Батюшка советовал серебряный.
— Правильный батюшка.
— А Нине Борисовне при встрече пистон воткну. Подставила, старая пепельница.
— Когда успела!
— Могла бы предупредить, что там два Олега.
— Где?
— В Лисьем Носу.
— Ты говорил, что будешь там креститься?
— Я сам только сегодня узнал.
— Ну и за что полагается пистон?… Остынь, Тох… Мелочь есть?
— Зачем?
— Нищим подать.
— …На, держи.
— Э, нет, брат! Сам, всё сам. Ты теперь у нас почти православный.
— Всем?
— Не критично… Лоб хотя бы перед входом… Поклонись… Пойдём, я знаю, где у них лавка.

— Как состояние?
— Спасибо, Эрни, всё хорошо.
— Вит, принеси вина. А я пока начну «историю еврейского народа»… Зира и Серхат — беженцы из Ферганской долины. Из всей родни только им удалось уцелеть. Остальные погибли.
— Амир писал, как по улицам Чирчика раскатывали БТР. Он даже стволы из тайников достал.
— Ребятам повезло, что Серхат родом из Ленинграда. В общем, — бежали практически с пустыми руками, но приехали не на пустое место. Другим повезло меньше.
— Что с Зирой?… по моей части?
— А я ведь не знаю ничего про «твои части».
— Кто говорил про «все говорят»?
— Это в общих чертах.
— Желудочно–кишечный тракт, голова, молочные железы у женщин. Владею мануалкой. С остальным сложнее. Рак, — ты знаешь, могу только диагностировать, немного снять боль. Но это уже чревато.
— Синдром Кашпировского.
— Какие симптомы?
— Скорей признаки. Несколько раз увозили на «Скорой», — полежит, врачи кругами походят, а потом отправляют домой. Средне–статистический диагноз — общее недомогание на фоне нервного напряжения. Ты понимаешь, — как только узнают, что она из Ферганы, так им сразу «всё ясно»… Хорошая женщина, надо помочь.
— А если не получится?
— Должно получиться.
— Поступим так… Через два часа пусть приходит. Я часик подремлю, потом немного пройдусь до Измайловского и обратно, и буду готов. Вы с Виталием на это время сваливаете.
— Куда?… на сколько?
— Да хоть в кино идите, лишь бы вас не было в квартире!

Продолжение следует…