Новые истории - основной выпуск

Петр Иванович Еремеев, известный в определенных кругах как Петя Сова,
сидел в переговорной комнате, уютно расположившись напротив меня в
кожаном кресле для особо важных клиентов, и разъяснял мне суть своего
изменившегося мировоззрения.

- Ты пойми, Андрюха, - проникновенно говорил он, - на хлеб с маслом я
себе уже давно заработал. И на колбасу с сыром. И на икру черную тоже.
Бизнесом я занимался уже тогда, когда ты еще в школе учился. И каким
бизнесом! - Петр Иванович улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. Зная
репутацию Пети Совы, мне даже не хотелось представить себе, чему он мог
улыбаться. Потратив на воспоминания несколько секунд, Петр Иванович
продолжил: - Но, знаешь, Андрюха, начинает доставать меня вся эта суета…
Да и здоровье уже не то. - Я украдкой окинул взглядом крепко сбитую,
пышущую жилистой силой фигуру Петра Ивановича и сочувственно покивал. -
Не мальчик я уже, чтобы бегать на разборки… то есть… гм… совещания там
производственные… Да и вообще. У меня, понимаешь, в последнее время все
больше какой-то философский взгляд на жизнь складывается.

Петр Иванович внимательно посмотрел на меня своим философским взглядом,
под которым я невольно поежился, и развил мысль дальше:

- Я на мир хочу посмотреть, книжки почитать, на которые в молодости
времени не было, с сыном своим отношения наладить, о внуках будущих
призадуматься… Понимаешь?

- Понимаю, - с готовностью отозвался я. - Устаете от предпринимательской
деятельности?

- Ага, - согласился Петр Иванович. - И от нее тоже.

- Так чем мы можем вам помочь?

- Значит, не понимаешь, - вздохнул Петр Иванович. - Я частным инвестором
хочу стать.

- Э-э… - произнес я в некотором замешательстве. - В каком смысле?

- Что значит - "в каком смысле"? - вскинул брови Петр Иванович. - Ты,
Андрюха, что-то тормозишь… Деньги у меня свободные есть, хочу их вложить
во что-нибудь… Ценные бумаги, депозиты, фьючерсы какие-нибудь… Мне,
знаешь ли, теперь пора жить на проценты, дивиденды и прочие спокойные
доходы. Вот будете делать мне достойную прибыль каждый месяц - тогда
смогу подумать о том, чтобы отойти, наконец, от дел… - Петр Иванович
мечтательно улыбнулся. - Буду просто вашим VIP-клиентом, блин…

Я испытал, как говорится, смешанное чувство. Любой банкир на моем месте
обрадовался бы такому VIP-клиенту, как Петр Иванович Еремеев. Но я ни на
секунду не забывал о том, что Петр Иванович был не только инвестором с
большим личным капиталом, но и авторитетом с богатым жизненным опытом. У
меня, конечно, не было достоверной статистики смертности банкиров,
имевших дело с Петей Совой, но интуиция мне подсказывала, что какая-то
смертность все же имела место.

- И какую сумму вы хотели бы инвестировать? - бодро осведомился я.

Петр Иванович назвал приблизительную сумму, после чего я сиплым голосом
уточнил:

- Вы уверены, что хотите вложить всю эту сумму именно через наш банк?

- Андрюха, - отечески усмехаясь, ответил Петр Иванович, - ты не боись! Я
в тебя верю. Как сейчас помню, как ты лихо тогда управился с акциями
того мясокомбината… Наша братва… тьфу, то есть наш… этот… совет
директоров высоко оценил твою работу. За что ты и получил хорошие
комиссионные, ведь так?

Я без особого энтузиазма признал его правоту. Теперь статистика
смертности банкиров, работавших на Петю Сову, нужна была мне немедленно
и позарез.

- Значит, так, - резюмировал Петр Иванович. - Вы мне реквизиты счета
пришлите по факсу. Где-то дня через два-три начну зачислять деньги, а вы
там… это самое… инвестируйте.

В этот момент я осознал, что решение уже, собственно, принято. Петя Сова
решил стать VIP-клиентом нашего банка - и стал им. Господам банкирам
выбора он попросту не оставил.

- Что ж, я немедленно доложу президенту нашего банка об итогах наших
переговоров, - заверил я и откашлялся.

- А чего ж… Доложи, доложи. - Петр Иванович благодушно ухмыльнулся. -
Думаю, возражать он не будет…

***

Президент банка и не думал возражать, когда я примчался к нему на
доклад. Он просто побледнел, истребовал от секретарши чашечку кофе,
отхлебнул половину, плеснул в кофе коньяку до краев и опустошил чашечку
двумя мощными глотками.

Через пятнадцать минут мы смогли рассуждать здраво.

- Так какую доходность для своих инвестиций он хочет? - слабым голосом
поинтересовался президент.

- Он сказал что-то про достойную ежемесячную прибыль, благодаря которой
он сможет отойти от дел. - Я прикинул в уме и сообщил, сколько, по моим
расчетам, Петр Иванович привык тратить каждый месяц. Президент сглотнул,
попросил у секретарши еще одну чашечку кофе и, совсем расстроившись,
спросил:

- И куда же мы можем вложить его деньги, чтобы "отбить" такую норму
прибыли?

- Не знаю, - честно признался я. - Денег он, конечно, дает много, но при
сегодняшних рыночных ставках нам не заработать столько, чтобы Петр
Иванович мог спокойно уйти на заслуженный отдых…

- Нужны нестандартные инвестиции, - веско предложил президент, чему
возразить было трудно. Президент нашего банка всегда умел выдвигать
бесспорные предложения. Воплощать их в жизнь приходилось обычно мне.

Спустя две недели инвестиционный портфель частного инвестора Петра
Ивановича Еремеева был заполнен просроченными долговыми обязательствами
и сомнительными векселями целого ряда фирм - клиентов банка, а также
бросовыми акциями специально отобранных акционерных обществ. Учитывая
качество таких финансовых вложений, номинальная их доходность
превосходила все наши смелые ожидания и исчислялась сотнями процентами
годовых.

Превращать номинальную доходность в реальную пришлось мне лично. Я
посетил руководителей и собственников тех компаний, ценные бумаги
которых мы приобрели для Петра Ивановича, и в предельно простой форме
объяснил, что их кредитором либо совладельцем стал не кто иной, как Петя
Сова. Кроме того, я сочувственно предложил им сделать выводы о
перспективах неуважения к правам такого частного инвестора, как П. И.
Еремеев.

Еще две недели после этого президент глушил коньяк без кофе, а я
прикидывал маршруты возможной экстренной эвакуации из России. Потом
безнадежные векселя начали чудесным образом погашаться, просроченные
долги - вдруг постепенно возвращаться вместе со штрафами и пенями, а по
мусорным акциям были объявлены неслыханные дивиденды.

…Сейчас я готовлю очередной отчет Петру Ивановичу и заранее подбираю для
новых "нестандартных инвестиций" кандидатов, на которых имя такого
частного инвестора, как Петя Сова, могло бы произвести должное
впечатление. Мне не в чем себя упрекнуть. В конце концов, пора заставить
недобросовестные компании уважать права инвесторов, разве не так?

Шен Бекасов http://www.bekasov.ru/shen/bank.htm

Светлый образ тещи в русском анекдоте
(и откуда он берется)

На той неделе приехал к нам гости мой отец на пару недель (в прошлый раз
он гостил у нас года три назад). В пятницу, как обычно, приехала мама.
Совместно они выгуляли внуков в бассейн и, сдав вахту, сели попить чаю.
Захожу я в кухню, и мама спрашивает:
- Скажи, а почему эта собака ходит в футболке?
По соседнему участку, за огораживающей сеткой, гордо дефилирует лабрадор
Макс в обтягивающей черной маечке.
- У него на спине рана, - объясняю, - а он все время повязку срывает и
спину себе расчесывает. Вот и одевают его, чтоб не достал.
Папа слушает наш диалог с выражением все нарастающего ужаса и наконец
спрашивает маму - почему-то шепотом:
- Скажи, а почему ты его... ТАК назвала?
- А как я его назвала? - удивляется мама, также понизив голос.
- Ну... псом... - совсем смущается папа.
- Так он ведь и есть пес!
Папа только смотрит на нее с ужасом и не знает, что сказать. Мама
недоумевает. Подхожу к окну...
Ну да. С папиного места не видно соседнего участка. Зато виден кусок
нашего участка и мирно занятый там чем-то мой муж. В футболке.

Еду в автомобиле (не новая десятка). По старой памяти (я - бывший
сотрудник МВД) - еду не так, как предписано правилами, а как мне
удобнее. На прямой, хорошей дороге - 140. Ну и пусть, что по городу.
Закон бутерброда - гаишники с «фонарем». Машет жезлом. Останавливаюсь
метров через 40-50-60. Сдаю назад. Ну, думаю, пипец, вечер начался (а я
еще и под 1-2-3 мя банками пива). Выхожу.
Гаишник - молодой, лет 20-22-24, выражение лица - явно доволен
наметившимся пополнением семейного бюджета, но изо всех сил это
скрывает, пытаясь позиционировать себя как сурового и неприступного
стража порядка.
Сую ему документы (пока без «не лишних» бумажек).
Процедура стандартна и выверена до мелочей: «сержант, фамилие, полк ДПС,
посмотрите на радар: превышение, время 1 минута, куда торопимся? »
Я: « Знаю. Виноват. Трщ. Сржнт. , тороплюсь, куда деваться то? »

А, надо сказать, в разговоре с Гаишниками - всегда признавайте свою
неправоту (даже если вы правы на 200 %). Запомните: трамвай и гаишник -
всегда правы. Это как прилив и отлив - смиритесь с этим.
У них, понимаете, проложены рельсы, с которых они съехать могут только в
самом крайнем случае. Т. е. при определенном (причем, достаточно
сильном) воздействии извне.

Он: «Пройдемте в машину»
Обреченно плетусь.
Переходим через дорогу к ГАИшной шестерке.
Сажусь на переднее сиденье, за рулем - тоже Гаишник (ничего себе, думаю,
развелось их ;) - постарше, лет 35-ти. Молодой садится назад (тема то
интересная, как бы не проехала мимо кассы).
Начинается беседа: «Куда торопимся, почему нарушаем, почему не повышают
зарплату милиции? » И прочие глобальные проблемы человечества.
Ну и легко угадываемый финал: «Что будем делать дальше? »
Ну е-мое, не пиво же будем пить, что за глупые вопросы? Осторожные,
млин, стали какие…
Рельсы, впрочем, давно проложены, трамвай едет, куда ему следует, т.е.
разговор медленно но верно двигается к выяснению моего финансового
состояния на момент разбора полетов: начинается упорный торг. А
торговаться я умею - дай боже! (Гран мерси моему папашке). Убеждаю их в
том, что 1,5 тыс. руб. за такой пустяк (ну че там, превышение на 80 км.
- не 150 под литром водки) - это грабеж и я имею право на вооруженное
сопротивление. Парни ржут в голос, азартно спорят.
Вдруг!!! Сильный удар!!!! Служебная шестерка пролетает сколько-то метров
(не считал, не буду врать) вперед по обочине… В голове шумит прибой…
«Бип-пииии-бип-бип-биииииииип... » - возмущенно пробормотал старший гаец
некоторое время погодя.
«Биииип-пииии-бип-бип-пиииии…» - согласился с ним тот, что помоложе.
(цитировать дословно не буду - историю могут читать маленькие дети)
Вид у нас у всех, скажу без всяческих прикрас, как минимум ох%евший…
Бледные лица ГАИшников смотрелись невыгодно на фоне ярко-зеленой
униформы…(а щас они ходют в модных зеленого цвета жилетках поверх ППСки)
Выходим из авто-аха-мобиля, смотрю - в задницу нашим любимым гайкам
въехала потрепанная (даже без учета «поцелуя») копейка. Зато с
тонированными стеклами в круговую, мажорными брызговиками ярко синего
цвета. Движений в копейке - ноль. Шальная мысль проскочила - хана
пацану, жив ли? Ну и попал он, судя по лицам ГАЕК, на все деньги.
Гайка что постарше на негнущихся ногах подходит к копейке, стучит в
окно. Окно открывается (такое впечатление, что в этой, извиняюсь,
трахоме, - стеклоподъемник от мерседеса), оттуда высовывается пьяная
физия не маленьких размеров. Увидев человека в гаишной форме он
обрадовано: «Братан, подскажи как до областного ГАИ доехать? »
У ГАИШНИКА ШОК!!! СТУПОР!!!
Ситуация: нет слов, одни буквы. Да и те не цензурные.
Я обрадованно подумал: теперь точно им не до меня (грех конечно,
радоваться чужому горю, но не мы такие - жизнь такая ;) - трамвай съехал
с рельс и, вероятнее всего, намотает владельца копейки на кардан (или на
чем там у трамвая колеса крутятся?) Как известный всем питон Каа,
Гаишник шикнул мне, что я свободен, и то, что здесь сейчас будет - не
для чужих глаз. Я отвечаю: «Поял, не дурак», - и в темпе быстрого вальса
сливаюсь с места весьма вероятной гибели собрата по несчастью.

Светящиеся искренней радостью лица проезжающих автолюбителей были
несомненным подтверждением народной любви к сотрудникам ГИБДД….

Реально! Устроился работать в одну конторку. Шеф - видный чувак,
компьютер видел только на картинках - вощем "нуль". Решил "пробить"
себе мониторчик по-крупнее (до меня админ выбил-таки себе ЛСД - у всех
остальных стоят "телевизоры"). Подхожу, мол так и так, он - пиши
обоснование, заявление и т. п. Сказано-сделано. Написал, передал через
секретутку. Вот че вышло:

Заявление:

В связи с тем, что по работе мне приходится сталкиваться с различными
программами, то в процессе работы у меня возникает много открытых окон,
которыми мне приходится постоянно пользоваться. Ввиду того, что у меня
стоит 15`` монитор, то информация на нем видна недостаточно хорошо.
Прошу выделить средства для покупки 17 или 19`` монитора.

Далее, прикол, а точнее резолюция шефа (читать сидя):

Тов. ****** объяснить, что на работе у него вообще стоять не должен, тем
более такой длины. А насчет окон пусть обращается к слесарям
арендодателей - пусть забьют их намертво.

(Секретутка бумагу не принесла, а приползла)

Вопрос о переименовании Ленинграда обратно в Питер был поднят сразу
после провала путча, в 1991. Прохожу я в те дни мимо стихийного митинга
общества "Память" (было такое, кто помнит) и слышу, как оратор призывает
сменить имя города с Ленинграда на Санкт-Петербург. Его главным
аргументом было то, что Ленин, оказывается (какой ужас), был на четверть
евреем. Смыть позор с города, по мнению оратора, можно было, лишь срочно
переименовав город в Санкт-Петербург.
Очень хотелось сказать ему, что САНКТ-Петербург назван не в честь царя
Петра 1-го, а в честь святого Петра, который, понятно, был евреем на все
100%.
P.S. Сказать - не рискнул. Ушел молча, зато целиком.

Телецентр, 2 часа ночи, срочные монтажи - завтра эфир, никуда не
денешься. Так как процесс явно затягивается, решили с подругой сходить
на второй этаж, в круглосуточный ларек за "хлебом насущным". Перед нами
- паренек, судя по виду, не вылезал из Останкино дней несколько. Стоит
перед кассой и медитирует, глядя на витрину. Очень медленно поднимает
глаза на продавщицу и также медленно заказывает:
- 5 халвов, э-э-э-э-э.... халвей..... и одну водУ!

Мы долго ничего не могли заказть от смеха, хотя речь шла просто о
кусочках халвы, завернутых в красненькую фольгу.
Нда, отдыхать, товарищи, надо!

Встали на перекрестке. Я по сторонам. Говорю Элине:
- гляди, какой мужик симпотный... Красссаааавец!!!
Она в ужасе на меня воззрилась и шепчет:
- и это, блядь, с ТАКИМ зрением ты за рулем?????!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Бедняжка. До коллежа ехала очень задумчивой...

Коротенькая история: дочь 5-ти лет вчера спросила, почему ее не назвали
Красной шапочкой, хорошее ведь имя.....

Как выигрываются споры.
Уж не помню, что за праздник справляла тогда наша компания, но то, что
действо происходило в квартире приятеля, расположенной на девятом этаже
панельного дома, отложилось в памяти надолго.
Серега, парень довольно мощной комплекции, и имеющий какие-то там
спортивные разряды, при очередном перекуре на балконе, глядя в темноту
бездны, брякнул, что знает такой случай, когда пьяный мужик, упав с
аналогичной высоты, выжил и отделался легким переломом чего-то.
Саня, небольшой мужичок, не имеющий никаких спортивных разрядов, даже по
шахматам, но будучи заядлым спорщиком, тоже посмотрев вниз, и не
согласился.
Слово за слово, спор перерос в активное брызганье слюной с приведением
научных и псевдонаучных доводов. В общем, по-русски говоря - назревала
драка. Когда все теоретические доводы были исчерпаны, и единственным
аргументом оставались безумно-злобные взгляды оппонентов, дело перешло в
практические действия. С криком:
- А вот сейчас мы проверим! - Серега ухватил за шкирку упирающегося
Санька, подтаскивая его к перилам балкона.
И вот теперь догадайтесь, кто выиграл дискуссию?

Чудо в герметике

Чудо, чудо!
Яви нам чудо!
(«Праздник святого Йоргена»)

Хмурым, наполненным пессимизмом утром понедельника 198* года, ровно в
8.45 утра мне было явлено чудо.
Грохнула дверь, и в чертежный зал нашего КБ ворвался Главный
конструктор. Главный обладал чудовищной административной энергией. С
утра до вечера он, подобно громадной петарде, метался по территории
завода, рассыпая вокруг себя матерные искры и мобилизуя личный состав на
преодоление и свершение. В конце квартала шеф приобретал свойства
волны-частицы, и его практически одновременно можно было увидеть в
выпускающем цеху, у заказчиков и технологов. Единственной формой
существования этой административной материи было движение: все служебные
вопросы решались на бегу, дверь своего кабинета он никогда не закрывал
и, общаясь с подчиненными, имел привычку нетерпеливо постукивать по
столу увесистым кулаком с татуировкой в виде якоря. В молодости наш
Главный служил во флоте, откуда вынес чрезвычайно образный язык и умение
без видимых последствий употреблять несовместимые с жизнью количества
спиртного.
- Вот, - не здороваясь, сообщил Главный, - принимай нового конструктора.
Между прочим - отличник! Прошу, как говорится, любить, жаловать, и
вообще… а я в - цех!
- Анатолий Гри… - вякнул я, но шеф уже трансгрессировал.
«Новый конструктор» молча разглядывал меня, хлопая серыми глазищами. У
«нового конструктора» была отличная фигура, густые пепельные волосы и
кукольное личико. Вообще, было в ней что-то от изящной, дорогой, но
хрупкой елочной игрушки, которую осторожно берешь в руки, боясь нажать
чуть посильнее и сломать. О том, чтобы «любить и вообще» не могло быть и
речи, я почему-то было уверен, что при, так сказать, чувственном
контакте, она с тихим, печальным звоном разобьется. Бывают такие
девушки. Звали ее Викой, но всем было ясно, что на самом деле к нам
пришло «Чудо».
До появления нового сотрудника боевой состав нашего КБ выглядел
следующим образом.
Имелся ведущий конструктор по изделию, которого я за два года работы так
и не запомнил в лицо, потому что он постоянно пребывал в
загранкомандировках в каких-то черно-желтых странах. Население этих
стран, едва спрыгнув с дикорастущих пальм и вкратце освоив ходьбу на
двух конечностях, на следующем этапе развития ощутило потребность в
тяжелых РЛС управления войсками, которыми, собственно, наша контора и
снабжала половину земного шара.
Имелся также бывший ведущий конструктор по изделию, Марк Яковлевич,
разжалованный за нехарактерную для еврея тягу к употреблению. Марк
Яковлевич дорабатывал последний год перед пенсией, поэтому толку от него
не было никакого. Целыми днями он просиживал в своем углу, отгороженный
от жизни, света и воздуха шкафами и кульманами. Там он чем-то шуршал и
скреб, как огромная, пожилая и осторожная крыса, временами распространяя
по залу ядовитые спиртовые эманации.
Дамы морщились и с лязгом открывали окна в алюминиевых, кривых от
рождения и опасно вибрирующих рамах.
Основную ударную силу нашего КБ составляли как раз дамы. Напротив меня
за соседними столами прилежно трудились «двое из ларца» - маленькие,
седенькие, в одинаковых белых халатиках, Екатерина Васильевна и
Валентина Васильевна - специалисты по проводам и кабелям. На завод они
пришли, похоже, одновременно с Советской Властью, поэтому все отраслевые
справочники знали наизусть и нередко демонстрировали цирковые номера,
расписывая по памяти контакты какого-нибудь сумасшедшего разъема. Кроме
коммутационных изделий они интересовались способами скоростного
выращивания овощей на дачных 6 сотках и кулинарными рецептами, которые
вырезались из журнала «Крестьянка» и вклеивались в особую тетрадь.
Была еще Галя, сорокалетняя девушка на выданье. Ее
взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и
запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением
разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли
хорошо, и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую
капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и
чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда
очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в черную
депрессуху, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась
проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов.
Были, конечно, в КБ еще техники, чертежники, но главная беготня по
цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом
лежала на моих плечах. Еще один конструктор был совершенно необходим, и…
мы его получили.
До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на
различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на
следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью
здоровенной спортивной сумки.
- Что это? - удивился я, забирая у нее сумку.
- Конспекты! - гордо ответило Чудо, - у меня хорошие конспекты! Вот,
физика, матан, экономика отрасли… Ведь они же мне обязательно
пригодятся, правда?
- Правда, - горько вздохнул я, - идите получать готовальню.
Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили
на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке,
с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело.
В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных
подвига: порезалась при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилась
тушью, и, в довершение ко всему, прищемила палец рейсшиной кульмана.
Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время
прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых
«Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым
нравам советского пролетариата, Чудо прибывало на рабочее место слегка
придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж,
утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане
закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо
приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К
обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у нее
отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи
радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты
ящиков, ящичков и сундучков вызывали у нее «зависание». К концу рабочего
дня ватман оказывался протертым до дыр, а ластик - до кости. Чертежом и
не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу,
которую было невозможно испортить.
Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился
герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана
с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались,
поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым
в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау.
- Ну и что? - удивился я, - сходи в сборочный цех, да возьми на всех,
кстати, извещение технологам отнесешь.
Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку-клип и убыло.
Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как
вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В
тишине кто-то приглушенно ойкнул. Я выглянул из-за кульмана.
В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая
тетка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала
наше Чудо. Зареванное и растрепанное Чудо было заляпано размазанными
зелеными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что
Марк Яковлевич в своем углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь.
- Ваш ребенок? - густым басом спросила технолог, - забирайте!
- Господи, Вика, что случилось? - спросила Галя, усаживая Чудо на стул.
- Я отдала технологам извещение, - всхлипывая, начало рассказывать Чудо,
- и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула
рукой и прили-и-и-пла!!!
Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего
герметика, цапнула свежеразведенный, и попалась. Чем больше она пыталась
отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зеленых, вонючих
нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и
начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не
упало в обморок.
- А один сказал, - хныкало Чудо, что, пока я не отлипла, может, они…
может, меня…. а-а-а!!!
Чудо вообразило, что ее и вправду собираются изнасиловать, и задумалась,
что лучше - закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный
пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала.
Спасла ее тетка-технолог. Одним привычным заклятьем она разогнала
мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила
оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью.
Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное
впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с
понедельника перешла на работу в комитет Комсомола.
Так мы остались без Чуда…