Повторные истории

Ивановичи, Пантелеймоновичи и Владимир Владимирович. Сказка

Жили в деревне два брата: Иван и Пантелеймон. Иван был мужик работящий, женился рано и на ладной девке и растил славных работящих ребятишек. А Пантелеймон пил и дебоширил. Ни одной девке как муж он не был интересен, и если бы жизнь шла естественным чередом, то род Пантелеймона скоро закончился бы на нем самом.

Но тут на лозунге "Фабрики – рабочим, землю – крестьянам" в стране победила революция. Новая власть пришла в деревню к Ивану и Пантелеймону и переделила всю землю поровну.

Для Пантелеймона началась новая жизнь. Он женился на деревенской шалаве и стал обзаводиться детишками. Но от старых привычек он не смог отказаться. Чтоб кормить семью, Пантелеймон распродавал свою новую землю и через несколько лет оказался батраком. Батрак из него получился, разумеется, никудышный, и если бы жизнь продолжалась естественным порядком, то род Пантелеймона закончился бы, теперь на его детях.

Но тут Пантелеймону повезло еще раз. Новая власть придумала, что для строительства социализма ей не хватает городского пролетариата, а недостающий пролетариат можно раздобыть в деревне. Деревенским пролетариатом были объявлены батраки, а работящие крестьяне – деревенской буржуазией. А чтобы социализм строился быстрее, власть стала создавать деревенские фабрики – колхозы – и ставить начальниками туда, разумеется, деревенских пролетариев.

Так худшие в деревне были объявлены лучшими. А для Пантелеймона наступили золотые времена. Как наихудшего, его поставили командовать колхозом. У Пантелеймона зачесались руки на своих односельчан. "Я помню, как вы меня выпороли на деревенской площади, когда на воровстве поймали. Зато теперь вы все у меня попляшете!"

При таких начальниках работящему народу стало тошно жить в деревне. Дети Ивана – Ивановичи – стали уезжать в город. Но следом туда потянулись и некоторые Пантелеймоновичи. Главный революционный идеолог провозгласил, что социализм – это учет и контроль, и эту деятельность Пантелеймоновичи охотно оседлали. Ивановичей они сюда категорически не пускали, блюдя классовую чистоту своих рядов.

Из Пантелеймоновичей вышли подхалимы, вороватые заведующие складами и многочисленные тупые начальники. Пантелеймоновичи стали любимым объектом советской сатиры. Товарищ Огурцов из «Карнавальной ночи» - это типичный Пантелеймонович.

Но внезапно советская власть закончилась. Перед Пантелеймоновичами встала необходимость делать что-нибудь полезное, за что можно было бы получать деньги. Пантелеймоновичи заметались, многие из них впали в депрессию.

Но тут Пантелеймоновичам опять несказанно повезло. В результате невероятного стечения обстоятельства один из них пролез на самый верх: стал президентом страны. И стал быстро расставлять родных себе людей по хлебным должностям. Хотя некоторым из Пантелеймоновичей должностей не досталось.

Современного Пантелеймоновича, будь он при власти или нет, гложет комплекс неполноценности. Но он не хочет честно сказать: "Да, я из воровского отродья. Да, это мой род разваливал и продолжает разваливать прекрасную страну. Но лично я своими делами постараюсь хоть немного компенсировать то зло".

Созидательная деятельность не для него. Пантелеймонович лучше будет высказываться, что весь русский народ ни на что не годен, тайно надеясь, что такие высказывания превращают его в отдельный вид. Пантелеймонович будто не знает, что пословица "на воре шапка горит" есть в любом языке.

Надеяться, что эта гниль вымрет сама собой, больше не приходится. Впереди большая борьба.

Сей случай произошёл в 80-е годы в Уральском политехническом институте. В те годы в Свердловске училось много монгольских студентов, но встречались среди них и китайцы. Один, как говорится, чёрт — узкоглазые. И вот один такой "наш младший брат" грыз в меру своих китайских сил гранит науки, а также тихо и скромно проживал в студенческом общежитии. А общага, если кому посчастливилось узнать — это большая коммуналка, где все знают своих соседей, иногда даже и дружат, а, бывает, и делят общую скромную студенческую трапезу. Бывало, делились и своими домашними заготовками и секретами своих родительских кухонь. И вот однажды на шумной студенческой вечеринке, где каждый старался блеснуть своими кулинарными способностями, этот китаец принёс скромные пирожки с мясом, вложил, так сказать, в общую копилку. Среди довольно небогатой студенческой трапезы эти пирожки быстро оказались "приговорёнными ", причем особенно понравились они девчонкам за нежный пикантный вкус мясной начинки, да и ребята с удовольствием использовали их как закусь под выпивку. Китаец, парень в общем-то неплохой, весь сиял от радости за успех среди однокашников своих кулинарных способностей. Под конец уже вечеринки вздумалось на свою беду одной девчонке поинтересоваться кулинарным секретом пирожков, дабы самой порадовать гостивших здесь своих родителей. Сияющий как новый пятак китаец не заставил себя долго уговаривать. На ломаном, но достаточно понятном, русском он рассказал следующее. Берется глиняный горшочек и наполняется доверху рисом. Поливается водичкой, закрывается и ставится в теплом месте на несколько дней. И вот появляется опарыш - червячки беленькие такие. Ждём, когда в горшочке вместо риса останется один опарыш, а потом уже всё просто: солим по вкусу, закатываем в тесто — и в духовку. В наступившей тишине были слышны только весьма характерные желудочные позывы. Затем стол с остатками пирожков и другой еды был сметен и опрокинут, а всех девушек просто как сдуло. Некоторые до туалета добежать так и не успели. Самые стойкие, а скорее всего просто самые пьяные ребята порывались бедного китайца спустить в унитаз или скормить ему насильно остатки его пирожков вместе с тарелками и кастрюлями, в которых они когда-то лежали. Лишь вмешательство студкома и зам. декана остановило скорую и неизбежную расправу. Вот так. А китаец, так и не доучившись, вскоре вернулся на свою родину.